Место третьего

Извлекаю из сумки складной нож, который отец подарил мне ещё на десятилетие. Тогда я думал, что лучше бы получил робота на батарейках или компьютерную игрушку, но после первого года в школе несколько раз мысленно благодарил за своевременный подарок. Конечно, на ножах я ни с кем не дрался, но пару раз он помогал мне отогнать кого-нибудь из местной шайки. В основном это было ещё до знакомства с Хироши, как раз в то время, когда на меня уже повесили ярлык заносчивого сволочного маленького ублюдка. В аптечке у меня припрятан антисептик, и почти весь флакон я, не жалея, выливаю на лезвие. Не слишком поможет, учитывая, что ножу ещё предстоит изрядно поваляться в кармане, но хотя бы совесть будет чиста.

Два часа тридцать минут. Я уже полностью готов и стою в коридоре. Терпеть не могу ждать — от этого только нервы натягиваются, а мне сейчас нужна холодная голова и ясный рассудок. Решив, что идти всё-таки лучше, чем стоять, выхожу, запираю дверь и направляюсь в корпус, где располагается кабинет Ритсу, по дороге проговаривая про себя слова заклинания.

Два часа пятьдесят минут. Я перед дверью Ритсу. Стою и пялюсь на ручку, пытаясь успокоиться и перестать волноваться. Но выходит отвратительно. Чем дольше тянутся минуты, тем явственнее ощущается поднимающаяся снизу живота паника. Минами поступил со мной слишком жестоко, распрощавшись в пятницу и не предложив встретиться хотя бы накануне. Это специально, чтобы я два дня себе места не находил и всё продолжал дёргаться и сомневаться. Никаких напутственных слов, никаких подбадриваний — только время и место, откуда я выйду уже со своим Бойцом. Или, может, ещё и не выйду. Вдруг он правда передумал? Вдруг приготовил какую-нибудь гадость вроде проверки или чего-то ещё?

Внезапно за дверью раздаётся грохот, я машинально отшатываюсь. Что там творится-то? Ритсу решил со злости разгромить кабинет? Или на радостях?

И сдавленный, но громкий голос:

— …Вы захотели!

Ясно. Ритсу там не один. И как я не подумал об этом? Значит, они уже там, ждут меня, а я, как обычно, должен эффектно возникнуть в распахнутых дверях. Ну-ну. Страсть Минами к театральности уже порядком утомила.

Смотрю на часы — без пяти. Нет, ещё рано. Уже разворачиваюсь, чтобы прогуляться до окна, но тут слышу голос Минами, очень отчётливо слышу — наверное, он к двери подошёл:

— Ты мой лучший ученик. Я старался подобрать тебе лучшего партнёра.

Да? Да что вы говорите?! А мне вы сказали, что я всего лишь один из какого-то там списка, и что вы вообще не торопились с поиском пары. Тут два варианта: либо Ритсу сейчас ему просто заливает, либо Ритсу действительно ко мне присматривался, но не подавал виду…

— Я знаю! Я… Я всё время… — чёрт, совсем не узнаю в этом болезненном бормотании ровный спокойный голос Соби. — Я всегда думал, что вы дадите мне своё Имя.

Что?! Вот так поворот событий! Это и есть тот «другой исход», о котором говорил Ритсу?

Всё, ни к какому окну я уже не отхожу. Напротив — прилипаю к двери, чтобы не упустить ни одного слова. Кажется, сейчас я узнаю что-то… что мне наверняка не понравится.

— Ты же знаешь, я не могу. У меня уже есть Боец, — в голосе Ритсу такая усталость: видимо, он объясняет это уже не первый раз.

— Но он же умер!

— Это неважно. И не имеет никакого отношения к делу. — Ну, действительно! Какая разница: живой Боец — мёртвый. Всё одно. — Мы приняли такое решение на основе того, что Аояги Сэймей способен иметь второго Бойца, поэтому…

— Сенсей! — Ох, ничего себе! Сколько экспрессии, сколько боли в одном коротком слове. Значит, оно умеет быть живым, а не только сражаться, как машина? — Не надо, я всё понял. Если он получит меня, то станет уникальной Жертвой. — О чём ты? Я и так уникален. — Я знаю, «чистый» Боец — эвфемизм слова «запасной». Два Бойца у одной Жертвы — это вообще большая редкость. Но мне неважно его Имя… Я просто буду верно служить ему… Мне всё равно, что за Имя мне дадут…

