Миллионщик
Шрифт:
В кабинете повисла тишина. Я почувствовал себя так, будто меня ударили под дых. Все мои планы, вся моя уверенность рассыпались в прах. Я — никто. Крестьянин Иван, беглый каторжник, а как выяснилось документы на Тарановского могут и не выдержать проверик. Изя — еврей, пусть и крещеный, Левицкий? Дворянин, но осужденный, лишенный всех прав состояния. Нет по документам я дворянин Тарановский, вот только как выяснилось не совсем они подходящие, да и раскусить меня не трудно. К тому же по ним я иностранный подданый. Тупик. Полный и окончательный.
Аглая посмотрела на мое окаменевшее лицо и, кажется, все поняла.
— И нет никаких… обходных путей,
Стряпчий пожевал губами, задумался, листая свою книжку.
— Прямых — нет. Закон есть закон. Доверенность тут не поможет, ибо доверитель сам должен обладать правом. Но… — он замялся, — есть один путь, хоть и непрямой. Весьма, так сказать, деликатного свойства.
— Говорите, — поторопила его Верещагина.
— Брак, сударыня, — проскрипел стряпчий. — Если господин… заявитель… вступит в законный брак с особой, обладающей нужным статусом — например, дочерью дворянина или почетного гражданина, — то прошение на отвод земли можно будет подать от ее имени.
— Но управлять прииском будет она? — не понял я.
— Вот тут-то и вся хитрость, — в глазах старика мелькнул лукавый огонек. — По законам Российской Империи, супруг является опекуном своей жены и законным управителем всего ее имения, движимого и недвижимого. То есть, юридически владелицей прииска будет она, а фактически распоряжаться всем, вести дела, получать прибыль будете вы, как ее законный муж и опекун. Это совершенно законный способ. Им многие пользуются для обхода сословных ограничений.
Он закончил и с довольным видом захлопнул свою книжку.
А я сидел, второй раз за сутки пораженный до глубины души. Решение было найдено. Простое, изящное и совершенно невыполнимое. Брак. Мне нужно было найти жену. Жену с правильным статусом.
И в голове моей, против воли, мгновенно всплыл образ девушки с тревогой в глазах, которую я видел во дворе нижегородского острога. Сестры Левицкого. Ольги. Дочери потомственного дворянина…
Как только стряпчий нас покинул, мы погрузились в думы медленно и не спеша обсуждая то, что открыл нам стряпчий, а там и разошлись.
Я вышел из ее особняка в морозную ночь совершенно оглушенный. Предложение Верещагиной, такое прямое и безжалостное в своей логике, перевернуло все мои планы. Я шел по скрипучему снегу, и в голове моей, как шестеренки в сложном механизме, крутились ее слова. Она была права. Абсолютно права. Ее анализ ситуации был безупречен. Без ее «крыши» нас, горстку беглых каторжан, раздавят, и мы даже пикнуть не успеем.
Вернувшись на постоялый двор, я застал Изю, который с карандашом в руке колдовал над какими-то счетами при свете сальной свечи.
— Ну что? — с тревогой спросил он, отрываясь от своих бумаг. — Что она хотела, эта царица Кяхтинская? Неужто требует деньги назад?
Я молча налил себе стакан воды из ведра и залпом выпил.
— Хуже, Изя. Она предложила стать нашим партнером.
И я вкратце пересказал ему суть разговора. Изя слушал, и его подвижное лицо отражало всю гамму чувств: от недоверия и возмущения до алчного блеска в глазах и глубокой задумчивости.
— Половину?! — выдохнул он, когда я закончил, вскакивая на ноги. Свеча на столе качнулась, и тени заплясали по стенам. — Ой-вэй, эта женщина хочет съесть половину нашего пирога! Нашего золотого пирога! Да за такие деньги мы можем сами купить всех этих чиновников с потрохами! Курила, она же нас просто грабит средь бела дня!
— Успокойся, Изя, и сядь, — сказал я устало. — Думаешь, я не понимаю?
Но давай рассуждать трезво, как ты любишь, — с цифрами и фактами. Факт первый: мы — беглые каторжники. Любой урядник может заковать нас в кандалы и отправить обратно на Кару, а золото забрать себе. Факт второй: у нас нет никаких прав на землю. Вообще. Мы самозахватчики. Любой купец, у которого есть хоть какая-то бумага, выданная в Чите, придет с казаками и вышвырнет нас оттуда.— Но мы же едем в Читу как раз за этой бумагой! — горячился Изя. — У нас есть деньги, мы дадим взятку, и нам все подпишут!
— Кому дадим? Сколько? А ты уверен, что после того, как мы дадим, этот чиновник не донесет на нас своему начальнику, чтобы получить и взятку, и премию за поимку беглых? Или не продаст сведения о нашем прииске кому-то побогаче? Изя, ты мыслишь как одесский торгаш. А она мыслит как императрица. Она предлагает не просто бумагу. Она предлагает свою фамилию. Свое имя. Свою защиту. Это капитал, который нам не купить ни за какие деньги.
Изя сел, обхватив голову руками.
— Но половину… Курила, это же половина! Все, что мы добудем, — делить пополам. Сердце кровью обливается!
— А если мы не согласимся и нас вышвырнут, мы получим ноль. Ноль, деленный пополам, это все равно ноль. А если мы согласимся, то половина от очень много — это тоже очень много. Достаточно, чтобы каждый из нас стал богатым человеком.
Он поднял на меня глаза, в которых все еще плескалось возмущение, но уже пробивался холодный расчет.
— И что ты предлагаешь делать? Таки согласиться?
— Думать Изя, да и съездить в Читу, завести знакомство и узнать действительно дело обстоит так, как сказал Стряпчий. Может и по-иному и он не все знает. Попробовать самим. Мы должны понять, чего стоит ее предложение. Мы должны это проверить. Мы едем на разведку. Узнать, действительно ли стена, в которую мы собираемся биться лбом, так крепка, как она говорит. Да и насчет документов подумать для всех. Тарановский как оказалось не совсем то, что надо.
Изя задумчиво потер свой нос.
— Разведка… Это мне нравится. Мы поедем, мы все узнаем, мы приценимся. И если она таки права, и без нее нам не дадут и шагу ступить… что ж, тогда мы вернемся к этому разговору. Но торговаться будем до последнего! Насчет документов не беспокойся сделаю, комар носа не подточит.
— Вот это другой разговор, — кивнул я. — А теперь ложись спать. Завтра нас ждет долгая дорога в столицу Забайкалья.
Однако нашим планам не суждено было сбыться так скоро. Ранним утром, когда мы уже грузили в нанятые сани наши скромные пожитки и тщательно упакованные векселя, на двор снова въехал знакомый дворецкий. На этот раз он был без конверта.
— Аглая Степановна просит вас, господин Тарановский, уделить ей еще немного времени перед отъездом. Она просит прощения за назойливость, но дело не терпит отлагательств.
Я переглянулся с Изей. Тот лишь развел руками, мол, чего еще ждать от этой женщины. Поручив ему заканчивать сборы, я вновь отправился в особняк.
Глава 8
Глава 8
Я вернулся в особняк Верещагиной по ее срочному вызову. Атмосфера в кабинете изменилась. На смену вчерашней настороженности пришла деловая, почти хищная энергия. На столе были разложены чистые листы гербовой бумаги, стояла чернильница, а взгляд Аглаи был острым и пристальным. Она не стала ходить вокруг да около.