Мое кудрявое нечто

Его губы опускаются к моим, легко касаясь их. И я снова не могу пошевелиться в ответ на вопрошающий небесный взгляд. Второе прикосновение настойчивее раскрывает мой рот, чужой язык облизывает мои губы, управлять которыми у меня не получается. Запах алкоголя кружит голову, а руки, прижимающие меня к разгоряченному телу, разносят жар из самого сердца по всем венкам и каналам моего существа. И так потрясающе и необъяснимо приятно стоять вот так, прижатой к этому огромному средоточию силы и энергии, в темноте комнаты, пропахшей древесиной и его ароматом. От ладоней, лежащих на моей пояснице, становится жарко. Поддаюсь порыву и тянусь к нему, поднимаясь на носочках, руки сами касаются его талии, а губы раскрываются, поддаваясь внутреннему порыву узнать то, что он хочет предложить мне. Напряженный член упирается в мой живот, и это подбадривает. Слишком незнакомо и приятно чувствовать, что ты нравишься такому красавцу.

Крепкие руки подхватывают меня, и в несколько шагов я оказываюсь прижатой к стене. Парень нависает надо мной, улыбаясь, словно манящий в грех Мефистофель. Снова касается губами моего рта, опираясь рукой о стену. Другая его рука поглаживает талию, останавливается на груди, легко сжимая ее, большой палец обводит яростно торчащий сосок, и из моего горла вырывается стон, за который становится стыдно. Миша оставляет в покое мои губы, вглядываясь в глаза.

– Мне нравится этот звук, пухляш, – улыбается он, – простони так еще. Это лучшее, что я слышал.

Я могу лишь стоять, оперевшись о стену и втягивать воздух, которого в этой комнате слишком мало. Он приподнимает черную футболку, которую я записала в спальные, и теперь ничто не отделяет его ладонь от моей оголенной груди. Мурашки устраивают соревнование на моем теле. Хочу отвернуться, закричать на него, потребовать, чтобы он опустил футболку, и не могу. В груди слишком тесно, чтобы я могла вывести хотя бы одно слово.

– Она потрясающа, – парень осматривает мои выпуклости, поглаживая их, а потом снова прижимается ко мне губами.

И теперь, когда обе его руки сжимают мою плоть, а губы выделывают виражи на моих, я не могу сдержать стонов, которые один за другим протяжно выскакивают из груди.

– Иди-ка сюда.

Коршун подхватывает меня на руки, и скоро я лежу на кровати, а его язык описывает мой сосок, оставляя на нем влажный след. Затем легкое дуновенье, и его рот втягивает в себя похолодевшую твердую горошину. Как же приятно. Жаль, что у него всего лишь один рот, моим губам его не хватает. Словно чувствуя одиночество моего рта, Миша сует в него большой палец, который я тут же принимаюсь облизывать и покусывать, забыв о стыде. "Не кусай" – игриво предупреждает Миша, – "а то еще войдет в привычку". А куда зубы то деть? Оставляю вопрос не произнесенным, происходящее сейчас слишком приятно и ново, чтобы он все испортил. Достает из моего рта сырой палец, описывая им круг по другой груди, а затем его рука спускается ниже, поглаживая живот, и еще ниже, туда, где разгорелось настоящее пламя, незнакомое мне. Легко поглаживает лобок сквозь ткать пижамных брюк. Возвращает губы к моим, даря мне наслаждение этих прикосновений. Его глаза следят за мной. Горячая ладонь ложится между ног, надавливая, вжимаясь косточкой в пульсирующий клитор, вызывая новые ощущения и новый стон.

– Хорошо, не правда ли?

Боюсь ответить. Если открою рот, потребую, чтобы его рука касалась того места, сняв трусики.

Парень отрывается от губ, разглядывая теперь лицо и красиво улыбаясь. Его ладонь не останавливает поглаживающих и нажимающих движений.

– Чувствуешь пустоту внутри? Прямо вот тут, – к моему сожалению его ладонь перемещается вниз живота.

Киваю в ответ на его вопрос.

– Эта пустота для меня, малышка. Не для того ушлепка, который решил, что может забрать тебя у меня, – парень проводит языком по губам. – Там не хватает меня. Я могу заполнить ее, – касается моих губ легким движением и тут же отступает. – Но не буду. Пока ты сама не попросишь меня об этом.

Длинное тело Коршуна перекатывается на спину, поднимается с кровати. Его глаза проходятся по моему телу, останавливаясь на моих глазах.

