Москва, Адонай!

Когда Лиля постучала в дверь номера, Орловский вскочил с кровати, немного замешкался, потом быстрым шагом рванул в прихожую по облыселому, избитому каблуками ковру и открыл.

Ударились взглядами. Стало неловко. Смутились. Оба отвели глаза. Сначала ей показалось, что на фото Орловский совершенно другой, поэтому решила на всякий случай уточнить, действительно ли перед ней Арсений, но по смущенному лицу актера поняла, что не ошиблась.

– Здравствуй…те… я ждал, проходите.

Женщина кивнула и шагнула в номер, шибануло чужим запахом чужого помещения, она потупилась, глядя себе под ноги:

– Добрый… день.

Дверь захлопнулась. Еще раз мельком изучили друг друга.

– Давайте помогу снять пальто.

Лиля осторожно отдернула плечо.

– Не нужно… Я сама.

Отстраняющий жест кольнул Арса, ему стало неприятно, что от него отшатнулись. На мгновение даже решил плюнуть на договоренность и уйти, не говоря ни слова, но внимательнее посмотрев на эту женщину, похожую на настороженное красивое животное, понял, в каком состоянии она находится и с какими усилиями ей дался этот шаг.

Сели напротив друг друга. Лиля – на стул, актер – на заправленную кровать. Посмотрели друг на друга в упор: глаза в глаза. Пыльная занавеска резала и просеивала солнечный свет.

– Может быть, выпить… – сорвалось по привычке, – то есть… вы хотите пить? У меня в сумке есть сок, – актер привстал с кровати.

– Нет, благодарю, – Лиля выставила перед собой ладонь, а потом, как будто вспомнив что-то важное, встала со стула и деловито направилась в ванную комнату, не глядя, по-хозяйски уверенно нащупала рукой незнакомый выключатель: свет загорелся, она вымыла руки и обрызгала лицо ледяной водой. Причесала сбившиеся волосы.

Арсений ей очень понравился. В жизни он оказался намного интереснее, чем на фото. Внимательно посмотрела на себя в зеркало: пухлые губы, удивленные голубые глаза. Женщина привела русые волосы в порядок, вернулась в комнату и снова села на стул, который неловко скрипнул.

Минуту сидели молча, не зная, что сказать. Желая хоть как-то сократить дистанцию, Орловский заикнулся об имени:

– Меня зовут…

Женщина выставила руку перед собой, как бы останавливая Арсения.

– Это лишнее. Имена и поцелуи нам не понадобятся.

– Ах да, вы правы… Безымянное, но очень плодотворное знакомство… тогда я буду Ричардом Гиром, а вы – Джулией Робертс.

Лиля натянуто улыбнулась, затем в номере снова повисло тягучее молчание. Резко встала, положила сумочку на пол и, повернувшись к Арсению спиной, расстегнула несколько пуговиц на своей рубашке, после чего стянула ее с себя. Орловский отвел глаза – он не испытывал влечения к этой женщине, мало того, не видел желания и в ее глазах. Близость при таком обоюдном холоде казалась не менее противоестественной, чем секс со столом или самкой антилопы.

Актер поднялся с кровати, скользнул взглядом по обнаженной спине с белой застежкой бюстгальтера – такой же пластмассовой и холодной, какой казалась ему сейчас вся спина. Орловский зацепился взглядом за крупную родинку между лопаток, потом снова отвел глаза к окну. Лиля ждала, что он подойдет к ней, но Арсений стоял без движения: она не ощущала его возбужденного мужского присутствия. На секунду Лиле показалось, что она в комнате одна – в огромной ледяной и пустынной комнате, где ей очень одиноко и страшно. Оглянулась поверх бледного плеча с вопросительным безмолвным упреком в глазах, терпкая желтизна ее кожи напомнила Орловскому полотна Эндрю Уайета. Она повернулась к нему и в несколько шагов оказалась рядом, взяла равнодушную мужскую руку, сжатую в тяжелый кулак.

