Моя чужая новая жизнь
Шрифт:
— По-моему, тебе хватит, — Каспер кивнул на бутылку шнапса. — Почти не закусывала, вот и повело.
– Что-то...как-то...да,- пробормотала она,- шнапс та еще дрянь...
— Я думаю, всем уже хватит, — твёрдо сказал Вильгельм. — Не стоит расслабляться, если русские снова пойдут в наступление.
Эрин словно мышка незаметно улизнула первая, и я решил, пока есть хотя бы пара минут, поговорить в относительном уединении. Не сказал бы, что она сильно много выпила. Наверное, просто оговорилась.
— Интересно, что такое «навигатор»? — услышал я за спиной.
— Да наверное, чьё-то имя или прозвище, что же ещё…
Порой я и сам ломал голову, откуда Рени столько всего знает. О политике, медицине, запрещённой литературе… Да ещё и эти непонятные словечки. По-прежнему не
— Здесь нет омелы, но я всё равно хочу поцеловать тебя, — я сел так, чтобы нас не было видно остальным.
Несмотря на то, что мы уже были близки, каждый раз, когда я касаюсь её, снова чувствую, как сердце перехватывает от бережной нежности. Той самой безусловной любви, что иной раз кажется, даже окажись она русской шпионкой, я бы, не задумываясь, встал на её защиту. Как же я соскучился по её губам, сейчас главное помнить, что не стоит увлекаться.
— А что загадала ты?
— Что смогу найти своё место в этой жизни, — медленно ответила Рени. — И забыть всё, что больше не имеет значения, — её голос упал до едва различимого шёпота. — Смогу принять, что моя жизнь навсегда изменилась.
— Ну, а я загадал, что буду любить тебя всегда, так что постараюсь, чтобы твои мечты сбылись.
Циники говорят, что любовь делает человека слабым. Это не так. Любовь — невероятная сила, которая никогда не позволит тебе сдаться, даже если кажется что мир вокруг летит к чёрту.
***
На следующий день вернувшись с караула, я увидел, что Эрин сидит, перебирая какие-то бумажки.
— Что ты делаешь? — подойдя ближе, я увидел, что у стола лежит ранец Вербински.
— Хочу отправить его жене её письма, — тихо ответила Рени. — Я думаю, она хотела бы, чтобы они были у неё.
— Их очень много, нужен ещё один конверт, — я покопался в своём ранце, наконец нашёл последний. — Мы ведь были с ним рядом, когда попали под обстрел, — задумчиво сказала она, аккуратно складывая исписанные листки. — Никогда не пойму, как это работает. Почему пуля попала именно в него?
— Ты не виновата, что он погиб, — я наклонился, чтобы обнять её.
— Знаю, — в её глазах блеснули слезы. — Постоянный страх и ожидание смерти ещё хуже, чем сама смерть, — я прижал её крепче, утыкаясь в макушку.
— Здесь и сейчас всё относительно хорошо, вот и думай только об этом.
— Когда это ты успел стать пофигистом?
— Кем? — я скользнул губами, целуя её висок, щеку, подавив желание стянуть с неё чертов свитер, закрывающий доступ к шее. Приходилось все время помнить,что мы постоянно на виду.
— Не надо, — слабо трепыхнулась Рени. — От меня сейчас несёт явно не «Шанелью».
— А мне нравится, — да, от неё сейчас не пахнет парфюмерным магазином, но именно этот естественный запах её кожи давал уютное ощущение близости.
— Ты безнадёжный романтик, — Эрин всё-таки отстранилась и недоверчиво заглянула мне в глаза. — Тело пахнет телом, а немытое так вообще воняет. И не надо так улыбаться, я же знаю, что выгляжу сейчас как чучело.
Я притянул её обратно, прерывая её тираду. Рени, сдаваясь, обвила руками мою шею, разомкнула губы, отвечая на поцелуй. Мы замерли — губы к губам, лбом ко лбу.
— Я здесь, с тобой, — прошептал я, глядя в слегка растерянные глаза. — И выброси уже из головы всякую чушь.
Внутри жарко шевельнулось знакомое чувство — желание стать для неё всем, собой укрыть её от всего. Я больше не был наивным мальчишкой, перед которым лежит весь мир, но пока есть ради кого жить и бороться, я не позволю больше опустить руки.
Глава 28 Нам не привыкать падать и вставать...
