Миллионщик

Она сделала паузу, внимательно глядя на мою реакцию.

— Я навела некоторые справки, — продолжила она так же ровно, и ее голос стал похож на шелест стальных лезвий. — В общем стало известно об одном Владиславе Антоновиче Тарановском из Австрии, во время Крымской войны он был в плену у наших войск. А зная злопамятность поляков, сомнительно, что он стал бы вести дела у нас. Подумайте над этим!

Верещагина же улыбнулась улыбкой акулы и продолжила:

— Зато в последние месяцы пошли слухи о дерзком побеге с Карийских приисков. Говорят, беглецы неслыханно удачливы… и очень опасны. Я не собираюсь лезть в ваше прошлое, господин… Тарановский. Меня интересует будущее. Ваше и мое.

Сердце у меня на миг пропустило удар, но я сохранил каменное лицо. Вот так. Она знает. Или догадывается, что почти одно и то же. Ладно, мы разговариваем не в присутствии урядника — и то хорошо!

— Я вас слушаю, Аглая Степановна, — ровно ответил я.

— Я хочу повторить свое предложение, но уже в более конкретной форме. Я хочу войти в ваше дело. Стать вашим полноправным партнером.

— Партнером? — переспросил я, взвешивая каждое слово. — Что вы можете предложить, кроме капитала? Деньги у нас теперь есть.

— Деньги — это лишь малая часть, — ее голос стал жестче, в нем зазвучали металлические нотки. — Деньги имеют свойство кончаться, особенно когда нужно обустраивать большое дело с нуля. Я предлагаю вам куда большее. Во-первых, постоянное и бесперебойное снабжение. Вам не придется, рискуя головой, тащить на себе каждую кирку и каждый мешок муки. Мои караваны ходят по всей Сибири, я могу доставить на ваш прииск все, что угодно, от американских насосов до французского шампанского и ананасов. Мои связи очень велики, могу с гордостью сказать, что они не ограничиваются генерал-губернатором Восточной Сибири, но простираются много далее — вплоть до Петербурга. Мое имя открывает многие двери, от уездного исправника до канцелярии самого генерал-губернатора. Я могу сделать так, что заявку на ваш участок рассмотрят в первую очередь и примут по ней положительное решение. Я смогу защитить вас от сотен алчных чиновников и искателей удачи, которые слетятся на ваше золото, как мухи на мед, как только о нем прознают.

— И чего вы хотите взамен? — спросил я прямо, глядя ей в глаза.

— Половину, — без колебаний ответила она. — Ровно половину от всей прибыли вашего предприятия. Мы станем компаньонами. Вы отвечаете за добычу на месте, я — за снабжение, сбыт, финансы и связи с властями. Все по-честному.

Я молчал, глядя в огонь. Пятьдесят процентов. Отдать половину того, что я нашел, за что рисковал жизнью…

— Это очень серьезное предложение, Аглая Степановна, — наконец произнес я. — Но, боюсь, оно неприемлемо. Ваши пожелания слишком… нескромны.

Некоторое время Верещагина молчала, медленно вращая хрустальный бокал с хересом за точеную ножку.

— Скажите, Владислав Антонович, что вы скажете про Кяхту? — наконец произнесла она.

— Красивый город, — уклончиво ответил я. — Здесь чувствуется дыхание Востока и… больших денег!

Аглая Степановна согласно кивнула.

— О да. Тут вы совершенно правы. Кяхта — жемчужина Сибири, «песчаная Венеция». Говорят, тут больше миллионщиков, чем в Петербурге. И все это богатство, Владислав Антонович, все эти каменные дома, полные амбары, золото в сундуках — все это выросло на одном-единственном товаре. На чае.

— Я догадывался, — кивнул я. — Великий Чайный путь.

— Именно, — она указала на карту, ту самую, что висела на стене. — Вот, смотрите. От глубин Китая до Маймачена тысячи верблюдов ежегодно привозят нам ящики с чайным листом. Затем отсюда, из Кяхты, — она указала на длинную, извилистую линию через всю Сибирь, — тысячи верст до Нижнего Новгорода и Санкт-Петербурга. Мой прадед начинал с одного обоза. Мой дед — один из тех, кто сделал Кяхту чайной столицей империи. Мой покойный муж… он приумножил их состояние. Наша семья, контролирует почти пятую часть всего чая, что пьет Россия. Мы диктуем цены, мы решаем, какой купец будет торговать, а какой — разорится. Это огромная власть, господин Тарановский. Огромная. И вся она построена на чае Увы, господин Тарановский, но этому приходит конец, время не умалимо.

