Может сейчас
Шрифт:
Она делает паузу, как будто то, что она пытается сказать, требует огромного мужества. Так оно и есть. Поэтому я терпеливо жду, не перебивая, как и обещал ей.
– Через некоторое время ты начал беспокоиться обо мне, – говорит она. – Ты взял на себя мое расписание, чтобы убедиться, что я успеваю на каждый прием. Ты писал мне несколько раз в день, чтобы напомнить, что пришло время для процедур. Однажды я даже поймала тебя, когда ты пересчитывал мои таблетки, чтобы убедиться, что я принимаю их, как и полагается. И я знаю, что все это было сделано ради меня, потому что ты любил меня. Но я начала связывать
Из ее глаза падает слеза, и она смахивает ее рукавом.
– Я знаю, что иногда не показывала этого, но я действительно ценила тебя. Я действительно ценю тебя. Так сильно. Это смущает меня, потому что я тоже обижена на тебя, но моя обида была связана только со мной и никак не с тобой. Я знаю, что все, что ты делал для меня, ты делал потому, что хотел для меня самого лучшего. Я знаю, что ты любил меня. То, что я сказала тебе на днях, исходило от той части меня, которой я не горжусь. И... – губы у нее дрожат, а по щекам попарно катятся слезы. – Прости, Ридж. На самом деле. За все.
Я делаю быстрый, прерывистый вдох.
Мне нужно выбраться из этого кресла.
Я встаю, иду на кухню, беру салфетку, возвращаюсь и протягиваю ей. Но я не могу сесть. Я этого не ожидал и даже не знаю, что ей ответить. Иногда я говорю ей не то, что нужно, и это расстраивает ее. Она и так уже достаточно расстроена. Я кладу руки на затылок и пару раз прохожу по гостиной. Я делаю паузу, когда чувствую, что мой телефон вибрирует. Я хватаю его.
СИДНИ: Спасибо, что дал мне знать. Будь терпелив с ней, Ридж. Я уверена, что ей потребовалось много мужества, чтобы появиться у тебя.
Я смотрю на текст Сидни и качаю головой, задаваясь вопросом, почему, черт возьми, она лучше понимает мою собственную ситуацию, чем даже я. Честно говоря, я не знаю, почему она специализируется на музыке. Ее настоящий талант – психология.
Я убираю телефон обратно в карман и смотрю на Мэгги, которая все еще сидит за столом, утирая слезы. Это должно быть тяжело для нее. Сидни права. Быть здесь и говорить все, что она только что сказала, должно быть, требует огромного мужества.
Я возвращаюсь на свое место, протягиваю руку через стол и беру ее за руку. Я держу ее обеими руками.
– Мне тоже жаль, – говорю я, сжимая ее ладонь, чтобы она почувствовала искренность в этом заявлении. – Мне следовало быть для тебя больше парнем, а не... тираном.
Мой выбор слов заставляет ее смеяться сквозь слезы. Она качает головой.
– Ты не был тираном, – говорит она. – Разве что немного авторитарным.
Я смеюсь вместе с ней. И я никогда не думал, что это случится снова после того, как уехал из ее дома в субботу утром.
Мэгги поворачивает голову в другую сторону, и я смотрю на Бриджит. Она уходит на работу, но останавливается, когда видит Мэгги в нашей гостиной, сидящую рядом со мной за столом. Она бросает быстрый взгляд на Мэгги, потом на меня. Ее глаза сужаются.
– Козел.
Она идет к входной двери, и я почти уверен, что она, скорее всего, захлопывает ее, когда уходит. Я оглядываюсь на Мэгги,
а она смотрит на дверь.– Что это было?
Я пожимаю плечами.
– Теперь она стала странно опекать Сидни. Это было... занятно.
Мэгги выгибает бровь.
– Может, тебе стоит написать Сидни и сообщить ей, что я здесь? Прежде чем это сделает Бриджит.
Я улыбаюсь.
– Я уже это сделал.
Мэгги понимающе кивает.
– Ну конечно, – показывает она. Теперь она улыбается, и слезы больше не застилают ей глаза. Она делает еще глоток воды и откидывается на спинку стула. – Что ж. Так Сидни та самая единственная?
Мгновение я не отвечаю, потому что это странно. Я не хочу, чтобы Мэгги думала, что с ней что-то не так, но с Сидни все по-другому. Это больше. Это глубже и лучше, и я жажду этого так, как никогда и ничего, но как мне выразить это, будучи деликатным к тому, что было у нас с Мэгги? Я медленно киваю и показываю:
– Она определенно единственная.
Мэгги кивает, и в ее глазах появляется печаль. Я ненавижу это. Но я не могу сделать ничего, чтобы изменить это. Теперь все так, как должно быть, даже если Мэгги иногда будет жалеть об этом.
– Я бы хотела, чтобы к жизни прилагался справочник, – говорит она. – Глядя на тебя с Сидни, я понимаю, какая я идиотка, что отталкиваю действительно отличного парня. Я почти уверена, что потеряла этот шанс навсегда.
После этих слов я ерзаю на стуле. Я даже не знаю, что сказать. Неужели она думала, что ее визит сюда откроет возможность снова сойтись со мной? Если так, то я рассматриваю весь этот разговор как нечто, чем он не является.
– Мэгги. Я не... мы никогда больше не будем вместе.
Глаза Мэгги сужаются, и она бросает на меня один из тех взглядов, которыми она обычно одаривала меня, когда я был идиотом.
– Я говорю не о тебе, Ридж, – она смеется. – Я имею в виду моего сексуального инструктора по прыжкам с парашютом.
Я наклоняю голову, чувствуя одновременно облегчение и смущение.
– О. Что ж. Это было неловко.
Она снова начинает смеяться. Она водит пальцем взад-вперед между нами.
– Ты подумал... когда я сказала «отличный парень»... ты сразу же подумал о себе?
Теперь она смеется еще громче. Я пытаюсь сдержать улыбку, но ничего не могу с собой поделать. Мне нравится, что она смеется, и еще больше нравится, что она говорит о ком-то другом.
Это хорошо.
Мэгги встает.
– Уоррен будет дома в субботу?
Я киваю и тоже встаю.
– Да, должен быть. Зачем?
– Я хочу, чтобы мы все сели и поговорили. Я чувствую, что нам нужно наметить план дальнейших действий.
– Да. Конечно. Я был бы рад, если бы мы могли это сделать. Не возражаешь, если приедет Сидни?
Мэгги надевает куртку.
– Она уже так запланировала, – говорит Мэгги, подмигивая мне.
Ладно, теперь я совсем запутался.
– Ты говорила с Сидни?
Мэгги кивает.
– По какой-то причине она чувствовала, что должна извиниться передо мной. И... я у нее в долгу. Мы хорошо поболтали, – Мэгги идет к двери, но останавливается, прежде чем открыть ее. – Она очень... дипломатична.
Я киваю, но все еще не могу понять, когда они разговаривали. Или почему я не знал об этом.