Моя Америка

В жаркий июльский день 1955 года на автобусной остановке в Фениксе было много пьяных, орущих белых солдат. Я вошел в автобус и сел сзади рядом с толстым жирным сержантом из сухопутных сил. Он был увешан наградами. Бело-голубая лента ООН говорила о том, что он сражался в Корее.

В автобус вошло много белых. Негры вскочили и уступили им места. В конце концов все белые уселись, кроме одного.

Белый шофер подошел к нам и закричал:

— Кто-нибудь из вас, ниггеров, должен встать, чтобы этот белый солдат сел!

Несмотря на то что негр был выше по званию, он встал и предложил свое место. Но белый солдат отказался сесть. По выражению его лица было видно, что он не собирается сидеть рядом со мной. Моя летная форма не произвела на него никакого впечатления. Я был для него лишь дерьмовым солдатом-негром.

Шофер начал выходить из себя.

— Ты когда-нибудь встанешь, ниггер, чтобы этот белый солдат мог сесть?!

В автобусе воцарилось молчание. Я стал объяснять, что я тоже солдат, что тоже служу своей родине и, если белый солдат хочет сесть, он может занять место рядом со мной. Кроме того, меня зовут Шерман,

а не ниггер!

— Ниггер, — сказал шофер. — Мне наплевать, как тебя зовут. Я не поведу автобус, пока ты не поднимешься!

Напряжение в автобусе нарастало, никто не двигался и не разговаривал. Я прикусил губу и сказал себе самому: «Сейчас или никогда!» Но черный сержант, воевавший в Корее, наклонился и зашептал мне на ухо:

— Когда-нибудь мы станем свободными. Не перечь этим идиотам. Я вырос в этом районе. Им ничего не стоит застрелить негра. Не вступай в конфликт. Шофер позовет полицейских, и ты попадешь в тюрьму.

Лучше уступи место!

Потом я много раз осуждал себя за то, что встал и уступил место белому солдату.

Когда на рассвете автобус прибыл в Монтгомери, городские автобусы еще не ходили, и я немного вздремнул в зале ожидания для цветных. Проснулся, почувствовав на себе взгляды двух полицейских с дубинками в руках.

— Здесь тебе не гостиница, ниггер! Проваливай отсюда!

Я вынужден был встать и выйти из зала ожидания.

После возвращения на базу я вновь стал ходить к логопеду и психиатру. Но все безуспешно. Мне хотелось уехать с Юга или хотя бы из Алабамы. Логопед отказался мне помочь, мотивируя отказ своим предстоящим переходом на гражданскую службу, а психиатр, носивший погоны майора ВВС, выразил неудовольствие тем, что я, вместо того чтобы думать в первую очередь о своей стране, не перестаю жаловаться на расизм и сегрегацию. Затем он сказал, что не будет рекомендовать никакого перевода.

Раз в месяц все пациенты независимо от того, в каких войсках они служили, должны были являться на занятия по ведению психологической войны. Дело в том, что ни одному из взятых в плен в Корее американцев не удалось бежать из лагерей военнопленных, а половина сбитых летчиков подписали признания в совершенных ими военных преступлениях. Целью этих занятий как раз и являлось укрепление стойкости американской армии в борьбе против коммунизма. К занятиям привлекались все, даже те, кто ходил на костылях или ездил в коляске.

Молодой майор внушал нам, что США являются свободной страной и что мы защищаем мир от коммунизма. Затем погас свет, и нам показали фильм, который также рассказывал, какие мы свободные и счастливые, потому что родились американцами. И это происходило в городе, где процветал расизм.

Когда зажегся свет, я увидел печальное выражение на лицах черных солдат ВВС. Им хотелось кричать о том, что их свобода — чистейшая ложь. Но они молчали.

Вскоре я получил приказ возвратиться в Техас.

Снова в Техасе

Миссис Коннели: «Нельзя сказать, что Даллас не любит вас, мистер президент!»

Джон Ф. Кеннеди: «Нет, нельзя!»

По сообщениям агентств ЮПИ и АП, это были последние слова президента Кеннеди.

Я мог бы посоветовать Джону Ф. Кеннеди не ездить в Даллас. Там каждый вооружен, а оружие продается так же свободно, как кока-кола.

Наш самолет сел на аэродроме недалеко от Далласа в час дня. До рейса в Хэрлиген оставалось несколько мигов. Я взял такси и поехал в город. На переднем сиденье рядом с таксистом лежал пистолет сорок питого калибра, а за солнцезащитным козырьком еще один.

Шофер высадил меня на одной из торговых улиц. В каждой витрине магазина было выставлено новое и подержанное оружие. Разноцветные таблички информировали покупателей о новых образцах оружия:

«Специальная распродажа сегодня! «Смит и Вессон» 38-го калибра. Полицейский револьвер. 35 долларов. Патроны — 5 долларов за коробку».

«Только в течение этой недели! Кольты 45-го калибра: новые и подержанные. Специальная цена — 50 долларов новый, 35 — подержанный. Боеприпасы — 3 доллара за коробку».

«Распродажа! Автоматические пистолеты 45-го калибра и полицейские пистолеты 38-го калибра! Автоматические винтовки, дробовики и охотничьи ружья! Бесплатные боеприпасы при каждой покупке!»

От вас требовалось только зайти в магазин и выложить деньги на прилавок. Никаких вопросов о лицензии ни право приобретать оружие или о чем-либо еще здесь не задавали.

Через несколько часов я вновь был в Хэрлигене.

Мне приходилось много слышать о Мексике, и я решил в субботу пересечь границу и познакомиться с соседней страной, тем более что до нее было не более 30 км. Нашлось еще несколько человек, которые хотели поехать в Мексику. Мы собрали деньги на бензин и отправились на машине вдоль побережья по направлению к границе.

Я никогда не бывал ни во внутренних районах Мексики, ни в нищих банановых республиках Центральной Америки, но одно мне абсолютно ясно: как только пересекаешь границу, тебя повсюду начинает преследовать американская реклама. Первое, что я увидел в Мексике, был огромный неоновый щит, на котором значилось: «Добро пожаловать в Мексику! Пейте кока-колу!» Кривые улочки Матоморы были увешаны рекламой, вбивавшей в голову людей о существовании к северу от Мексики подлинных чудес света: «Покупайте «форд»! Покупайте автомашины компании «Дженерал моторс»! Пишущие машинки «Ройял»! Моющее средство «Ринсо»!»

Оказалось, что даже мексиканские песо печатались американской компанией «Глоуб тикет» в Сент-Луисе, штат Канзас.

Неровные дороги остались позади, мы выехали на хорошее автомобильное шоссе и вскоре миновали дорожный заслон, через который могли проехать только те, кто не вызывал подозрений у мексиканских чиновников. Наша компания оказалась в приграничном городке, где имелось больше тысячи проституток, несчетное количество спиртного, наркотиков и игорных домов. Сюда приезжали многие молодые мексиканки, поверившие объявлениям в газетах, которые обещали им прекрасную работу за хорошие деньги. Убедившись в обмане и покидая город, женщина должна была предъявлять медицинскую справку об отсутствии у нее венерических болезней и еще одну справку — от сутенера или работодателя — о том, что она не наделала долгов.