Москва, Адонай!
Шрифт:
– Но ты пойми, Лавруша, что перед Шекспиром стояли совершенно иные задачи… Театр – с точки зрения длительностей – это искусство давать факты со скоростью мыслей. Дело в том, что на театре все зримо, все вовне, все движется лишь вдоль реального ряда…
– Иннокентий, рано или поздно эта Тосечка непременно заразит тебя какой-нибудь венерической гнусностью – вот к гадалке не ходи, что заразит…
– Да подала я на развод, все, хватит с меня года… не жизнь, а мастурбация какая-то. Я себя с ним не женщиной, а черт-те кем чувствую… как не приду, он либо в качалке, либо в стрелялки свои режется…
– Сегодня с утра аж страшно… еле сполз с кровати, отвечаю… башка до сих пор болит… сколько мы с тобой наподдали вчера? Литра по полтора будет? Костик, ты не помнишь, откуда у меня в сапоге шаурма оказалась, и какая сука
– Действительность театра почти сплошь из действий, без примесей и лигатуры. Сама мысль для того, чтобы включиться в действительность сцены, должна стать монологом, то есть переключиться из идеального ряда в реальный…
– Соцсети в этом смысле очень характерная штука, я те отвечаю… решил тут исследование провести, короче, открываешь личные сообщения «В контакте», смотришь на последние десять диалогов: и я те отвечаю, что девять из десяти будут те телки, кого… ну… либо в далеком прошлом когда-то пежил, либо недавно совсем трахались, а в самом невинном случае там будет туманный перепихон на горизонте в желаемом будущем, хотя бы на пару палок перспектива… первые десять контактов – я те отвечаю. И та же история с лайками, когда новую фотку добавляешь.
– Да поршням хана вообще, там жесть, полетело все… И как назло уже месяц гарантия закончилась, прикинь? Слов нет. Я им в салон гранату, сукам, впиздячу точно. Ф-1 в окно закину и крикну «Аллах Акбар»…
– Вчера смотрел по телику, как мужик жрал живых мышей и тараканов?
– Слушай, да он вообще никакой в постели: у него стоит – не стоит, поди разбери… как чайный пакетик в тебя опускает, серьезно… зато весь в мышцах и все разговоры про белки да углеводы… Ковырялка, а не мужик.
– Оставь покурить… Слушай, ну я ведь предупреждал тебя, взял бы япошку, не мучился бы… Европейцы давно уже такую политику гнут: специально делают, чтобы машина через полгода-год начала просить… иначе они бы разорились, так их азиаты прижали… Да это же жесть, аудеха три ляма стоит, а коробка полетела на второй тысяче, нормально вообще? Это у друга, да. А у тебя вот поршни – хрен редьки не слаще… они покрытие специальное делают – сухая смазка называется – смесь торлона и кремния с полимерной основой: алюминиевый блок и поршень из алюминиевого сплава – несовместимы, они стираются на раз-два-три, в аккурат под занавес гарантии… нет бы чугунный блок поставить – у него линейный коэффициент расширения, ну или хотя бы чугунные гильзы… зато крутой ездишь с мерседесным пузом, теперь вот раскошеливайся, корми этих умников… Я на тойоте уже пятый год, а только колодки менял и так, по мелочи чуток…
– Таким образом театр заставляет факты как бы впрыгнуть внутрь человеческого черепа и мчаться в потоке его мышления…
– Слышь, ты челен мой понежнее давай дерхай, там одних мышц – две штуки и 25 % хрящей… а у яиц семь оболочек! Шутка ли? Да во всем твоем меркантильном и бренном теле столько добра не наберется… челен – сложнейший, сука, организм. Анатомия – великая вещь.
Чья-то вездесущая рука ущипнула проходящую мимо статистку за ягодицу, что Олег увидел уже только боковым зрением, когда проверял сцену. В дверном проеме пролетел чей-то кед, запущенный в неизвестном направлении. Белые шнурки развивались лапшой. Алексеич рыгнул фальцетом – Вальдемар был единственным в мире разнорабочим, умеющим рыгать фальцетом, а еще он идеально пародировал эстонский акцент (тому и другому он научился во время экспедиции на побережье Байкала).
Явление IV
Лика долго ворочалась в постели – все же уснула. Буквально через час ее разбудил странный шум: где-то внизу, за стенкой слышался треск и дребезг, скрип терзаемой мебели, грохот падающих предметов, удары о стену – в квартире на нижнем этаже урчало, как в брюхе, клокотало, потом окно соседа выплюнуло себя наружу стеклянным крошевом. Ночь наполнил глухой, сдавленный выкрик. Расколотое стекло вывалилось наружу, царапая подоконники нижних квартир мелкими коготками Лика накинула халат и выбежала на балкон.
