Место третьего

— Сними бинты.

Агацума медленно отцепляет крючки и принимается так же медленно разматывать светлую ленту. Я ставлю на край стола пузырёк, кладу бинты, рядом — нож. Его руки замирают, а взгляд, как намагниченный, приковывается к этому ножу. Он почти снял бинты — последний виток остался, — но пальцы отчаянно вцепляются в кусок материи на горле, как в последнюю преграду на моём пути.

— Не бойся, Соби. Это нужно сделать.

Он моргает, наконец отворачиваясь от стола, но дело с бинтами дальше не движется. Он дышит очень часто, хмурится, как будто пытается найти хоть какую-то зацепку или причину, чтобы я этого не делал. Но он не найдёт. Все аргументы на моей стороне. Права — тоже.

— Поверь мне, так нужно. Сам же потом скажешь спасибо.

Я уже в красках вижу: эшафот, лавка, топор, лестница, по которой осуждённый должен сделать последние шаги — и не может себя заставить. Это — Соби в данную минуту. Не то чтобы я не понимал… И не то чтобы я не мог приказать или не хотел. Просто это действо, как и в случае с Именем, должно быть добровольным, иначе эффект получится совсем иным. Мне предстоит почти ювелирная работа с его сознанием, с подбором новых ассоциаций. Если к этому примешается ещё и ассоциация с насилием — проблем с Бойцом потом не оберусь, если любой мой приказ будет воспринят как акт жестокости и унижения.

— Сними бинты, Соби. Не нужно меня бояться, это ведь… я.

Видимо, я сейчас что-то правильное сказал, потому что Соби сдаётся окончательно. Рука с зажатым в ней лоскутом бинта ложится на пол, обнажая горло.

Беру со стола нож, раскладываю и выливаю на лезвие остатки антисептика. Соби на меня больше не смотрит, сидит с опущенной головой, всем своим видом демонстрируя смирение с неизбежным. Подойдя к нему, опускаюсь на колени, правое перекидываю через его вытянутую ногу и привстаю, чтобы оказаться выше.

Лишь теперь он решается посмотреть мне в глаза. В его — лишь пустота и обречённость. Если бы он хоть немного разозлился — была бы ненависть, не сомневаюсь. Но он слишком отчаянно хочет мне поверить, чтобы впускать в своё сердце её. Я не обману твоих ожиданий, Соби, не волнуйся.

— А теперь слушай внимательно.

Концентрируясь, осторожно обнажаю нить, освобождаю её, даю Связи полностью поглотить нас обоих, разлиться по телам, вторгнуться в души, склеить нас в эту минуту в единое целое… У Соби начинают подрагивать ресницы — так он борется с искушением прикрыть постепенно мутнеющие глаза. Мне преодолевать морок пока даётся лучше. Я чувствую колыхание Связи, но не позволяю ей завладеть разумом. Сейчас главный я, а не она.

— Слушай меня, Соби. Ритсу больше не властен над тобой. Ты ему уже не принадлежишь. Ты мой.

Его губы размыкаются, он шепчет точно в каком-то трансе:

— Я хочу… быть твоим…

— Знаю. Поэтому я и делаю это. Твоё тело, твоё сердце, твоя душа — они уже мои. Теперь и твоя боль тоже принадлежит мне. Я хочу, чтобы ты запомнил это на всю жизнь.

Глаза — в глаза. Я не умею так. Протягиваю руку и тяну его за волосы. Совсем чуть-чуть. Он сам откидывает голову назад, на матрас. Подношу лезвие к горлу. Ещё толком не решил, что именно буду делать, но Связь подскажет, направит мою руку. Вот здесь, прямо над Именем… Кладу ладонь на его шею и сразу попадаю на артерию. Его пульс частит, но мой всё равно чаще.

Лезвие плавно рассекает кожу, пуская первые капли крови. Соби распахивает глаза, глядя на меня в упор. Но сейчас я почему-то не могу приказать ему не смотреть. Я сам притягиваюсь к его взгляду и уже не могу оторваться…

Нож в руке поворачивается под другим углом. Подрагивающая рука ложится мне на колено и осторожно сжимает. Не могу приказать не трогать себя. Сейчас — мне не противно, мне почему-то правильно. Лезвие движется вправо, вспарывая ещё не тронутую кожу. Соби слегка выгибается. Пальцам, лежащим на его шее, становится горячо и влажно. Согнутое колено упирается мне в бок, но не отталкивает, а как будто наоборот притягивает ближе. Он дрожит, ресницы трепещут, но держит глаза открытыми, неотрывно глядя в мои.

