Моя Америка

Мертвая тишина воцарилась во всей тюрьме.

— У моего отца было три сына, — ответил я, — и никого из них он не окрестил ниггером. Меня зовут Шерман Адамс!

Пока он стоял с раскрытым ртом, я разыграл свою козырную карту — попросил встречи с католическим священником.

— Что?!

— Ты слышал, что я сказал: мне нужен католический священник!

Я воспользовался тем, что Коллинз сам был ирландским католиком.

— А ты действительно католик, ниггер?

Пришлось продекламировать несколько молитв по-латыни, и он мне поверил. Коллинз открыл камеру и, в то время как другие заключенные стояли раскрыв рты, повел меня в другой конец тюрьмы. К тому же он перестал называть меня ниггером.

— Шерман, — сказал он, — здесь Юг, а ты слишком спешишь. Вся эта интеграция происходит чересчур быстро. Сначала были школы, затем наступила очередь автобусов и поездов, а следующий шаг будет заключаться, очевидно, в том, что вы, цветные, захотите интегрироваться с нашими женами и дочерьми. Я, конечно, похлопочу, чтобы католический священник принял тебя, но не забывай, что здесь Техас.

Священник действительно выслушал мою исповедь. Я ему кое-что приврал, стараясь его разжалобить. Прежде чем уйти, он дал мне двадцатидолларовую бумажку. Кроме того, дважды в неделю приходил черный священник и угощал меня жареным цыпленком с теплыми бобами.

Я узнал, что сенатор Буш потребовал, чтобы командование ВВС провело полное расследование моего дела. Но из тюрьмы меня вызволил... ку-клукс-клан. Мама, получив мое письмо, показала его своему работодателю, адвокату Венераблу, который оставался Великим драконом ку-клукс-клана в Атланте. Ему достаточно было позвонить по телефону в Хьюстон, и двери моей камеры немедленно открылись. Эта фашистская террористическая организация имела большую власть на Юге, чем ВВС, НАСПЦН и католическая церковь, вместе взятые.

За время пребывания в тюрьме, где каждый день был адом, я потерял 22 кг. Выбрался из тюрьмы в четверг, а в понедельник вновь стал гражданским лицом. Меня отчислили из ВВС за «непригодность к военной службе».

Поскольку я не хотел новой конфронтации с железной дорогой, я купил билет на самолет до Хьюстона. Белый сержант довез меня до аэропорта на армейском джипе и помог мне с моими вещами.

Таким образом, с 6 июня 1956 года, то есть со дня увольнения из ВВС, между правительством США и мной возникло перемирие, хотя я никогда не прощу расистским властям тех 43 дней, которые провел в загаженной тюрьме в Бей-Сити.

В Хьюстоне я остановился в гостинице для цветных на Даулинг-стрит и позвонил оттуда домой. Октавия хотела, чтобы я приехал в Хартфорд. Моя старая комната сохранилась и ждет меня. К тому же есть работа. После этого я позвонил маме и она сообщила, что у меня родилась дочь.

Я задержался в Хьюстоне на несколько дней, чтобы навестить мистера Вильямса, адвоката НАСПЦН, и поблагодарить его за то, что он сделал для меня. Адвокат предъявил иск компании «Миссури Пасифик рейлроуд» на сумму 30 тысяч долларов за то, что она нарушила мои гражданские права.

Моей следующей остановкой был Новый Орлеан. На вокзале «Рэмпартс» мимо меня прошествовала к фонтанчику для цветных монахиня во главе группы черных школьников, но это не поколебало моих намерений. Я спокойно вошел и сел в зале ожидания, перед входом в который значилось: «Только для белых».

Несмотря на наличие таких табличек, я чувствовал себя довольно уютно в Новом Орлеане. Однако после долгих месяцев, проведенных в Техасе, которые истощили мои физические и психические ресурсы, я считал минуты до отхода поезда в Атланту.

В поезде ехала большая группа белых парней из штата Джорджия, уволенных из авиации. Бывшие летчики ехали в других вагонах, но мы встречались в баре, где угощали друг друга и рассказывали всякие истории. Хотя они были белыми, а я — черным, нас объединяло то, что все мы были уволены из авиации. Мы топили наше горе в вине, и тут я обнаружил, что исчез мой бумажник с удостоверением личности и деньгами, которые мне дали для того, чтобы я мог начать новую жизнь. Обыскал все карманы, вернулся в вагон-бар и там искал, но тщетно.

Поезд остановился для загрузки почты, и я смотрел в окно на маленькую станцию, где ку-клукс-клан несколько недель назад жег кресты, устраивал демонстрации, делал все, чтобы воспрепятствовать черной студентке начать занятия в университете. Чем больше я смотрел в окно, тем больше огорчался, что оказался в этом расистском логове без гроша в кармане.

Когда поезд стал отходить от станции, ко мне подошел один из белых парией и хлопнул меня по спине.

— Ты забыл кое-что, парень, — сказал он и подал мне мой бумажник.

Я быстро открыл его и увидел, что и удостоверение, и деньги на месте. Я так обрадовался, что расцеловал его в обе щеки и предложил вознаграждение за находку, но он отказался. Мы пожали друг другу руки, и он вернулся к себе. Больше я его никогда не встречал.

По прибытии в Атланту я взял такси для цветных, которое подбросило меня до Саммерхилла. Мама и папа Саттон уже ожидали меня за столом с жареным цыпленком и горячим сливочным кексом. Мама приготовила для меня сюрприз — мою маленькую дочурку.

Папа Саттон сообщил, что разговаривал с адвокатом Венераблом и тот сказал, что поговорит со своими друзьями о работе для меня. Имя Венерабла сразу же вызвало воспоминания о ку-клукс-клане. Я достаточно настрадался в южных штатах и подумал, что этого хватит на всю остальную жизнь.

Когда я наконец собрался с духом и сказал маме, что не думаю оставаться в Джорджии, она закричала и заплакала так, как может лишь черная женщина. Дочурка лежала у меня на коленях и болтала ножками, играла с моим большим пальцем. Нелегко было уезжать от нее и от мамы. Ее собственные дети пропали где-то на Севере, и поэтому она никак не могла понять, почему я не хочу остаться в Джорджии, где я родился и вырос.

На следующий день я отправился на поезде на Север.

Героин и «черные мусульмане»

Угадайте: как я себя чувствовал, покинув южные штаты? В гетто Хартфорда не было табличек с надписью «только для белых», которые бросались в глаза сразу же, как только выйдешь на улицу. Но первое, с чем я столкнулся, был героин и «черные мусульмане».

Маленькие белые пакетики с «порошком грез» были повсюду. Я видел наркоманов еще до того, как пошел на службу в военно-воздушные силы. Они обычно сидели и клевали носом в бильярдных или почесывались среди мусорных бачков на улице. Но после возвращения с Юга мне показалось, будто все здесь употребляли героин.