Во рту появляется привкус горечи. Я даже отступаю от двери и уже не слушаю продолжения разговора. Вот, значит, как… Это я бегаю по школе, выслеживая его и стараясь наполнить себя предвкушением, рассуждаю сам с собой про какое-то «единение» и эйфорию, а он… А ему на меня плевать. Он не знает, кто я, и не хочет знать. Ему всё равно. Я для него уже пустое место, просто кто-то. Просто некий «кто-то», кому он будет служить, потому что… так велел Минами. Видимо, сам Ритсу именно такую реакцию и предвидел, вот почему он ничего не говорил Соби до последнего и прятал меня.

Сейчас впору развернуться и уйти, чтобы потом высказать Минами всё, что я о нём думаю, и в качестве финального плевка в лицо отказаться от Бойца, который достаётся мне ценой позора. Но при здравом размышлении… А не поздновато ли? И не подслушал ли я часом разговор, для моих ушей не предназначенный? Да ещё и этот Соби… Неужели он так мечтает быть Бойцом этого жестокого урода, который спустя десять лет «опекунства» просто спихивает его в первые попавшиеся руки? У него что, ни капли самоуважения нет? Да вообще-то и плевать на его самоуважение! Мне нужен Боец, а он — лучший. Точка. И Минами я так просто не уступлю, не сбегу, не струшу, не стану показывать характер без толку. Я лучше ударю его побольнее, и у меня получится, если он ещё хоть немного дорожит своим «Соби-куном». А ведь дорожит — я всё видел под его маской, когда он о нём говорил. Я заберу Соби, вместе мы станем лучшей парой, и тогда он поймёт, как облажался. И это будет отличной местью за то, что он сейчас делает.

— Вы… Вы… Да вы просто боитесь дать мне своё Имя!

Выкрик приводит меня в чувство. Нет, ну всё, достаточно. Если разговор уже пошёл на повышенных тонах, нужно это прекращать. Действительно, ни к чему «волновать» «Соби-куна», правда?

Не давая себе времени передумать, два раза стучусь и распахиваю дверь без приглашения. Всё, я на сцене, спектакль начинается. Взять себя в руки—глубокий вдох—улыбка—здравствуйте!

— Извините, что так долго. Я — Аояги Сэймей. Добрый день.

Из-под ресниц не без удовольствия наблюдаю за перекошенной от злости рожей Ритсу. Но он быстро берёт себя в руки.

— Ты подслушивал? — выплёвывает он через плечо, потому что до сих пор стоит лицом к Соби.

Моя улыбка становится ещё шире, а если приподнять одну бровь, получится немного виноватая умильная гримаса.

— Да нет, просто вы очень громко разговаривали. Я так нервничал, стоя за дверью… Весь извёлся.

— И тебе не надоело всё время врать?

О, зачем же вы сразу так, сенсей? У самого-то у вас рыльце в пушку, да ещё в каком! Я же не обвиняю вас во лжи при Бойце, вот и вы его не пугайте.

Но… собственно говоря, именно это уже и происходит.

Ритсу наконец уходит с дороги, я делаю шаг вперёд и… впервые в жизни получаю его взгляд, прямой, глаза в глаза. И снова накатывает то самое… По спине пробегают мурашки, находит странное оцепенение, в груди как будто разворачивается огромный яркий цветок, щекоча изнутри нежными лепестками. И теперь я точно знаю, что мой цветок синего цвета, как его замершие на мне глаза.

Наконец-то! Наконец-то ты меня увидел! Ты почувствовал то же, что и я? Ты ощущаешь это, Соби? Ты хочешь?..

Но когда я как следует вглядываюсь в его лицо, мой цветок тоскливо сворачивается, превращаясь обратно в крохотный бутон. Ничего он не чувствует, ничего он не хочет. Стоит столбом и смотрит на меня со смесью неверия, ужаса и непонимания. Такое выражение лица я бы перевёл как «И это оно?!» Да, Агацума, представь себе, это я. И чёрта с два ты теперь от меня отвертишься!

Понимая, что сейчас нужно как можно скорее увести его отсюда, пока всё не вышло из-под контроля, протягиваю руку.

— Пойдём со мной, Соби! — он не шевелится и по-прежнему смотрит так, будто я говорю на другом языке. Ритсу молча складывает руки на груди, ожидая развязки. Я через силу поясняю: — Ты нужен мне.