Место третьего

— Не задавай глупых вопросов. И пошевеливайся, я не собираюсь торчать тут с тобой до вечера.

— Я сказал что-то не то? — салфеткой, правда, он принимается орудовать проворнее.

— Тебе вообще положено молчать. Так что постарайся не забыть об этом.

Как правило, я со всеми изначально отвратительно мил и вежлив. Начинаю грубить, только когда грубят мне, пытаются унизить или использовать. Но чем хорош Боец — ему даже не обязательно грубить, можно просто заткнуть.

Соби коротко смотрит на меня из-под чёлки и в полном молчании заканчивает обрабатывать шрамы. На горле уже ни капли крови, только кожа вокруг букв вся покраснела. Задумчиво смотрю на Имя, потирая подбородок.

— Марля — это ерунда, нужны эластичные бинты. Они плотнее.

— У меня были только такие.

— Ну так купи нормальные! Чья это проблема: твоя или моя?

Он прячет лицо за волосами, но я замечаю, как отчего-то порозовели его щёки. Ну ничего, скоро он к своему новому уродству привыкнет и перестанет смущаться.

— Ладно, так и быть, — делая громадное одолжение, достаю из тумбочки совершенно новую упаковку эластичных бинтов и кидаю ему, но Агацума даже не пытается поймать, и мягкий цилиндр, покатившись по полу, упирается в его согнутое колено. — В чём дело? — хмурюсь я, потому что он застыл в одной позе, глядя в пол, и даже не шевелится.

— Почему… почему?.. — Соби с явным трудом выталкивает из себя слова, как будто это причиняет физическую боль. Потом неуверенно касается горла. — Почему… здесь?

Не сдержавшись, я тихо посмеиваюсь. Сутки уже прошли, а он только сейчас очнулся? А парень-то всё-таки тормоз.

— Я же говорил: будет красиво, как ожерелье.

— Красиво? — он наконец поднимает на меня удивлённый, полный неверия взгляд. Пальцы крепче прижимаются к горлу. — Тебе нравится?

Он смотрит на меня с такой омерзительной надеждой, что я не выдерживаю:

— Нет, это же отвратительно! Как такое вообще может нравиться? — топчу эту жалкую надежду ботинком, вдавливаю в пол и не могу остановиться. — Я, по-твоему, извращенец, чтобы любоваться на это уродство?

Его ресницы вздрагивают.

— Но ты же сам его вырезал.

— Вырезал — да. А что ещё я должен был делать, если ты не в состоянии принять моё Имя естественным путём? Это не моя вина, а твоя. Ты ведь у нас чистый — это почти что безымянный. Любая нормальная Жертва хочет видеть на своём Бойце настоящее Имя, а не эту… пародию. Так что ты вообще должен быть благодарен, что я на это согласился. А что, Соби, — растягиваю губы в ласковой улыбке, — хочешь предъявить мне претензии?

— Нет, — бормочет он, вновь опуская голову, — ты мой хозяин и имеешь право делать со мной всё, что захочешь.

Это звучит так фальшиво и механически, что я понимаю: сказано это было не для меня. Всего лишь повторение чужих вдолбленных слов. И совершенно очевидно, чьих именно.

— А Ритсу тебя всё-таки неплохо вышколил, не так ли? — он не отвечает, и я продолжаю: — Почему тебя так волнует, где вырезано Имя? Это как-то связано с твоим сенсеем?

— Возможно.

Агацума наконец оживает, берёт в руки упаковку бинтов и разрывает целлофан.

— А конкретнее? — кидаю на пол ножницы и подталкиваю к нему ногой.

Соби не спеша отматывает кусок нужной длины, отрезает и неумело пристраивает на горле. Ну ничего, опыт в этом деле, чувствую, быстро придёт. Крючки ему удаётся закрепить лишь со второго раза, после чего он опять кладёт ладонь на место Имени в неосознанном защитном жесте.