«Опять этот сатанист снизу!» С соседнего балкона, как из звериной клетки, рвался захлебывающийся хрип-сипение. «Господи, режут там его, что ли?!»
В окне странного соседа промелькнула спина, Лика видела: парень чуть было не сорвался вниз, но торопливо вернулся в квартиру. Через минуту раздался нервный
стук молотка, потом все резко стихло.Утром спускалась по лестнице. Лифт опять не работал – снова кто-то застрял, снова кто-то что-то куда-то засунул, что-то открутил, поджег, выковырял: не подъезд, а настоящее свинство.
На лифтовой двери висел приклеенный прямоугольник бумаги, исписанный нервным почерком:
В лифту обосраные кнопки. Осторожно.
Он иногда открывается и не едит.
На площадке этажом ниже скопились люди. Лика замедлила шаг: спасатель вскрывал соседские двери электропилой – искры сыпались, слепили глаза. Рядом топталось еще несколько человек: молодой помятый участковый прислонился спиной к исписанной маркером казенно-зеленой, местами облупленной стене; смазливая санитарка закрыла глаза рукой и отвернулась от чавкающей двери; взвинченный врач-брюзга морщился не то на дым своей сигареты, прилипшей к губе, не то на летящую от болгарки огненно-стальную россыпь. Вокруг суетилась взволнованная женщина, теребившая связку ключей, – хозяйка квартиры. Она вежливо кивнула Лике, та в свою очередь ответила тем же и прошла мимо. С усмешкой глянула на схватку с дверью, но задерживаться и расспрашивать о том, что случилось, не стала – не было ни малейшего желания, хотя вчерашние крики до сих пор стояли в ушах. Лика почти спустилась на следующий этаж, как над ней раздался незнакомый голос:
– Девушка, будьте добры. Вы не сильно торопитесь?
Остановилась, повернулась: на нее смотрел востренькими, прищуренными глазами смазливый участковый. В костлявой фигуре мужчины было что-то от вяленой щуки.
– А в чем, собс-но, дело?
– В качестве понятой нужны… мы щас уже двери вскроем… вы ж соседка, как я помаю, мож слышали… видели чего-нидь странное седня ночью?
Лика посмотрела на золотой циферблат с игольчатыми стрелками – до начала работы оставалось полтора часа. Времени предостаточно, правда, придется отложить поход в налоговую на следующий день – сегодня уже не успеет.
Развернулась и в несколько широких, цокающих каблучком шагов оказалась у дверей. Встала за спиной медсестры.
Черный диск болгарки снова лизнул сталь, погрузившись в закупоренную консервную банку входной двери. Багряные искры насмешливо плюнули в стекляное забрало шлема спасателя и посыпались на его стоптанные пыльные берцы.
Наконец болгарка разрезала шпингалет и пальцы замка. Сталь поддалась, уступила, заскрежетала. Дверь распахнулась. Все стоявшие на площадке вытянули головы, впились глазами в проем; спасатель поднял стекло шлема и рукавом отер пот со лба, а врач потушил сигарету и удивленно приподнял бровь – вместо прихожей перед их взглядами белела задняя стенка шкафа, негостеприимно давшая о себе знать белесой изнанкой древесноволокнистой плиты. Востроносый лейтенант почесал розовое ухо и примял пучок волосков, торчащих из блестящей ушной раковины:
– Опчки… Хорош экземплярчик. Дальше будут рвы с крокодилами, драть Тулюсю… как же меня все эти кашалоты… пропади они пропадом…
Спасатель приложился ботинком к шкафу. Задняя стенка разлетелась, впустив в себя ногу, но сам шкаф не поддался. Пила снова ощерилась – мелкие опилки, лохмотья, древесная пыль. Услышав грохот разгребаемого завала, с нижнего этажа поднялся еще один спасатель с длинным ломом и большим бордовым шрамом на лице. За ним следом скромно вышагивал интеллигентного вида юноша в курсантской форме академии МЧС. Нежный юноша отличался от матерых коллег молочными щечками и задумчивым взглядом голубых, незамутненных еще суровыми буднями глаз.
Спасатель с ломом подошел к двери.
– Ну что… суицидник?
Напарник с пилой пожал плечами:
– На наркошу не похож…
– На кой ему эти баррикады, сука-урод, надо же было настроить… вот сука-урод.
– Ром, давай без комментариев только… Ты либо помоги, либо лифтерам по жопе надавай иди… нам еще, чувствую, разов по пять надо будет подняться сюда по лестнице…
Рома решил помочь. В четыре руки быстро раскидали завал: шкаф и подпиравший его двуспальный диван. В квартире темно. Первыми вошли спасатели, потом участковый и врач с хозяйкой. Лика протиснулась следом: ничего не могла разобрать из-за темноты, потянулась к выключателю. Спасатель перехватил ее руку.