Миллионщик

Оп-па! Это что получается, чтобы попасть в этот клуб, надо буквально знать две трети его членов? Нда-а-а….

— И что теперь делать? Федор Никифорович, вы, как юрист, должны знать разные обходные пути. Что подскажете?

Федор Никифорович понимающе кивнул.

— Вам нужен некий «проводник». Членом клуба вы таким образом не станете, но можете быть приглашенным гостем!

— То есть внутрь я все-таки попаду? Отлично, это все что мне нужно!

Итак, предстояло проникнуть в Английский клуб, найдя себе «проводника». Вот уж задачка, но ее на Плевака я сваливать не стал, сам разберусь.

И первым делом я отправился в ресторан «Яр». Тут, обедая, я обратил внимание на развязного молодого человека. Тот, будучи в компании таких же, как он, юнцов в щеголеватой гвардейской форме, размахивал руками и что-то рассказывал про охоту на медведя. Кажется, он полагал себя большим храбрецом, уложив зверя из штуцера.

— А знаете ли вы, сударь, что на Амуре местные жители почитают позором охотиться на медведя с огнестрельным оружием? — спросил я его. — Там ходят на «лесного человека» только с рогатиной! И бывает, этим промышляют даже подростки!

— Простите? А вы кто таков? — изумился тот.

Я представился.

— Тарановский? Из Сибири, говорите? — протянул он, с любопытством разглядывая меня через бокал с шампанским. — И что же, сударь, там и вправду медведи по улицам ходят?

— Не по улицам, конечно, а по тайге, — усмехнулся я. — И не только медведи. Тигры тоже встречаются.

Я подсел за их стол и с ходу рассказал несколько баек о жизни, а точнее, о самородках величиной с кулак, о стычках с хунхузами на китайской границе, об охоте на огромных секачей в маньчжурской тайге. Они слушали меня, открыв рот. Им явно требовались острые ощущения.

Так я познакомился с молодым князем Оболенским. Это был типичный представитель «золотой молодежи» — красивый, бретер, прожигатель жизни, гусар в отставке и, как оказалось, тоже заядлый картежник. Его привлек мой экзотический образ богатого сибиряка.

— Черт возьми, вот это жизнь! — воскликнул он, когда я закончил. — А мы тут киснем, в этой Москве, в четырех стенах! Слушайте, Тарановский, вы человек неординарный. Я должен вас представить нашему обществу.

— Знаете, я не отказался бы побывать в Английском клубе! — прикидываясь скромником, заявил я.

Юноши переглянулись и, кажется, начали даже перемигиваться. Похоже, идея затащить меня в клуб и там конкретно «ошкурить» родилась у них прямо из воздуха, на лету. Князь сориентировался первым:

— Это страшное упущение! — воскликнул он и ударил кулаком по столу. — Вы должны это видеть! Я вас завтра же с собой возьму! Введу как гостя. Покажу вам нашу Москву, наших львов! Вы им расскажете про своих тигров, а они вам — про светскую жизнь. Поверьте, это не менее сложно и опасно!

И следующим вечером щегольская пролетка князя Оболенского подкатила к величественному особняку на Тверской. Швейцары в ливреях отвесили нам низкие поклоны.

— Этот господин со мною! — небрежно бросил князь, и мы вошли внутрь.

Обстановка клуба поражала сочетанием роскоши и какой-то солидности. Высокие потолки с лепниной, блестящий паркет, тяжелые бархатные портьеры на окнах — все детали интерьера подчеркивали, что здесь собираются только избранные, «сливки общества».

В просторных залах, освещенных сотнями свечей в бронзовых канделябрах, стояла какая-то особая, гулкая тишина, нарушаемая лишь приглушенными голосами, стуком бильярдных шаров и шелестом карт. Пахло дорогим табаком, кожей, воском и какими-то тонкими, едва уловимыми духами.

Мы прошли через библиотеку, где за газетами сидели почтенные старики, миновали бильярдную, где молодые офицеры, засучив рукава, с азартом гоняли шары по зеленому сукну, и вошли в самое святилище клуба — картежную.

Здесь, в клубах сизого дыма, за несколькими столами, покрытыми зеленым сукном, шла игра. Никаких лишних слов, только короткие, отрывистые фразы: «пас», «вист», «банк мечу». На столах лежали горы ассигнаций. Но меня интересовал один конкретный субъект.

Я подошел к швейцару. Приготовил рубль.

— Простите, любезный. А не могли бы вы мне указать надворного советника Аристарха Ильича Селищева?

Низко поклонившись, швейцар указал:

— Вот он, извольте видеть: за столом, где играют в штосс, второй слева!

Селищев оказался полноватым господином лет пятидесяти, с редкими, сальными волосами, зачесанными на лысину, с одутловатым, нездорового цвета лицом и бегающими, алчными глазками, испещренными красными прожилками. Рожа его почему-то напоминал мне киноактера Романа Мадянова.

Я сел за соседний стол, сделал небольшую ставку и принялся наблюдать.

Селищев играл нервно, азартно. Когда ему везло, он громко смеялся, жадно сгребая к себе выигрыш. Но везло ему редко, намного чаще он проигрывал. И тогда его лицо покрывалось красными пятнами, руки начинали дрожать, он то и дело промокал платком потный лоб. Селищев ставил снова и снова, пытаясь отыграться, залезал в долги, торопливо записывая суммы на краю стола мелом.

В прежней жизни мне уже доводилось видеть таких игроков, буквально сожранных этой страстью изнутри. После четверти часа наблюдений я уже понял: этот тип — раб зеленой тряпки и раскрашенных кусочков картона.

В какой-то момент, проиграв особенно крупную сумму, он вскочил, опрокинув стул.

— Не везет! — прохрипел он, картинно разводя руками. — Ничего, господа. Завтра отыграюсь!

Так-так, подумалось мне. А чьи деньги ты проигрываешь в этом клубе, «опекун поместья Левицких»?

И память, как вспышка молнии, перенесла меня в другую жизнь, в другой мир. В мир, где правила игры были другими, но суть их оставалась той же — хищной, беспощадной, волчьей…

Интерлюдия: Москва, XXI век

Мы ехали в черном, бронированном мерсе Виктора Алексеевича по запруженным улицам Москвы. За тонированным стеклом мелькали витрины бутиков, рекламные щиты, спешащие по своим делам люди. Но мы не замечали этого. Мы ехали на встречу, от которой зависело будущее нашего нового проекта — аффинажного завода на Амуре.

— Понимаешь, Сергей, — говорил Виктор, барабаня пальцами по кожаной обивке сиденья, — вся эта система с арбитражными управляющими — чистой воды фикция. Театр для кредиторов. По закону они призваны защищать их права, справедливо распределять средства, вырученные от продажи имущество банкрота. А на деле?