Я слушал, понимая, что она подводит меня к чему-то важному, например, что любая монополия хрупка. Всегда есть риск появления альтернативного пути, новой технологии, нового товара, что обрушит старый мир.

— Вы ожидаете каких-то серьезных изменений? — осторожно предположил я.

Она горько усмехнулась, поставив на стол свой бокал.

— Вы проницательны. В этом и заключается моя главная тревога. Уже несколько месяцев из столицы доходят слухи. Пока это лишь шепот в кулуарах, разговоры в купеческих гильдиях, строчки в частных письмах… Но дыма без огня не бывает. Говорят, что правительство, и Государь, вот-вот подпишет указ, который разрешит свободный ввоз китайского чая морским путем, — через одесский порт и петербургскую таможню. И есть основания предполагать, что после этого наше дело серьезнейшим образом пошатнется!

Она замолчала, и в наступившей тишине я, казалось, услышал, как рушится ее мир. Я знал, что морские перевозки для объемных грузов всегда дешевле и быстрее сухопутных. Так что указ, лежавший сейчас на столе Его Императорского Величества, станет смертным приговором для Кяхты.

Похоже, для Верещагиной это тоже не было секретом. Она обернулась ко мне. В глазах ее застыла неуверенность и горечь.

— Вы понимаете, что это значит? — тихим голосом продолжила она. — Какой-нибудь английский пароход привезет из Кантона в Одессу чай за три-четыре месяца. Сразу же — тысячи ящиков! А мой караван будет тащиться до ярмарки в Нижнем полгода. Их чай будет свежее, а главное, в разы дешевле. Они обрушат рынок. Дело моей семьи построенное на тысячах верст сибирского бездорожья, превратится в прах. Кяхта станет городом-призраком. Все эти купцы, приказчики, возчики, ямщики, что вы видели на улицах — все останутся без дела. Это будет катастрофа.

— И что вы намерены делать? — спросил я прямо. — Пытаться бороться? Использовать свои связи в Петербурге, чтобы не допустить принятия этого указа?

Она слабо покачала головой.

— Бороться с этим — все равно, что пытаться остановить ветер. Мы можем задержать принятие этого решения. На год, может, на два. Дать взятки, использовать влиятельных людей… Но в конечном счете, они все равно это сделают. Интересы столичной торговли и казны, которая получит огромные пошлины в портах, перевесят интересы горстки сибирских купцов. Нет. Бороться с этим бессмысленно. Нужно думать, как жить дальше.

Она встала и подошла к стене, ее пальцы легли на карту, точно на то место, где предположительно находился наш прииск.

— И вот тут, господин Курильский, появляетесь вы. С вашим золотом. Я думала об этом всю ночь. Золото… Это не чай. Его не нужно везти караванами. Его цена не зависит от скорости доставки. Оно везде и всегда остается золотом. И если слухи о морском пути окажутся правдой… — она подняла на меня свои темные, полные решимости глаза. — Ваш прииск — это не просто еще одно выгодное предприятие. Это может стать спасением моей семьи. Новым фундаментом, когда старый рухнет. Я хочу перенаправить свои капиталы, свои связи, всю свою энергию из умирающей чайной торговли в вечный золотой промысел. Я хочу построить новое дело на долгие годы вперед. Здесь, в Забайкалье, в Приамурье, по всей Восточной Сибири!

Теперь я понял все. Ее предложение о партнерстве было не просто капризом богатой купчихи, желающей приумножить капитал. Нет — это был продуманный, отчаянный ход дальновидного стратега, увидевшего на горизонте шторм и спешно ищущего новую, надежную гавань.

— Теперь вы понимаете, почему я так настаиваю? — спросила она. — И почему я готова говорить с вами на равных? Мне нужен не просто управляющий. Мне нужен партнер.

Мысли мои завертелись с небывалой стремительностью. Проблема Верещагиной с будущим ее торгового дома…. Моя проблема с легализацией прииска. Ее предложение — слить все в один котел. Классическое слияние. Но что, если… что, если это не единственный вариант?