Между нами ничего не было

Эмиль делает ко мне шаг и понижает голос до хриплого шепота.

– Не думал, что ты запомнишь о долме.

Бросаю на него взгляд, но не выдерживаю и сразу отвожу его в сторону картошки. Тут хотя бы безопасно, потому что там можно все внутренности себе выжечь до талого.

– Я была твоей ассистенткой. Моя задача все о тебе помнить.

Кажется, я отвечаю совсем не то, что надо ответить. Эмиль напрягается, и я это не вижу, но чувствую.

Так странно…

Между нами нет любви, но почему тогда я так тонко его чувствую? Ведь говорят, что если любовь невзаимная, то и нелюбовь это вовсе. А как тогда объяснить?… Единственное, что приходит в голову: тот, кто это придумал, совершенно не понимал, о чем он говорит…

– Жестко, конечно, но я все равно благодарен, - парирует наконец, а потом вдруг убирает мне волосы за ухо.

Я веду плечами. Его прикосновения не вызывает во мне отторжения…только непонимание. Зачем он постоянно меня трогает?

– Дети? Ну что вы там? Мы же жаждем услышать все подробности!

Эмиль тихо усмехается, убирает руку, и когда я заглядываю в его глазам — там только мягкость.

– Они подарков просто кучу привезли. Не обращай внимания, ладно? Мой отец может быть эксцентричным, когда он безумно счастлив. Сейчас именно такой момент.

– У тебя хорошие родители.

– Спасибо, - слегка кивает, забирает из моих рук посуду и указывает подбородком в сторону столовой, - Пойдем?

– Что они знают?

Вопрос вырывается сам собой, и мне не нужно пояснять его. Эмиль даже паузы не берет на раздумья, будто бы только и ждал, когда я наконец-то спрошу.

– Что ты умная, хорошая девушка, которая работала со мной. Наши отношения перешли на новый уровень. Не волнуйся. Ничего из того, что могло бы тебя скомпрометировать, я не говорил.

За это, безусловно, я благодарна. Не хотелось бы, чтобы его родители поняли, откуда «ноги растут». Точнее, о том, как грязно появилось то чистейшее чудо внутри меня…

«Мандарин»

Кира

У Эмиля есть одна очень странная особенность. Каждый раз, когда он принимает пищу — то есть завтракает, обедает или ужинает, он съедает по одному мандарину.

Еще на этапе, когда мы только начинали совместную работу, я это заметила. Помню, как-то раз мы приехали на переговоры в один из московских ресторанов (а это были мои первые переговоры, поэтому я так детально отложила в памяти буквально каждый момент), и он первым делом спросил, а есть ли у них мандарины. Официант уточнил, но, к сожалению, столько желанные цитрусовые вышли из чата.

«Закончились, но мы можем предложить вам апельсины. Они очень сладкие…»

Это предложение было встречено, мягко говоря, прохладно. А если честно, то откровенно плохо. Эмиль сморщился, отказался и весь обед сидел с таким выражением лица, будто время сломалось и вот-вот случится апокалипсис. Сначала я не поняла прикола и решила уточнить у Кристины, но она сказала, что я придумываю. Мол, человеку просто в моменте захотелось. Однако это было не так. Я стала наблюдать и выяснила, что Эмиль действительно, прежде чем съесть основную еду, первым должен употребить мандарин. Иначе все. День испорчен и вообще, гори все синим пламенем.

Долго я не решалась спросить, а почему так? Что-то вроде слишком интимного и личного, о чем задавать вопросы просто…ну, не комильфо как-то. Все, что я делала — это носила с собой три мандарина в контейнере. Везде. И всегда. Передавала даже «под партой», в качестве запрещенной контрабанды. А потом, когда наши отношения перешли…ну, кхм, на другой уровень, однажды я все-таки задала этот вопрос, который столько лет меня мучил. Ответ был поразительно…простым.

Оказалось, что мандарин — это его любимый фрукт, и стопора в этом вопросе у него не было. Я его в этом понимаю, конечно. Если мне что-то нравится, я тоже могу съесть сразу очень много. Взять хотя бы вишню, которая росла в огороде у моей бабули. Как-то я съела слишком много, и потом меня тошнило ей же всю ночь. Не очень звучит, согласитесь.

Так вот. У Эмиля стопора не было тоже. Родители не могли его остановить, и доходило даже до аллергии. Тогда, чтобы избежать плачевных последствий, отец хитро поспорил с ним. Мол, ты не сможешь целый месяц есть по одному мандарину за прием пищи. Ну, не сможешь. Слабенько у тебя, сынок, по самоконтролю. Так бывает. Тогда он, как самый настоящий, юный мужчина, решил доказать обратное. Целый месяц он ел по одному фрукту за прием пищи и… да, вот так сложно и одновременно просто выработал у себя привычку.

С-самоконтроль. Д-дисциплина.

Сейчас он продолжает вести эту привычку дальше и работать над собой. Вполне себе крутая практика, которую, кстати, с учетом на то, что у нас скоро появится ребенок, неплохо было бы взять на вооружение. Я имею в виду, такую ловкую, родительскую хитрость.

Но пока я только чищу мандарин и кладу на тарелку Эмиля, а сама улыбаюсь. Его отец рассказывает интересную историю о том, как они привыкали к жизни в Италии.

– А я никогда не была в Италии, - говорю с легкой грустью, - Но всегда мечтала увидеть Колизей. Мне кажется, что там ты себя чувствуешь, как будто бы внутри истории…

– Так не беда! Что говорит доктор про беременность?

– М?

– Все хорошо проходит?

– А. Да! Да, конечно, - киваю и слегка краснею из-за собственной глупости, - Она говорит, что ребенок в порядке, никаких патологий нет, и если все будет продолжаться дальше в таком же темпе, то мы родим здорового малыша.

Рамзан Ильясович мягко улыбается в ответ.

– Ну, слава богу. Значит, вы можете прилететь к нам в гости.

– Ой, что вы. Я просто так сказала и...

– Ничего не хочу слышать. Ждем!

Бросаю взгляд на Эмиля, который уже прикончил половину мандарина, а теперь сидит и сияет.

Он вообще…все время такой. Сияющий. Когда я действительно попыталась отбросить в сторону весь свой негатив, то стала часто замечать его состояние. Оно ему идет. Глупо, конечно. Счастье всем идет, но оно ему особенно к лицу.

Ох, боже. Только не опять…

Иногда на меня накатывает какая-то раздражающая нежность. В основном она бесит из-за того, что я себя в ней чувствую дико дискомфортно. Будто право не имею и вообще…он со мной плохо, а я, как влюбленная идиотка, язык набок и побежала.

Стоп.

Ментально ударяю себя по рукам и снова смотрю на Рамзана Ильясовича, а потом на Марису Эльмировну.

– А почему вы вообще переехали в Италию?
– выпаливаю первый пришедший в голову вопрос, но тут же краснею.

Черт. Это слишком…вольный вопрос, что ли. Мое какое дело?! Дура…

– В смысле…почему именно Италия? Вы сразу туда хотели, или были какие-то еще варианты?

Лучше я не сделала, но хотя бы немного вышла из ситуации. А может быть, нет?

В столовой повисает очень неприятная тишина. Батаевы все замирают как вкопанные, и воздух…знаете, как бывает? Когда ты спрашиваешь явно не то, что хотели бы услышать, он всегда становится вот таким. Неприятным. То есть слишком густым…