Всякое дерьмо в жизни происходит по принципу концовок ТВ-шоу, где тебе дарят подарки от спонсоров, и ведущий такой: «Но и это ещё не всё!» И это ещё мягко сказано. Я бестолково наматывала круги по комнате и выкурила наверное
пол-пачки сигарет, пытаясь сообразить, что мне дальше делать. Безусловно я рада, что наши пошли в наступление. Жаль только, что не сделали это буквально днём раньше. Все эти люди погибли зря, не дождавшись помощи. Война действительно не щадит никого. Всё началось с укрытого в сарае раненого красноармейца. Но если бы из страха перед немцами все боялись оказывать помощь партизанам, разве смогли бы мы выиграть войну? Я до сих пор не знала ответов на этот вопрос — как оно лучше? И смогу ли я потом простить себе, что пыталась приспособиться вместо того, чтобы бороться с врагами наравне со своими предками? Если бы я была в фильме, я бы ловко бросала красивые фразы и обязательно победила бы всех злодеев, но я не в грёбаном фильме. А если и так, то он настолько стрёмный, что на премьеру я бы точно не пришла.Я прислушалась. Снаружи неразборчиво доносился слабый грохот артиллерии. Не могу я больше сидеть в неведении. Хотя и на улицу соваться страшно. Знать бы ещё насколько близко наши подошли к селу. Всё-таки я склонялась к тому, чтобы рискнуть ещё раз. Дорогу я вроде худо-бедно запомнила. Если сбегу в лес, немцы меня там точно не достанут. Не до того им сейчас. Сердце тут же трепыхнулось, напоминая, что не далее как вчера кто-то наматывал сопли на кулак при мысли, что придётся расстаться с Фридхельмом. Он сейчас сражается где-то на подступах к Ершово. Буйное воображение тут же нарисовало картину, как он лежит в снегу, раненый… Нет, нельзя мне упускать возможно последний шанс добраться к безопасной Москве. Я чувствовала себя предательницей по всем фронтам. Бросаю любимого в минуту опасности, но разве я могу и дальше оставаться среди тех, кто воюет против моей страны? Это уже было решено давно — я возвращаюсь к своим. До Москвы рукой подать, как-нибудь доберусь. В этот раз я даже не стала забирать ранец. Если всё-таки попадусь нашим, проблем не оберёшься. Мало того, что на мне вражеская форма, так ещё ранец набит приблудами сплошь с немецкими лейблами. А если выкинуть всё: аптечку, шмотки, паёк, то на хрена он мне тогда в принципе. Я ломанулась к лесу, на ходу вспоминая, как мы шли с Ниной. Кажется, я опоздала — оттуда раздавался стрекот автоматов, грохот взрывающихся гранат. Бежать, не разбирая куда, нельзя, иначе точно поймаю шальную пулю. Я завернула за какой-то сарай, пытаясь отдышаться и начать наконец-то мыслить связно. Может, пересидеть в какой-нибудь избе? Не будь на мне этой треклятой формы, я бы не раздумывая бежала согласно выбранному маршруту, но после вчерашнего не уверена в том, что красноармейцы отнесутся ко мне лояльно. Меня передёрнуло от новой мысли, но если я хочу спастись, придётся поступиться принципами. Собственно почему мне это не пришло в голову раньше? Ведь от формы избавиться проще простого. Нужно порыться в ближайшей избе, хотя бы какие-то женские вещи найдутся. Совесть снова заныла. Хозяева всех этих домов мертвы, но с другой стороны тогда это тем более не кража. Я рискнула высунуться и тут же отшатнулась обратно. В деревянную стенку глухо застучали пули. Ну класс. Я застряла в самом центре замеса как и боялась.
— Эрин! — Я повернулась, за домом через улицу так же притаился Вербински. — Какого чёрта ты здесь делаешь?
— А что надо было сидеть в штабе и ждать, пока явятся русские? — огрызнулась я.
— Если тебе было сказано сидеть там, надо было сидеть. Штаб эвакуируют в первую очередь!
— Я… я просто испугалась…
Вербински быстро выглянул из убежища, оценивая ситуацию:
— Сейчас по моей команде беги сюда, — я замотала головой.
Ну нет, под пули я не сунусь.
— Беги, я прикрою!
Чёрт его знает как лучше. Реакция у меня по-прежнему как у забора. Если такая стрельба будет продолжаться, мне не выжить, а сдаваться своим я тоже желанием не горела. Это значит подписать себе путёвку на лесоповал, если не на расстрел. Вербински высунулся, поливая противника автоматной очередью, и я решилась. Метнулась к нему выбросившейся из дупла белкой.
— Умница. А теперь попытаемся прорваться вон туда, — чуть дальше через два дома в сарае тоже забаррикадировались немцы. — У них пулемёт, так что думаю отобьёмся.