Миллионщик
Шрифт:
— Я не знаю, Изя, — честно ответил я, понизив голос. — Эта мысль… она неправильная. Использовать ее вот так, вслепую… это не то, что я обещал ее брату. Она не просто дочь дворянина. Я ее помню.
Изя внимательно посмотрел на меня, уловив перемену в моем тоне.
— Но и сидеть сложа руки нельзя, — продолжил я более жестко, отгоняя сомнения. — Наш прииск на Амуре беззащитен. План такой: мы едем ее искать. В первую очередь — чтобы исполнить обещание. Мы должны убедиться, что она в безопасности, и помочь ей. А дальше… будем смотреть по обстоятельствам.
Я видел, как Изя пытается осмыслить
— То есть… мы просто едем ей помогать? — осторожно спросил он.
— Мы едем ей помогать, — твердо подтвердил я. — И по пути будем искать решение нашей главной проблемы. Возможно, оно найдется там же. Мы должны обеспечить наш тыл, наш первый, самый главный актив. А Петербург и наше товарищество с Верещагиной подождут. Сначала — дело чести.
Вечером мы с Изей благодаря содействию Верещагиной, которая свела нас с двумя другими крупными кяхтинскими купцами, продали оставшиеся у нас пять пудов золота.
Встреча проходила в отдельном кабинете на постоялом дворе. Купцы, один пожилой и осторожный, другой молодой и азартный, с недоверием осматривали наши мешочки с золотым песком. Но здесь, как и всегда, проявил себя Изя.
Торг был яростным, но коротким. Изя сумел продать золото по цене лишь ненамного ниже той, что дала Верещагина. Когда мы остались одни, пересчитывая вырученные хрустящие ассигнации, он вытер пот со лба.
— Ох, Курила! С этими волками торговать — все равно что по лезвию ножа ходить! Но смотри, какая куча денег! Теперь у нас их еще больше!
Следующий день начался не со спешки, а с холодного, трезвого планирования. Мы с Изей расстелили на столе в нашем номере на постоялом дворе купленную накануне карту Российской Империи. Она была огромной, подробной, испещренной названиями городов, рек и хребтов. Сибирский тракт тянулся по ней бесконечной, едва заметной нитью.
— Итак, — начал я, водя пальцем по карте. — Наш путь лежит так, — палец остановился на Иркутске, — а оттуда дальше на запад, к столице. Владимир говорил, что его поместье близ Нижнего Новгорода.
Изя задумчиво хмыкнул, глядя на пугающее расстояние.
— Дорога долгая. Нам нужны не просто наемные сани. Нужен свой транспорт, надежный. И припасы. И теплая одежда, если не хотим превратиться в ледышки к первой же почтовой станции.
Кяхтинский гостиный двор гудел, как растревоженный улей. Несмотря на холод, торговля кипела. В морозном воздухе смешивались запахи кожи, дегтя, мороженых ягод и пряного китайского чая. Мы с головой окунулись в эту суету, но действовали по строгому плану. Изя сновал между рядами, торговался яростно и вдохновенно, сбивая цену на каждую мелочь.
Мы купили прочные, широкие сани-кошевку, обитые изнутри толстым войлоком. Изя долго стучал по дереву, качал полозья, проверяя каждую доску. Изя настоял на покупке двух медвежьих пологов, чтобы укрываться на ночлегах.
— На тепле не экономят, Курила, себе дороже выйдет, — ворчал он, отсчитывая ассигнации. Последовали припасы: мешки с сухарями, соленая свинина, несколько кругов сыра, бочонок с соленой капустой, чтобы уберечься от цинги, и, конечно, чай и сахар. Для себя я присмотрел в оружейной лавке еще новый американский револьвер Кольт — надежный
и мощный, и несколько коробок с патронами к нему.К обеду мы вернулись на постоялый двор, нагруженные покупками. А во дворе нас уже ждали. Четверо мужчин, одетых в одинаковые полушубки, стояли у своих саней. В их облике чувствовалась военная выправка и спокойная уверенность. Это были люди Верещагиной.
Старший, кряжистый мужчина с седеющими усами и спокойными, внимательными глазами, шагнул вперед.
— Господин Тарановский? Я — Степан Рекунов. Нам приказано сопровождать вас до Столицы и обратно.
Он представил остальных: двое хмурых, молчаливых братьев лет по тридцать и совсем молодой, румяный парень, смотревший на нас с любопытством.
— Аглая Степановна приказала доставить вас в целости и сохранности. Исполним, — без эмоций добавил Рекунов. Его взгляд скользнул по нашим новым саням, по уложенным припасам, и я увидел в нем тень одобрения. Он ценил основательный подход.
— Рад знакомству, Степан, — кивнул я. — Выезжаем завтра на рассвете. Располагайтесь.
Вечером стряпчий Зарубин принес в номер окончательные, заверенные всеми печатями бумаги нашего товарищества, я почувствовал, как последний этап кяхтинской эпопеи завершен. Я спрятал тяжелый пакет с договором и рекомендательными письмами Аглаи рядом с деньгами. Теперь все было готово.
Перед сном я еще раз подошел к карте.
— Ты посмотри, Изя. Какая огромная страна. И где-то здесь, — я повел пальцем по извилистой линии тракта, — затеряна одна-единственная девушка.
— Мы ее найдем, Курила, — уверенно сказал Изя, укладываясь под медвежий полог. — С такими деньгами и с такими казаками мы хоть самого черта из пекла достанем.
На рассвете наш небольшой караван — двое саней сопровождения и наша основательная кошевка — выехал из Кяхты. Четверо охранников Верещагиной во главе с опытным Степаном Рекуновым, двигались слаженно и без лишних слов. Они держали дистанцию, внимательно осматривая дорогу и обочины. Их присутствие внушало чувство безопасности, но одновременно служило постоянным напоминанием о том, что я не вполне хозяин своей судьбы.
Мы ехали несколько часов, углубляясь в белое безмолвие Забайкалья. Однообразный пейзаж — припорошенные снегом сопки, редкие перелески, почерневшие на морозе — усыплял и наводил тоску. После полудня мы остановились на короткий обед у замерзшей речушки. Разожгли костер, вскипятили чай, разломили мерзлый хлеб с салом. Рекунов и его люди ели быстро, не снимая оружия и по очереди наблюдая за окрестностями.
Через час мы снова были в пути. И не проехали и пяти верст, как за очередным поворотом, в низине, перед нами открылась жуткая картина.
Заснеженную, укатанную дорогу преграждали двое опрокинутых почтовых саней. Вокруг в неестественных позах застыли тела лошадей и людей. Свежий снег вокруг был истоптан и окрашен бурыми пятнами запекшейся крови.
— Стоять! — отрывисто скомандовал Рекунов своим людям. Он мгновенно оценил обстановку. — Разбой. Свежий. Объезжаем по целине. Живо!
Его люди тут же взялись за ружья, готовые к бою.
— Он прав, Курила! — прошептал бледный Изя, хватая меня за рукав. — Поехали отсюда, пока душегубы не вернулись!