Мое кудрявое нечто

Жаль, что моего мобильного тут нет. А номеров Хомяковой и Дениса я наизусть не помню. Они могли бы приехать и забрать меня. Ищу глазами свои вещи, помню, как Миша натягивал на меня одежду, причиняя новую боль каждым прикосновением. Да, брюки и свитер валяются на подоконнике. Холодные, наверное. В окно бьет свет фонаря, значит, палата на первом этаже. Рама пластиковая, не вижу решеток. Я смогу выпрыгнуть в окно, поймаю такси, доеду до дачи, заберу свои вещи и уеду к Хомяковой. Жаль, что обуви нет, но… наплевать, я хочу убежать из этого места.

– Леш, – зову Мишиного друга, тот открывает глаза, – ты не принесешь мне чего-нибудь поесть?

– Без проблем.

Парень бодро соскакивает с кровати, надевает рубашку, в которой был на свадьбе, и выходит из палаты. Аккуратно перекатываюсь, поднимаюсь, превозмогая ноющую боль. Это еще наркоз не отошел, а что будет, когда лекарство перестанет действовать? Надеть брюки получается с трудом. Свитер легче, ведь мне не нужно нагибаться. Залажу на подоконник, пуская от боли слезу, открываю окно…

– Рита, не стоит этого делать.

Оборачиваюсь. Леша прикрывает за собой дверь, оставляет поднос с едой на тумбочке и направляется ко мне. Я хочу спрыгнуть, но не успеваю. Парень хватает меня подмышками и ставит на пол.

– Слушай, – закрывает окно, – тебе нельзя сейчас вставать. Кровотечение может начаться снова. Пожалей мою кровь, – на его лице проступает улыбка, и я только сейчас замечаю, как похож на пупса этот парень. – Я не смогу сдавать ее для тебя вечно. Давай сейчас ты поешь, – он ведет меня к тумбе, где оставил еду, – только теперь придется стоя.

– Я хочу уехать, – тихо говорю я.

– Я понимаю. Но ты только что пережила операцию, Рита. Тебе нужен постельный режим. Швы необходимо осматривать ежедневно. Неужели ты думаешь, я отпущу тебя?

– Я не хочу его видеть.

– Я тоже. Но придется. Давай так, ты поешь, переоденешься, и я помогу тебе лечь обратно. Когда Мишка придет в себя, я не оставлю тебя с ним одну, буду тут. Скоро мне нужно уезжать, но я попрошу Тину побыть рядом. Или позвоню Женьке, – откуда у него номер Хомяковой? – Тут еще Романов. Мы не оставим тебя с Коршуном наедине, пока тебя не выпишут. А потом мы просто увезем тебя, куда скажешь, если ты решишь не возвращаться к нему.

– Вы действительно можете сделать это? – я не верю.

– Это не составит труда, – парень снова улыбается, размешивает масло в рисовой каше и протягивает мне ложку. – Много не ешь, нельзя, чтобы швы лопнули.

Леша отворачивается, когда я переодеваюсь обратно в больничную робу. Помогает мне улечься на кровать. И я засыпаю под его мягкий голос "Я уверен, Мишель не хотел причинить тебе боль, он никогда не стал бы делать это сознательно…"

***

Вырубился. Нажрался и вырубился. Прямо тут, на диване у дверей палаты. Натворил делов и ушел в забытье. А Романов рядом сидит, как стеклышко, хотя пили наравне.

– Риту прооперировали. Она спит, – сообщает друг. – Леха следит за ней. Ему тоже надо отлежаться, из него порядком крови выкачали.

Черт! Кобарю же скоро на службу. Его в Крым отправляют в связи с произошедшими там событиями.

Приоткрываю дверь палаты. Малышка спит. Одеяло съехало, приоткрыв белую больничную робу. Не могу смотреть на ее бледное лицо. Вхожу в палату. Леха прикладывает палец к губам, предлагая мне помалкивать. Я всего лишь хочу поправить одеяло на пухляше. Она ненавидит спать не укрытая. Я знаю это. В детском доме часто не было отопления, и ей нравится, когда одеялом укутано все ее тело. Аккуратно приподнимаю одеяло до подбородка, убираю прядь волос, открывая высокий гладкий лоб. Какая же она хорошенькая. Мне хочется дотронуться до нее еще раз, но я одергиваю руку. Я не имею права прикасаться к ней. И я не понимаю, что мне делать дальше. Как вернуть то, что я выстраивал так долго?

