Моральный патруль

Что находят новеллисты в сюжете о бедном брошенном псе: так разгуливают свой комплекс неполноценности? тешат садомазохистские свои чувства в надежде, что дети рыдают, а их родители лезут в петлю, отдают свою жизнь за жизнь написанного пса?

Зачем о бедном псе?

К чему о брошенной собаке?

Искусство предназначено для услаждения, для приятного, и это приятное – противовес дурному обыденному, как на шляпу Статуе Искусств, чтобы не упала, приварили свинцового голубя.

Не голубь, а – бык, но смотрится издалека миролюбиво, политкорректно – трехцветный: белый, черный, желтый».

«Не всё в нашем Мире покупается и продается, даже – отсутствие вакуума, – падре Гонсалез произнес после продолжительного молчания, я бы потрогал его – не умер ли падре? не охладел ли? но падре ожил словами – так оживает на холсте сельский пейзаж. – Я пастырь ваш, князь Мишель де Болконски, поэтому и расскажу о психологическом соответствии двух овечек: Долли и Колли.

В юношестве, когда передо мной открылись дороги Судьбы, то есть – профессий – выбор широчайший: эстетика, литература, танцы, музицировании, изобразительное искусство, театр, философия эстетики и всего остального — я вышел в чистое поле, и подобно Эзопу, бросил камень в черепаху – пусть поведает мне, что и кому я должен.

Камень не долетел до черепахи, и в недолёте я увидел Знак, тем более что жар летнего дня переходил в жар лихорадки, у меня подогнулись колени, как у убитого гитариста.

Черепаха уползла, и кто знает, может быть, её потомки вдохновят поселенцев с Земли на новые повести о Братце кролике и Братце Черепахе.

На поле выбежали танцующие дервиши, и кружились, кружились в вальсе балета: белые юбки разлетались, а дервиши кружились до моего головокружения; причем премиленько напевали с тембрами майских жуков.

Сердце моё защемило, а затем отпустило, и тоска охватила всё моё мучительное состояние, будто я влюбился в поэтессу, а женился на балерине.

На зов дервишей из леса вышли две клонированные, необычайно морально устойчивые овечки – Долли и Колли.

Глаза овечек влажные, агатовые; и я трогал глаза овец – не называл овечек баранами, оттого, что баран – бранное слово, как и слово «ворота».

Многие исследователи живописи и значения жестов находят, что слово «баран» имеет двойственную структуру, как и женщина.

Женщина – гермафродит по природе, в ней два начала – самка и самец, оттого, что женщина может носить в чреве самца.

Ребенок мужского пола, с мужскими вторичными половыми органами, но в животе женщины, разве это не гермафродизм, от которого на очах выступают слёзы радости?

В слове «баран» зоофилософы находили и древнее значение – «таран».

Но для меня на лужайке, что «таран», что «баран» – под настроение, ибо я выбрал свой путь – не убий, но прости грехи убийцы.

С того лужка, когда танцующих дервишей сменили танцующие балерины – выпускницы института благородных девиц, потрясающе скромные девушки, в отличие от балерин пришлых, разнузданных – я вышел с каменным намерением стать падре.

Желание моё осуществилось, и я много плакал, даже видел галлюцинации, но молчу о них, потому что в каждой галлюцинации прыгает чёрт с рогами.

Ваше же душевное состояние, князь Мишель де Болконски, я определяю верно, потому что – падре я; если художник на пустом холсте видит готовую картину, то я ещё до беседы с вами понял, что вы в смятении из-за женщин.

Пожалуйста, чаще вдыхайте воздух, а то потеряли лицо, и вот-вот умрете от кислородного голодания – так погибает оперный певец на высокой ноте, певцу стыдно вздохнуть, пока не закончилась нота.

Полагаю, князь Мишель де Болконски, что вы обручены с одной дамой, но неосторожно дали согласие другой даме, потому что вошли в щекотливое положение, когда обязаны жениться, словно вас на кол посадили натурщиком.

Теперь же вы, судя по вашему сияющему ста свечами лицу, думаете, что нашли выход из морально приниженного состояния: возьмете в жены одну благородную девицу, а другой предложите соавторство в написании книги, картины или пьесы – род искусства не важен, потому что не важны рога у чёрта – кривые по теории Лобачевского они или прямолинейные Декартовы.

Нет, князь, так с людьми не поступают, особено, если человек – робкая конфузливая воспитанница или выпускница института благородных девиц! – падре Гонсалез помахал золотым кадилом перед моими прелестными ресницами (высший бал на конкурсе стилистов за загнутость ресниц). – Овечки Долли и Колли тоже думали, что они вечные, что их шерсть принесет пользу Вселенной – отчасти так, но не полно, не тот эстетический случай, когда прыгун с шестом выше барабанщика.

Ах, князь Мишель де Болконски!

Зло наказано, а добродетель восторжествует, особенно, если знает замысловатые балетные движения; даже овечки танцуют вальс.

В обмане не представляете, во что превратится ваша семенная жизнь, если возьмете девушку, полагаю, что она – благородная графиня целомудренная, – возьмете только из добрых побуждений, потому что обязаны из-за случая жениться, как потрогал пирожок – покупай.

Девушка высокой морали никогда вас не укорит, не пожурит за то, что взяли в жены, но проживёт с вами долгую, полную эстетических приключений жизнь, под гнётом – так варвары солят капусту и мясо.

Каждый день ваша кроткая высоконравственная жена будет думать по несколько раз,

«Ах! Свадьба наша состоялась не по любви, а из-за несчастного случая, что не стоит даже убитой картины Гогена.

Мой муж князь Мишель де Болконски взял меня из жалости, потому что бросил тень на мою репутацию; после запятнания вынужденно женился, но никак не романтически, не со стрелой Амура в разинутой груди.

Бедная я, несчастная, прозябаю, словно зяблик, без любви.

Но я никогда ни чувствами, ни дрыганьем ног под постылым любовником, ни улыбкой кривой не выдам своего недовольства, оттого, что жена – вторая страница в книге мужа, и кротко, мысленно заламывая в отчаянии руки от тоски, но с добрыми словами на устах, пройду за мужем хоть в цех изготовления кирпичей для Дворцов.

Нет любви, но мораль требует, чтобы я исполняла супружескую обязанность, не огорчала мужа, а делала вид, что люблю его пуще консерваторских абонементов!»

Ваша жена будет мучиться духовно, но наружно ручку вам пожмёт, назовёт милым муженьком, скажет, что питает лучшие к вам чувства, боготворит вас, назовёт великолепным волшебником, скажет, что у вас – родственные души.

Ложь, клевета во спасение морали – вам ли нужен этот путь, когда каждую ночь ваша жена рыдает в подушку, а незримый кинжал аморального поведения целится вам в мозжечок?