– Я прошу… Да, это все глупо и странно, но я прошу… подарите нам с мужем… мы оба слишком долго ждали его, поймите, – после сказанного она поднесла к губам раскрывшийся цветком кулак Орловского и поцеловала. Мужская рука стала податливой и легкой, как хлопок, широкая ладонь сделалась горячей, в пальцах сгустилось зудящее электричество.

Арс подошел еще ближе, обнял плечи, кончиками пальцев спустился по изгибу спины до самого копчика.

– В какой вы хотите… Как вам будет комфортнее?

От нелепого вопроса Лиля смутилась еще сильнее, опустила глаза, а потом равнодушно глянула в окно:

– Я не знаю… Все равно.

Арсений обхватил женщину за талию и медленно развернул к себе. Расстегнул застежку и начал стягивать бюстгальтер. Лиля мягко и очень осторожно отстранила его руку, отошла на несколько шагов:

– Я сама…

Пока она скидывала одежду на стул, Арсений расправил кровать. Боковым зрением увидел, как свалилась стянутая юбка и колготки. Осталась в одних трусах. Стояла, скрестив руки, закрыв обнаженную грудь.

Орловский приподнял одеяло и сделал пригласительный жест:

– Идите сюда, ложитесь.

Лиля подошла к своей сумке, достала шуршащий сверток, что-то завернутое в полиэтилен. Извлекла из пакета ослепительно белую простынь, которую привезла из дома, затем шагнула к кровати, постелила ее поверх гостиничной, и только после этого легла в постель, укрывшись до подбородка второй своей простыней, поверх которой накинула на себя одеяло. В этом пышном и жарком спальном свертке стало гораздо комфортнее: до этого чувствовала себя не то пациенткой, не то проституткой. Арсений расстегнул ремень, снял с себя свитер и брюки. Сел на край кровати, стянул носки и трусы, потом залез к Лиле и начал раскапывать ее во всех этих капустных листьях-складках постельного белья. Провел ладонью по нежной, почти детской коже. Прижался. Почувствовал, что она дрожит, несмотря на то, что под одеялом было очень жарко, да и тело женщины было горячим, как после ванной. Посмотрел на обветренные губы, которые почему-то неожиданно захотелось поцеловать, но он сдержался и прикоснулся губами к плечу. Лиля деликатно выставила руку.

– Не нужно, не целуй… совсем… прошу, – шепотом, уперлась хрупкой рукой в Орловского.

– Ты же не велотренажер, в конце концов…

Лиля улыбнулась:

– Лика не преувеличивала, насчет юмора.

Женщина ощутила запах непривычного дезодоранта, который первоначально смутил ее. Прижавшись к телу ближе, почувствовала запах пота – его оттенки напомнили Лиле ее собственный запах.

– Лежу в постели с женщиной, а она мой юмор нахваливает – страшное дело, так и до пенсии недалеко… не получилось, похохотали и баиньки… это же, по-моему, из какого-то анекдота?

Лиля обнажила белые зубы:

– А кто тебе сказал, что в постели только сексом занимаются? В постелях происходит все самое важное – в постелях и до знакомства – в нас самих, то есть… все остальное идет по инерции.

Арсений усмехнулся:

– В постели можно в Монополию еще играть или картошку хранить… Молилась ли ты на ночь, Дездемона?

Лиля улыбнулась – очень открыто и естественно. Пахнуло зубной пастой, влажные губы заблестели. Актер рассматривал в упор ее губы, щеки, родинки. Запах теплого женского тела начинал волновать. Все с большим вниманием Арсений всматривался в глаза. Лиля почувствовала на себе эту неожиданную пронзительность, несколько насторожилась: перестала шевелиться. Особенно ее удивило, что в ответ на это разгорающееся влечение со стороны незнакомого мужчины, внутри самой Лили отзывается нечто похожее – очень отдаленно и смутно, но все-таки неоспоримо: женщину начинали волновать рельефные руки и широкие плечи Арсения, его задумчивые глаза, небритый подбородок; не столько мыслью, сколько инстинктивной искрой промелькнуло желание, чтобы он оказался внутри.