Чувство тепла и нежности прокатывается по телу, смешиваясь со скорбью. Всю жизнь ненавидел таких мужиков, каким стал сам. Не понимал, как можно так поступить с девушкой, и не понимаю, как все это произошло. Причинить боль такой маленькой, светлой, невинной… Смотрю на жену и…

А жена ли теперь? Наврятли. Не моя больше.

– Она…

– Не хочу с тобой разговаривать, – сухим шепотом отвечает Леха.

Я хотел спросить, говорила ли она что-нибудь. Как она чувствует себя. Не было ли больше кровотечения. Киваю. Я понимаю его.

Покидаю палату. Юран разговаривает с Самуилычем. Опасности нет. Рита будет в порядке. Кровотечение не должно возобновиться. Будут небольшие кровоподтеки, но это не опасно. Важные органы не задеты. Контакт был грубым и резким, положение бедер для первого проникновения выбрано неверно, отчего и произошел разрыв влагалища. "Аккуратнее надо быть, молодой человек, тем более в первый раз" – устало произносит доктор. Восемь швов. Прооперированное место необходимо обрабатывать, так что ей лучше полежать в больнице еще пару недель. Месяц она не сможет сидеть. Сексуальные контакты исключить. Это и так понятно. Честно говоря, мыслил о сексе ушли из моей головы в тот самый момент, когда красная лужица растеклась под ней. Самуилыч протягивает мне список лекарств для жены. Твердым голосом дает рекомендации по питанию и оставляет нас. Утром у него операция, ему необходимо выспаться. В больнице остались медсестры, которые проследят за комфортом моей жены.

Жена… Нет, девчушка, не видевшая в жизни ничего хорошего, нарвавшаяся на извращенного вседозволенностью генеральского сынка, который не в состоянии отличить прожженную жизнью девку от… Черт! Как же грызет внутри!

Романов оставляет меня на двадцать минут, едет в ресторан неподалеку, за едой.

Леха выходит на улицу. Иду за ним. Закуриваем молча.

– Она просыпалась? – молчать у меня и в обычные моменты не получается, а уж сейчас и подавно.

– Да что с тобой, Мих? – в голосе друга боль, надеюсь, я еще могу так называть его. – Как ты мог? Чем думал вообще? Членом своим?

– Я.., – мне нечего сказать, я до сих пор не понимаю, как довел до этого.

Набираю в ладонь снег с ближайшей скамейки и растираю его по лицу. Скидываю остатки снега и сажусь, наполняя легкие дымом.

– Я сначала подумал, что ты просто неаккуратно так. Ладно, бывает… но, – Леха выпускает длинную струю дыма и садится рядом, слегка подергиваясь от холода, на нем только легкая рубашка, один рукав которой закатан, чтобы не повредить повязку на руке, а нехватка крови не позволяет согреться, – она из окна сигануть хотела. Это притом, что двигается еле. Какого хрена ты с ней сделал?

Рассказываю другу все. Что мне скрывать? Мне даже хочется, чтобы он пару раз врезал мне, может, станет легче. Выкуриваем по второй и Кобарь молча заходит в больницу, дрожа всем телом. Не мудрено, крови то не хватает.

А я остаюсь сидеть на лавке. Не хочу заходить. Если зайду, побегу в ее палату. Рита хотела спрыгнуть из окна, чтобы не встречаться со мной. Вот такая брачная ночь.

Набираю номер отца. Завтра они с тетей Наташей должны лететь в Сочи, я должен все рассказать ему. Он все равно узнает. Тем более, мне нужна его помощь. Не хочу, чтобы Рита уезжала с дачи. Пусть живет там. Ей будет проще, если отец будет рядом. Вряд ли она захочет, чтобы рядом был я.