Моя новая сестра
Шрифт:
– Хочешь, я провожу тебя до дома?
– Я сама провожу ее. – Беатриса бросает на Бена предостерегающий взгляд и отстраняется от него. – Пойдем, Аби. Я вызову такси.
Она обнимает меня за плечи и уводит обратно в дом, прочь от сада и своего брата-близнеца.
Глава седьмая
Во вторую субботу июня я наконец-то переезжаю на новое место жительства. На небе пудрово-голубого цвета нет ни облачка. Когда мы проезжаем мимо теннисных кортов, я замечаю пару девочек-подростков, болтающих друг с другом возле сетчатого ограждения, – на них короткие юбки, открывающие загорелые стройные ноги, на плечах небрежно лежат ракетки – и ощущаю непривычное волнение при мысли о том, что это моя новая жизнь. Новая я. В кои-то
– Милый райончик, – замечает папа.
Он задним ходом паркует свою «Мазду» между двумя машинами справа от дома Беатрисы. Моего дома. Я выглядываю в окно и с досадой смотрю на маленький «Фиат» Бена. Папа выключает двигатель и указывает на дом номер девятнадцать:
– Это он? – Когда я киваю, он негромко одобрительно присвистывает. – Ты все сделала правильно. – Он ухмыляется. – И тебе даже не нужно платить за аренду.
– Я не уверена, что это правильно, – признаюсь я. – Мама сказала, что я должна настоять на оплате.
Папа пожимает плечами, потом, как обычно, отвечает, что мама, наверное, права, и вылезает на тротуар. Я беру с приборной панели свой мобильный телефон и вслед за ним обхожу машину сзади; он распахивает багажник, в котором сложены мои пожитки, упакованные во множество картонных коробок и черных пакетов. Папа поворачивается ко мне, и от обеспокоенного взгляда его аквамариново-зеленых глаз у меня замирает сердце.
– Ты уверена в этом, солнышко? Ты всегда можешь переехать к нам, если не хочешь жить одна. Твоя мама не была рада тому, что ты поселилась в той квартире в одиночестве, а после всего… – Он откашливается, но когда заговаривает снова, голос его звучит еще более хрипло. – Как бы то ни было, ты не очень-то много знаешь об этих людях, правда?
От его заботливости у меня в горле встает комок. Посторонний человек не смог бы увидеть этот груз на его плечах – его скорбь, но я-то вижу. Он носит ее, как тяжелый плащ, который отказывается снимать, и постоянно сгибается под ее тяжестью. Это заметно по седине в темных бровях, по впалости некогда округлых щек, по новым морщинам, прочертившим бледную кожу, и я думаю: «Это все из-за меня». Для мужчины он достаточно высокого роста – около шести футов двух дюймов, – однако в последний год выглядит каким-то съежившимся, усохшим, постаревшим.
– Я хочу переехать сюда, папа, – возражаю я. «Если бы он только знал, насколько сильно!» – Беатриса стала мне подругой, она меня понимает.
Папа открывает рот, чтобы ответить, но его прерывают крики: Беатриса и Кэсс выскакивают из дома и направляются к нам, а Пэм бежит за ними, добродушно ухмыляясь.
После вечеринки у Монти я видела Би всего несколько раз: на ярмарке винтажных вещей пару недель назад, где она купила два дорогих чайных платья, в модном баре в центре Бата как-то вечером, а в прошлую субботу она попросила меня сопровождать ее на выставку одного из ее любимых художников в музее Холберн. После этого мы встретились с Пэм и Кэсс, чтобы выпить послеобеденный чай в кафе внизу. День прошел вполне приятно, я наслаждалась обществом девушек, несмотря на то что Пэм монополизировала меня, рассказывая о своем прошлом, о жизни с художником-нудистом, и я пыталась сосредоточиться на ее словах, но это было трудно: Беатриса и Кэсс шептались друг с другом в углу, и привычное страдальческое выражение на милом эльфийском личике Кэсс вызывало у меня желание узнать, о чем они говорят. Я не видела Бена с той самой вечеринки у Монти. Он так и не позвонил, чтобы пригласить меня выпить, и, если подумать, это, пожалуй, к лучшему. Не стану отрицать, что нас влечет друг к другу, но заводить романтические отношения с соседом по дому, особенно с братом-близнецом Беатрисы, наверное, не самая лучшая идея. Я чувствую, что она слишком опекает его, может быть, даже немного по-собственнически.
– Аби, – кричит Беатриса, обнимая меня за шею, как будто знает меня уже много лет. – С днем переезда!
