Мученик

Арнабус поджал губы, поднял брови и слегка покивал, как человек, который насмехается над дурачком. Он по-прежнему не выказывал страха, и оттого боль в голове запульсировала ещё сильнее. Но то, что он сказал дальше, вызвало такой гнев, от которого я вышел из себя.

– Куда пропала вся мудрость?

– Что? – крикнул я, стиснув зубы от боли и гнева.

– Виарат ухла зейтен эльтьела Кэйр, – сказал он. – Каэритская фраза, которую вы от меня услышали. А это её значение, или во всяком случае примерный перевод. Полная цитата звучит так: «Куда пропала вся мудрость? Наша жизнь? Наша красота? О, сколько всего унесло от нас Падение». Прекрасно и печально, не находите? Но каэритский язык богат на печаль. Возьмите другое слово, к примеру, «Доэнлишь». В его взгляде вдруг пропало всё веселье и наигранность, а глаза в свете лампы заблестели голодной проницательностью. – Мастер Писарь, вы слышали раньше это слово? Хотите узнать, что оно означает?

Доэнлишь. Да, я слышал его раньше. Сначала на дороге, когда смотрел, как цепарь убивает Райта – каэритского колдуна, чьи предполагаемые навыки не смогли предупредить Декина о его судьбе, и потому мы оба оказались в клетке на телеге. Цепарь – другой каэрит, проклятый способностью слышать голоса мёртвых – сказал в тот день несколько слов на своём родном языке. Однако даже тогда я различил одно, которое казалось намного значительнее остальных: Доэнлишь. То же слово он прошипел мне много лет спустя за секунды перед своей смертью в лесу возле Фаринсаля, и в его голосе, и на лице страха было столько же, сколько и ненависти. Поэтому я знал, кто такая Доэнлишь, но не знал значения имени, которое носила женщина, известная многим как Ведьма в Мешке.

– Говори, – прохрипел я и выбросил руку, схватив Арнабуса за шею, и прижал его к стеллажам. Он захрипел, по мере того как я сжимал хватку, но по-прежнему не выказывал никакого страха. Вместо этого, судя по тому, как извивалось его тело, и как зарделась его кожа под моей рукой, я понял, что на самом деле он получает удовольствие.

– С радостью, – сдавленно согласился он, – хотя значение меняется от интонации…

Из-за нового всплеска пульсирующей боли я надавил сильнее, и его голос стих.

– Хватит загадок, блядь. Говори.

– «Обречённый», – прохрипел он, снова улыбаясь, – или, если конкретнее, «Обречённая». Впрочем, некоторые переводят это слово как «проклятая» или «приговорённая», в зависимости от контекста.

– Откуда ты это знаешь?

На этот раз он только улыбался, хотя моя рука сжималась всё сильнее.

– Я знаю только одну душу, которая может переводить с каэритского, – проговорил я, сжимая всё сильнее, – и она очень далеко…

– Я ничему не помешала?

Я дёрнул головой на новый голос, в котором удивление смешалось со строгим предостережением. За краем стеллажей в столпе солнечного света стояла принцесса Леанора, спрятав руки в колоколовидные манжеты атласного халата. Он был красным, а не зелёным, как вчера, и мелькнула золотая вышивка на корсаже и рукавах, когда она наклонилась, чтобы лучше нас разглядеть.

– Мне вернуться позднее? – спросила она, и её губы изогнулись, оттого, что Леанора еле сдерживала смех. – Может, когда вы… закончите?

В этот миг пульсация стала такой невыносимой, что держать Арнабуса я бы уже не смог, даже если бы проигнорировал принцессу. Сдержав хрип, я убрал руку, отошёл от него и опустился на одно колено.

– Ваше величество, – сказал я.

Принцесса в ответ склонила голову, а потом повернулась к Арнабусу.

– Мы обсуждали лингвистику, ваше величество, – сказал он, так же опускаясь на одно колено. – Похоже, у нас с мастером Элвином много общих интересов.

В её суровом взгляде я почувствовал некий упрёк, а в изгибе губ – подавленное отвращение. Она бы его даже озвучила, если бы её не прервали:

– Мама, я нашёл её! – сказал мальчик, появившийся возле неё, одной рукой схватившись за её юбки, а другой протягивая небольшую книжку. – И в ней есть картинки. Стремящаяся сказала, что я могу взять её себе.

– Стремящаяся так добра, – сказала принцесса, взяв книгу, чтобы посмотреть на корешок. – «Басни Ауриели», – сказала она, взглянув на двоих коленопреклонённых мужчин перед ней. – Копия во дворце старая и неполная. И к тому же… – она отдала книгу сыну со снисходительной улыбкой, – без картинок.

Она по-королевски выпрямилась, снова взглянула на Арнабуса и сказала властным голосом:

– Мне не следует более задерживать вас, восходящий.

«Ещё одна душа незаслуженно поднялась так высоко», подумал я, впервые заметив, что Арнабус теперь в рясе восходящего, а не стремящегося, и сдержал раздражённый стон, поняв, что теперь его труднее убить.

Арнабус поднялся на ноги, и помедлил, глядя на меня с любезным и спокойным выражением лица.

– С нетерпением жду, когда мы сможем продолжить нашу дискуссию, мастер Писарь. А тем временем прошу, примите моё благословение вашей миссии в Алундию. – Он поклонился принцессе, после чего, не разгибая спины, обошёл её и скрылся с глаз долой.

– Мастер Элвин, – сказала мне принцесса Леанора, жестом приглашая подняться. – Уместно ли будет попросить вас сопроводить меня и моего сына в королевский лагерь? У меня, разумеется, есть охранники, но их разговоры безмерно утомительны.

Пульсация чуть стихла, но с раздражающей настойчивостью не проходила совсем. У меня не было никакого желания терпеть компанию этой женщины ни секундой дольше. Умную и погрязшую в интригах душу я видел за версту, и совершенно не хотелось играть в её игры, когда мой разум затуманен болью. Но она была принцессой, а я – всего лишь керлом, хоть и при важной госпоже.

– Разумеется, ваше величество, – сказал я, прижимая костяшки пальцев к опущенной голове.

– А он премерзкий хорёк, а?

Снегопады последних дней закончились, оставив безоблачное небо и низкое яркое солнце, которые никак не облегчали пульсирующую боль и не улучшали восприятие. Я прищурился и смущённо посмотрел на принцессу Леанору, а потом меня отвлёк её сын, который постоянно носился вокруг всю дорогу по главной улице Атильтора. Королевский лагерь находился за пределами города, но это поселение не назовёшь особенно большим, и расстояние было коротким, так что члены королевской семьи могли прогуляться пешком, а не ехать верхом на лошади.

– Я имею в виду восходящего Арнабуса, – добавила она в ответ на мой озадаченный взгляд.

– Я почти не знаком с этим человеком, – ответил я, выбрав нейтральный курс.

– Неужели? На меня произвело впечатление то, что это ему вы бросили вызов, когда спасли Помазанную Леди от виселицы. И беседа, которую я прервала своим появлением, казалась… общением знакомых.

Моё внимание перехватил новый приступ пульсирующей боли, заставивший потереть лоб рукой и пробормотать:

– «Хорёк» – слишком мягкое слово для этого негодяя.