— Сенсей говорил, что ему нравится моё лицо и что никакая другая рука, кроме руки хозяина, не имеет права причинять мне увечья.

Что-то в его словах меня настораживает, никак не пойму, что именно. И снова появляется это странное предчувствие, что дальше пока лучше не копать. Но как долго будет тянуться это «пока»? Ритсу знает что-то, чего не знаю я. Соби знает что-то, чего не знаю я. А должно быть наоборот.

— Он что, так помешан на внешности? — говорю я, чтобы закрыть образовавшуюся паузу.

По губам Агацумы проскальзывает горькая улыбка, но ответа я не получаю.

— Короче, слушай, Соби, — я наклоняюсь ближе, упираясь локтями в колени. — Не знаю, о чём ты там себе думаешь, но ты должен выкинуть этого Минами из головы. Он уже не имеет к тебе никакого отношения — не больше, чем любой другой учитель. Теперь я — твой хозяин, и тебя должно волновать только моё мнение. Это понятно?

— Да, Сэймей.

— Вот и прекрасно. Тогда хватит постоянно говорить о нём!

Соби сощуривается.

— Но ты первым о нём заговорил.

Вот чёрт. А ведь точно. И кто из нас после этого постоянно думает о Минами? Ненавижу выглядеть дураком, особенно когда им меня выставляет какой-то Боец.

— Не забывайся. Ты разговариваешь со своим хозяином.

— Прости, Сэймей.

Очередное дурацкое «прости». Ненавижу это слово, потому что оно совершенно пустое и бесполезное. Я люблю, когда передо мной признают свои ошибки, как Фиро накануне, а не извиняются. «Прости» означает примерно: каждый остался при своём, но тему закрыли. И это должно быть наоборот.

— Ладно, чёрт с тобой, — на этот раз я сдаюсь первым. — Если закончил прихорашиваться, то вали отсюда! Будешь нужен — позову, раньше не появляйся. Имя никому не показывай, это ясно? И разживись собственными бинтами, я тебя больше снабжать не собираюсь.

— Хорошо, Сэймей.

Соби встаёт, смотрит на меня ещё несколько секунд, чего-то выжидая — я делаю вид, что не замечаю, — потом разворачивается, в коридоре щёлкает задвижка. Перед тем, как дверь закрывается, до меня долетает тихое: «До свидания, Сэймей».

Почему он всё время повторяет моё имя? Чтобы не забыть, с кем разговаривает? Чтобы не перепутать, ага. Всё-таки он очень странный — Ямато была права. Я бы, наверное, даже не смог объяснить, в чём именно, но её «увидишь — поймёшь» описывает Агацуму как нельзя лучше. Вот только не могу сказать, чтобы мне это сильно нравилось. Странность бывает разной. Я, допустим, по общепризнанным меркам тоже странный. Но я хотя бы понятный, а что творится в голове у этого парня, наверное, даже он сам не ведает. Но по крайней мере, мне известно, что изрядную долю его мыслей занимает Ритсу. Пока его мозги отравлены этим козлом, я даже соваться туда не стану. Так что понятно, с чего нужно начинать. Сначала уберём оттуда сенсея, потом уже займёмся коррекцией поведения и разработкой системы наказаний и поощрений. Но эта игра только для двоих, третьему в нашей паре места нет и не будет. Правила я почти придумал и уже знаю, кто поможет мне их написать.

Людей с иррациональным мышлением я никогда не понимал: у них вечно бардак, что в голове, что в окружающем пространстве. Ну как, например, книги «Психология личности» и «Поведенческие особенности Бойцов» могут соседствовать с географическим атласом и брошюрой «Делаем оригами. Пособие для начинающих»? И как Томо находит нужное среди всего этого хлама? Справедливости ради, он до сих пор недоумевает, зачем настолько щепетильно обустраивать рабочее место, и сейчас с лёгким непониманием смотрит, как я аккуратно раскладываю на столе ручки и листы.