Мое частное бессмертие
Шрифт:
Пока я жил на Ботанике, мы с Хасом не были друзьями, а только учились в одном классе.
Но теперь я жил на 25 Октября, 67, а он на Ленина, 64, это через два квартала.
Стали ходить из школы вместе. Мимо Политеха, планетария, художественного музея… мимо кинотеатра «Патрия», закусочной «Огонёк»… мимо дома правительства, биржи болельщиков на Пушкинской… мимо Главпочтамта и магазина «Военная книга» (усёк, тов. Геродот?!)…
И тогда он спрашивает – а сколько пацанов у тебя во дворе?
Я признался, что всего
А у них наберётся на три команды, похвастал Хас. Не считая малых. И они играют за ЖЭК-10 на «Кожаный мяч».
И это ещё не всё.
Для игры ЖЭК выдаёт им форму с гетрами!
Слишком красиво, чтоб быть правдой!
Hадо ли говорить, что на Ботанике ни у кого не было формы. Тем более гетр.
Заслушавшись, я проводил его до Ленина – Армянской, это целый лишний квартал, и тогда он говорит: приходи играть после обеда.
«А уроки?» – хотел спросить я, но постеснялся.
23 апреля 1972, Кишинёв.
Бабе Соне я соврал, что уроков не задали. Она с трудом усадила меня обедать.
Через полчаса.
…Хас поджидал меня на ступеньках «Спорттоваров».
Издалека я увидел его.
В квадрате футбольных белых трусов с красными лентами по бокам и в шерстяных чёрных гетрах с белой поперечинкой на икрах он выглядел пугающе спортивно для колобка и душки, каким я знал его по классу.
Мы двинули по 25 Октября.
Повернули на Армянскую возле «Дома быта».
Беспорядочный людоворот повлёк нас вдоль Кремля центрального рынка, но Хас не растворялся в толпе.
Ещё бы! Запусти его хоть в миллиард китайцев, он и там просиял бы в своей форме с гетрами.
Hаконец мы нырнули в какой-то проход, где железная колодка торчала в асфальте – чтоб машины не ехали.
Там начинался двор.
Двор был истыкан тополями.
Тополя перерастали пятый этаж.
Фигурки в гетрах носились по росчисти, утоптанной до стука.
И – не во сне ли я это вижу – голевая сетка меж тополиных стволов!!!
Голевая сетка!!!…
Как бомбардир я не знал голевой сетки до той поры.
Hа Ботанике отведут два булыжника – и все ворота. А здесь настоящая голевая сетка. Я затрепетал от разлёта её ячей.
И играли не куча-мала, как на Ботанике, а один на один до гола.
У Апеля была тетрадка и ручка.
«Пешков», – назвал меня Хас, и Апель записал меня в таблицу.
Я не знал, кто есть кто в дворовой иерархии, и обыграл Ильюху и Волчка в 1/8 и 1/4 финала, хотя они оба были в гетрах.
Ну, Ильюха это ладно: он малый. Но вот Волчок был старше меня на год. Тем более Аурел – тяжелоногий, рослый.
Но я обыграл и Волчка, и Аурела (в 1/2 финала).
Так желтки с сахаром не взбивают в миске, как вбивал я им плюхи в сетке.
Тогда Апель отложил таблицу и выступил против
меня.С первых его финтов было видно, что в футболе он умеет всё. Просто и кувшинка и стрекоза футбола. К тому же все болели за него.
Вот так я попал во Двор.
Hа Ботанике – что в футбол играть, что в свинчатки-чушки. Всё равное занятие.
А здесь футбол был как факельное шествие!..
Hа Ботанике – играли на поджопники.
А здесь – на Кубок богини Нике (ветка с цветами – в бутылке из-под лимонада)!
Hа Ботанике – Пешков (отец), коего я не помню.
А здесь… Ле-бе-дев!!!
Который курит длинную табачную трубку. Hастоящую! И говорит (ха-ха!) про Геродота.
6
(Всё ещё в уме. Но скоро сяду и запишу!)
…И вот наступил этот день!
(Хотя я не верил, что он наступит!)
Hас кликнули в ЖЭК – получать форму!
Форму выдавала Аннушка-кастелянша.
«Ставь подпись за комплект!.. Ставь подпись за комплект!»
В жизни не слыхал такого писклявого голоса.
А кому какой номер – ей до фени.
Я мечтал о «9» или «11».
Но они достались Апелю и Гею.
«10» забрал кудрявый Крецу. Все знали, что он костыль и играть не умеет. Но он состоял на учёте в детской комнате милиции, с ним не хотели связываться.
«6» – Молдове, «8» – Аурелу…
Мне… 15-й номер.
Поначалу я не расстроился. 24 июня 1972 года, Кишинёв.
Мы переоделись у гаражей и – в путь!
Всей ватагой через вторую секцию.
Доминантные, как до-мажор.
Видные, как конная милиция.
Утро было только-только с грядки, такое свежее.
У дворовой эстрады высоченные тополя сходились в гущу, укрощённое солнце едва доплёскивало сквозь них.
Было полно мамаш с колясками, все смотрели на нас.
Здесь же, в тени на лавочке, сидела женщина с запрокинутой головой и тянула вязальную спицу через спинку стула.
Это была слепая Даша [10] …
Всё время я натыкаюсь на неё!
Через арку мы вышли на проспект.
Перебежали на ту сторону и сели в «четвёрку» возле ДК «Стяуа Рошие» («Красное Знамя» – молд.).
10
Cлепая Даша – родная сестра Лебедева
Только тут, в троллейбусе, я догадался спросить: а где играем?
Оказалось, что… гм-м… на Ботанике.
В троллейбусе опять все глазели на нас.
В гетрах я чувствовал себя как бог. Как Анатолий Бышовец в своём роде.
Жаль, никто из чувих не видит. Хотя сразу несколько чувих из нашего класса живут на Ботанике (две Ирки, Алка, Стелка… – записывай, тов. Геродот!). Я даже поозирался по сторонам – нет ли кого-нибудь из них в этом троллейбусе. Увы.
И вот – Ботаническая горка.