Много снов назад

Имея в наличии время, Дуглас находил всё больше причин винить себя за опрометчивость собственного ухода. Объяснения были неубедительными и недостаточными, чем Рози не медлила ему упрекнуть, да и к тому же они были не так уж важны после всех её признаний. Он увидел уязвимую сторону Рози, но даже в свете слабости и бессилия она оставалась по-своему прекрасной. Разрушенные недомолвки и загадки не разрушили пугающего мужчину чувства, а лишь прочнее укрепили его. Его любовь пустила корни, и он чувствовал, как те неприятно щекотали душу.

Праздники прошли незаметно, но в то же время его одолевала скука. Рождественский ужин и новогодняя вечеринка прошли весело и без особых происшествий. Он пил размеренно и немного, не позволяя алкоголю взять вверх над рассудком, что толкнули бы его на необдуманные решения, сродни того, чтобы позвонить Рози и признаться в собственных чувствах, что могло разрушить его жизнь, когда та едва успела хоть немного наладиться. Соблазн набрать её номер одолевал его и трезвым, но Дуглас решительно не знал, что сказать, и насколько было бы уместным говорить что-либо. Это заставляло чувствовать себя глупо, будто ему было не больше семнадцати, и он влюбился в самую загадочную девушку в школе, от которой все старались держаться подальше.

И всё же в компании равных себе по возрасту людей Дуглас острее обычного ощущал силу годов, что разделяли его и Рози. Он был рассудительным взрослым, который в силу зрелости своих лет имел сформировавшееся мировоззрение. На счет всего у него были свои твердые убеждения, обосновательные доводы и умные мысли. У него за спиной был багаж опыта и знаний. Дуглас умел разбираться в людях, справлялся с жизненными проблемами, трезво оценивал действительность. Дуглас был взрослым, за плечами которого была созданная семья, купленный на заработанные деньги дом и постоянная работа. Всё развалилось, но он держал себя в руках. Казалось, он впервые ощутил зрелость души с первым же переездом в Вашингтон, сразу после выпуска из университета, вот только сидя за столом с людьми, равными ему по годам, мысль об этом показалась ему новой.

Ему было тридцать два, не так уж много, но Рози заставляла его чувствовать груз прожитых лет, либо же своим присутствием стирала их все в пыль. Порой Дуглас и сам не понимал, заставляла ли Рози чувствовать его моложе или же сама умом гораздо превосходила свои года, выдаваясь намного старше. Пусть иногда забыть об этой разнице не составляло большого труда, но в самые важные моменты Дуглас не мог позволять себе делать этого.

И всё же рядом с Бетти, Майклом и их общими друзьями, ему было отчасти не по себе. Он улыбался и смеялся, порой даже присоединялся к обсуждениям, но всё это было пустым, избавленным какого-либо смысла. И ощущая нутром своим эту пустоту, Дуглас невольно возвращался мыслями к Рози, находя в ней больше мудрости, чем во всех этих людях.

Невзирая на гостеприимность Бетти, приятная компания которой скрашивала холодные дни, полные предпраздничной суеты, Дуглас замечал, как стеснял своим присутствием кузена. Как будто его не пригласили, а он нарочно появился незваным гостем и мозолил глаза своим навязчивым пребыванием в чужом доме. Он знал, что Майкл был таковым по своей натуре, а потому сильно не был оскорблен его сухостью, граничащей порой с грубостью, что испарялась по мере того, как алкоголь градусом подпитывал кровь. В конце концов, у него был свой дом, куда не хотелось возвращаться исключительно из-за неловкости.

Дуглас не ожидал, что сможет выдохнуть с облегчением, стоит ему оказаться в Филадельфии. Этот город никогда не был к нему жестоким. Скорее жестоким по отношению к нему был сам Дуглас. Ему было приятно возвращаться домой, и даже мысли о Рози, преисполненные чувства вины не могли исправить накатившей на него волны нежности. Дуглас вернулся домой, и ощущение этого ещё никогда не было таким опьяняюще приятным.

Оказавшись на лестничной площадке, он долго возился с ключами, поскольку окоченевшие от холода руки не слушались. Мешало и то, что Дуглас краем глаза поглядывал на двери в квартиру Рози. Ему равномерно сильно хотелось увидеть её и убедиться, что всё было в порядке, на что вряд ли можно было надеяться, и не видеть, чтобы не бередить ни своей души, ни её. Это заставляло его чувствовать себя глупо, чего Дуглас не умел себе прощать. Казалось, он перебирал ключи и пытался попасть в замочную скважину целую вечность, прежде чем оказался дома.

В день приезда Дуглас вынужден был ещё и поехать в офис Клайва Стэнли, который наряду с Гудвином пытался добраться до него всё это время. Оба донимали звонками, как будто совершенно ничего не могли сделать без него, имея на руках имя человека, который подстроил обвинение. Суд ещё можно было перенести, если бы Стэнли потянул за нужные рычаги. Если он сумел замять дело Киллиана, то с этим у него не должно было возникнуть проблем.

— Наконец-то, — Гудвин соскочил с дивана, оставив на столе чашку с ароматным чаем, чтобы поприветствовать Дугласа, разрушившего угнетенную обстановку воцарившуюся между двумя мужчинами. — Сколько тебя не было в городе? — он рьяно тряс руку Дугласа, не дав тому даже снять верхней одежды.

— Всего две недели, — он натянуто улыбнулся. В кабинете оказалось достаточно тепло, а потому ему почти сразу стало невыносимо жарко. Гудвин, как назло, застыл на месте, сжав его ладонь обеими руками.

— Казалось, прошла целая вечность. Ты уже знаешь об анонимной записи?

Дуглас молча кивнул, переведя вопросительный взгляд на Стэнли — анонимная запись? Тот смотрел в ответ с не меньшим недоумением, не в силах поддаться убеждению, будто Дуглас мог откуда-то знать правду о том, кто на самом деле достал запись. Для Клайва это было решительно невозможно, поэтому он поддался сомнению, наделяя удивленный взгляд Дугласа долей неверия, что сам Стэнли достал запись из ниоткуда, присвоив заслугу Рози себе.

Аккуратно достав руку из тисков пожатия Гудвина, Дуглас подошел к Клайву, чтобы бегло поприветствовать и его, прежде чем сбросить с себя груз верхней одежды. Гудвин приземлился обратно на диван, подвинувшись к самому краю, чтобы освободить место для Дугласа, который не спешил садиться, бросив на диван вещи.

— Вы уже говорили с Гумбертом и девушками? — он занял место Стэнли у стола, сложив руки перед собой. Клайв расположился на поручне дивана рядом с Гудвином, который продолжил чаепитие с тем же обеспокоенно безучастным видом, что и всегда.

— Они ещё не вернулись после каникул, поэтому я не мог с ними связаться. Гумберта сейчас тоже нет в городе, но он должен вернуться завтра, поскольку тоже вызван в суд, — декламировал Клайв с уставшим выражением на лице. Ему порядком хотелось закрыть это дело, чтобы наконец-то избавиться от этой навязчивой семейки и заниматься делами более простого кроя, невзирая на то, что гонорар Гудвина был внушительно большим.

— Должно быть, чтобы свидетельствовать, какой мистер Гудвин прилежный работник, — Дуглас усмехнулся, качнув головой. — Девушки тоже вызваны в суд, поэтому должны быть в городе. Скорее всего, они просто соврали. Нужно связаться с их адвокатом. Буквально прямо сейчас, — он поднялся с места, взял со стола телефон и передал Стэнли, который не так уж был рад этой затее. Гудвин отставил пустую чашку в сторону и вытянул шею, заглядывая через плечо Клайва в экран его телефона, будто без его бдительного контроля ничего не могло случиться. Вид его был смешон и совершенно недоуменный. Даже теперь он был взволнован и труслив, как заяц, поджавший хвост в погоне от беззубых волков.

Дуглас занял место Стэнли, обшарив взглядом захламленный бумагами стол. На его собственном робочем месте в прежнем офисе всегда был идеальный порядок, без которого не мог жить. Он был педантом в отношении ко многим вещам, был нетерпим к беспорядку, любил чистоту и слаженность. И пусть тщательно подобранная правильность навевала скуку, Дуглас находил в этом удобство, не замечая и того, что порядок в кабинете вышел далеко за его четыре стены. Идеальная жизнь, замкнутая в стеклянном шаре, в конце концов, всё равно лопнула, как бы сильно Дуглас не пытался не нарушать её спокойствия и размеренности.