— Соби… — голова идёт кругом, комната плывёт, мне жарко, душно, горячо и одуряюще сладко. — Когда тебе больно, ты видишь его лицо… А должен видеть моё.

Он рвано дышит, хватает ртом воздух, выгибается сильнее… Лезвие глубже входит под кожу. Капли крови ползут через Имя ниже, к ключице. Сердце колотится барабанной дробью. У него?.. У меня?.. У обоих. Пальцы крепче сжимаются на моём колене.

— Боль — это доказательство нашей связи… Отныне, когда тебе будет больно, ты будешь думать только обо мне и ни о ком другом. Я буду занимать все твои мысли, когда я рядом. А когда меня рядом не окажется, ты будешь думать обо мне ещё больше…

Нож — мой смычок, которым я орудую, уже не отдавая себе отчёта в том, что делаю. Соби — моя скрипка, из которой я извлекаю дивную для слуха музыку: его неровное дыхание, ощутимую дрожь, пронзительный взгляд, просящий, почти умоляющий. Лопатки упираются в матрас, чтобы горло обнажилось ещё больше. Он весь тянется к ножу, к боли, ко мне… Капли пота стекают по виску к шее и касаются моих пальцев. Его колено — поверх моей ноги, прижимает, не желая выпускать. Ладонь накалилась — я чувствую её жар через ткань брюк, она комкает ткань, стискивает кожу. Мне не больно — мне упоительно!

Кровь впиталась в рукав, перед глазами — сплошная чёрно-бело-красная пелена. Я и сам дышу через раз, это уже, скорее, хрипы. Связь неистовствует, бушует где-то внутри, в нас, между нами, опоясывает, стягивает, связывает нас вместе, намертво, вплотную, друг к другу… Мы растворяемся…

И нить сверкает ярко-серебристым — не понимаю, откуда она вылезла. Но теперь — всё правильно. Теперь — хорошо. Она обвивается вокруг его горла, вокруг Имени, натянувшись, летит ко мне, пленит запястье, скользит по локтю, выше, глубже… Да!.. Так — правильно.

Я не помню, что такое «дышать», я забываю, как это — «видеть». Я не осознаю себя — лишь разрозненные ярчайшие ощущения. Связь внутри меня или я внутри Связи? Она обволакивает меня или распускается внутри… цветком? Я вспомнил, что он синий. Я слышу стук своего сердца или чужого? «Чужого»?.. Здесь нет чужого сердца, здесь вообще нет никого и ничего чужого. Всё это — только моё, оно принадлежит мне. Оно — моё.

— Ты мой… Соби…

— Я твой…

И тут меня выключает. Разом, всего, целиком. Я больше не существую, я — ничто, и оно синее, оно огромное, оно — весь мир для меня, я потерялся в нём. Моего тела больше нет, моего дыхания больше нет, чувств больше нет. Нет ничего. И оно — синее… Оно накрывает резко, внезапно, гигантской лавиной, подхватывает плотной волной и возносит куда-то вверх, на самую вершину…

Лезвие соскальзывает, Соби вздрагивает. Пальцы разжимаются, и нож летит на пол. Оказывается, у меня всё ещё есть тело, и оно куда-то падает. Я едва успеваю выставить руки вперёд и упереться в матрас. Между пальцев застревают длинные волосы. Меня сгибает пополам, я утыкаюсь лбом в прохладную простыню. Лёгкие горят, я не могу отдышаться или наполнить их кислородом. Ухо щекочет такое же рваное, болезненное дыхание. И судороги под моим телом, которые я ловлю сквозь одежду. Одна рука по-прежнему сжимает моё колено, а вторая уже впилась мне в бок. Он вцепился крепко, как будто тонет, а я — единственное, что ещё держит его на плаву. Стискивает, прижимает, так судорожно, боясь впустить между нами хоть сантиметр пространства. И дрожит, пытается справиться с телом, но продолжает дрожать и загнанно дышать мне в ухо.