– А ты пока полежи и подумай, что ответишь на мой вопрос. Оденешь его сама, когда надоест ерепениться.

Парень запускает руку в карман джинс, достает оттуда коричневую бархатную коробочку и кидает ее на кровать. Спустя две секунды его уже нет в моей комнате.

Я одна. На кровати. С застывшими от влажных прикосновений его рта сосками на оголенной груди и жутко пульсирующей сырой промежностью. Мышцы живота, если они там имеются, отчаянно сокращаются. Я еще никогда не была в подобной ситуации. Мне стыдно и одиноко. А от жалости к себе на глазах выступают слезы. Промокаю их поднятой с пола футболкой, которую тут же натягиваю.

Он просто издевался надо мной! Дал понять, что может сделать со мной все, что угодно, а я и пикнуть не посмею.

Ставлю коробочку на стол. Не собираюсь смотреть, что в ней.

Стараюсь восстановить дыхание.

Бегу в ванную, где ополаскиваю несколько раз лицо холодной водой, чтобы сбить растекшийся по нему румянец.

Не помогает. Горит все тело. Открываю окошко. Забираюсь под одеяло. Я просто усну и забуду о том, что тут произошло. А завтра не буду обращать внимания на гиганта, расхаживающего по дому. Возможно, я зря взяла выходной и отпросилась с единственной пары.

Через полчаса ворочанья на кровати, съедаемая любопытством, подбегаю к столу. Открываю коробочку и пищу от красоты увиденного в ней кольца. Оно великолепно. Оно – мечта любой девушки. На тонком ободке желтого золота красуется большой прозрачный камень, окруженный такими же прозрачными камушками поменьше. Это бриллианты? Быть не может! Но, Миша вряд ли купил бы простые стекляшки. Неужели я, девочка, восемь лет проведшая в детском доме, достойна такого подарка?

Единственные украшения, которые у меня есть это золотые сережки гвоздики с небольшими гранатами. Они у меня с семилетнего возраста. Тогда папа проколол мне уши и подарил их на поступление в школу. Еще тонкое золотое колечко с надписью "спаси и сохрани" – подаренное папой на десятилетие. Но я ношу его на тонкой золотой цепочке, рядом с крестиком, так как на палец оно уже не налезает. Вот и весь мой золотой запас. Хорошо, что в детдоме не отобрали.

И я никогда не болела золотом. Но оставленное Мишей кольцо тут же надеваю на правый безымянный палец. Уж больно мне хочется посмотреть, как оно будет на нем выглядеть.

Глава 8

***

Так, что у нас там по расписанию? Ага, точно, после разговора с Романовым я прикупил билеты в театр. Проезжал мимо театра имени Чехова и решил зайти, и поскольку торопился, взял первый спектакль, на брошюре которого взгляд остановился. И вот, что значит глаз-алмаз! Идем на комедию «Идеальный муж». Я еще ни разу не видел. Да я вообще последний раз в театре был на первом курсе Военной академии, и то нас всем курсом потащили в добровольно-принудительном порядке. Теперь вот думаю, надо ли в театр костюм надевать, или хватит моего повседневного прикида?

Ах да, надо еще пухляшу сказать, что у нее сегодня культурная программа вечером, забыл как-то ее предупредить. Или не говорить? А что, пусть будет сюрприз. Встречу ее после занятий, в ресторан зарулю. Я выяснил, у нее сегодня выходной в полотенечном деле. О… можно еще стихи ей почитать. Надо только вспомнить хоть что-нибудь. Я ведь учил что-то в школе? Ну да, учил. «Я помню чудное мгновенье»… что там дальше то было? Или это слишком уж примитивно? Ладно, по ходу дела разберусь.

Съедаю положенную мне порцию обеда в столовке. Требую у Клавдии Петровны, нашего служебного повара, еще порцию голубцов. Нервничаю что ли? Не мудрено – первое свидание в жизни, как-никак.

На физподготовке по отработке рукопашного боя не могу сосредоточиться, так что получаю от Тохи, своего напарника по тренировке, отточенный до уровня бога прямой удар в голову, и ловлю чуток темного звездного неба.

– Коршун, – сосредотачиваться уже поздно, но я пытаюсь все же увидеть напарника, только не совсем пойму, он справа или слева. – Бля… Мих, сколько пальцев?

Вот не хочется говорить, что больше пяти. Вряд ли он на одной руке лишние отрастил.

– Братан, ты как? Я ж думал, ты примешь…