Она смеется своим характерным звонким смехом. Затем разжимает руки и поворачивается к моему папе, чтобы представиться, и мне забавно видеть розовый румянец на его обветренной коже, когда она наклоняется, чтобы поцеловать его в щеку, сообщая, как она счастлива наконец-то
познакомиться с ним.Она указывает на мобильный в моей руке.
– Давай сделаем селфи. Нужно отметить этот день, – предлагает она, прижимаясь ко мне так, что мы оказываемся щека к щеке, плечо к плечу.
Я вытягиваю руку, стараясь направить камеру телефона так, чтобы запечатлеть оба наших лица, и нажимаю кнопку. Я делаю полдюжины снимков, прежде чем мы просматриваем их, смеясь над нашими скошенными глазами и глупыми выражениями лиц.
– Я могла бы сфотографировать вас вдвоем, если хотите.
Я поворачиваюсь и вижу Кэсс, стоящую немного позади нас, носки ее сандалий упираются в край тротуара, а руки она держит за спиной. Она краснеет, когда говорит это, но в выражении ее лица присутствует некий оттенок обиды, как у ребенка, который чувствует себя покинутым, потому что его лучшая подруга уделяет внимание кому-то другому. Я тепло улыбаюсь ей, но она не смотрит мне в глаза.
Каждый из нас берет из багажника машины по коробке, я веду папу в дом и наблюдаю, как его глаза удивленно расширяются, когда он рассматривает обширный коридор и большие помещения с высокими потолками. Я прослеживаю его взгляд, отчасти надеясь, что Бен окажется в одной из комнат. Беатриса подходит ко мне сзади, прижимая к себе одну из моих коробок, маленькую и продолговатую, – ту, в которой хранятся старые письма Люси. У меня возникает внезапное желание выхватить у нее эту коробку. Беатриса небрежно, словно прочитав мои мысли, сообщает мне, что Бена вызвали на работу.
– Он просил передать тебе: ему очень жаль, что он не может помочь, – говорит она, проскальзывая мимо меня и поднимаясь по лестнице. Я уныло шагаю за ней, с трудом удерживая свою коробку обеими руками и размышляя, не пытается ли Бен избегать встреч со мной.
Основная часть дня уходит на то, чтобы выгрузить коробки из машины и поднять их по двум лестничным пролетам в мою новую спальню, которую освободили от вещей Джоди, оставив лишь узкую односпальную кровать с железной рамой и провисшим матрасом, придвинутую к стене напротив створчатых окон. Рядом с ней – хлипкий сосновый комод и прикроватная тумбочка. На стенах цвета индиго видны места, где висели постеры Джоди, – она содрала их, оставив на синей краске следы от скотча, которым они были приклеены. Ковер цвета шампанского приобрел бурый цвет от того, что по нему постоянно ходили в обуви, а возле встроенного гардероба красуется сомнительное пятно в форме большого мотылька. Мое восхищение от переезда к Беатрисе, от того, что я наконец-то стану частью ее жизни, омрачается состоянием этой спальни. Помимо размера, она напоминает мне ту общежитскую конуру, которую мы делили с Нией во время нашего студенчества. При воспоминании о моей маленькой аккуратной квартирке в центре города, со свежевыкрашенными стенами и деревянными полами, меня охватывает чувство сожаления. Я бросаю коробку к ногам и распахиваю одну из створок окна, вдыхая свежий воздух в надежде вытеснить затхлый запах, оставшийся после Джоди.
– Я помогу тебе покрасить ее, – раздается у меня за спиной мягкий шотландский говор Беатрисы.
Повернувшись, я вижу, что она стоит в дверном проеме и обводит взглядом комнату, ее вздернутый нос сморщен в знак неодобрения. Ее кот, Себби, вьется вокруг ее ног. Она выглядит свежо и мило в своем винтажном чайном платье, даже после того как весь день таскала коробки, в то время как мои джинсы прилипли к ногам, а на белой футболке появилось серое пятно.
– Я недовольна тем, что Джоди была не в состоянии поддерживать здесь порядок. Я просила ее стелить брезентовые коврики, когда она работает над своими скульптурами, но она не уважает чужие вещи.
Я не могу не согласиться с этим и даю безмолвную клятву позаботиться об этой комнате, чтобы она вписывалась в этот красивый, эклектичный дом. Я смотрю на затейливую лепнину на высоких потолках; паутина свисает из угла, колыхаясь на сквозняке из открытого окна, и я знаю, что если нанести свежую краску и почистить ковер, то эта комната действительно станет моей.
Несмотря на недавние сомнения отца, по легкому румянцу на его шее, по смешку, который срывается с его губ каждый раз, когда Беатриса обращается к нему, я могу определить, что она ему нравится так же, как и мне. И, прощаясь со мной несколько часов спустя, он говорит: