Мученик

– Оставайтесь здесь, – сказал я, чувствуя скорее усталое раздражение, чем гнев. Иногда удар по лицу – самый верный способ подбодрить людей, но я чувствовал, что сейчас это бы не помогло. – Охраняйте вход. Даю разрешение утыкать задницу стрелами любому, кто придёт за добычей. Госпожа Джалайна? – я приподнял бровь, глядя на Вдову. – Не желаете прикрыть спину капитану, который направляется в логово врага?

Она безмолвно ответила коротким кивком. В её выражении я различил больше, чем просто страх – мышцы челюсти под грязью напряглись, лоб сурово нахмурился. По непонятным мне причинам она заставила себя пойти вперёд, твёрдо решив увидеть то, что внутри.

На нашем пути по Замку Герцога я насчитал ещё двенадцать трупов. Сначала это были воины, лежавшие у дверей или лестничных пролётов, и я решил, что там располагались их посты. Потом мы нашли слуг. Эти собирались в группы по трое-четверо и лежали в садах или маленьких двориках. Причины их смерти стали очевидными, когда я заметил кубки, лежавшие посреди трио горничных. Я поднял один и обнаружил в нём несколько капель вина, запах был странным и незнакомым.

– Такого я не знаю, – пробормотал я, передавая кубок Вдове. – Вдруг у тебя есть нюх на яды?

Она посмотрела на протянутый сосуд и покачала головой, отказавшись взять его. Стало ясно, что страх уже берёт верх над её решимостью, и, когда мы пересекали внутренний двор и поднимались по самой крутой до сей поры лестнице, я почти ожидал, что она развернётся и убежит. Впрочем, она осталась со мной, когда мы взобрались по ступеням в просторную овальную комнату, в которой я тут же опознал герцогский зал для приёмов благодаря тому факту, что в нём стоял всего один стул – высокое приспособление из дуба с затейливой резьбой и украшениями в центре помещения, облицованного мрамором, а не элегантно украшенного голым камнем, как всё остальное в здании. Шёлковые портьеры с вышитым чёрным медведем на задних лапах – гербом семейства Колсар – каскадом ниспадали из-под сводчатого потолка впечатляющей высоты. Однако всякое впечатление грандиозности сводили на нет тела, лежавшие по всему полу, и никто иная как сама герцогиня, обмякшая и неподвижная у подножия стула. Неохотно подойдя на пару шагов ближе, я замер от пронзившего меня ужаса, увидев, что ближайшие к ней тела значительно меньше остальных.

– Сука, – приглушённо прохрипела Вдова. Повернувшись, я увидел, как она повлажневшими глазами уставилась на уродливое зрелище, и – редкий случай – даже её напряжённое лицо приобрело красноватый оттенок. – Надо же было и их забрать с собой. Эгоистичная сука! – Задыхаясь, она замолчала, закрыла глаза, опустила голову и не пошла за мной, когда я шагнул в беспорядочный круг трупов.

По пышным одеждам я понял, что это самые приближённые придворные Селины и главные чиновники. Плитки пола между покойниками усеивали кубки и чаши, а в воздухе стоял густой аромат яда. Герцогиня Селина в смерти выглядела предсказуемо далеко не столь красивой, как в жизни. Она лежала, глядя незрячими глазами вверх, на соединяющиеся арки, а вялые губы отогнулись далеко от зубов, которые, как мне показалось, блестели неестественно ярко. Сыновья лежали рядом с ней, их лица были милосердно скрыты за складками материнского платья. Я попытался вызвать эхо гнева Вдовы, но не смог. Вместо этого чувствовал только замешательство. Я мог угадать большую часть того, что происходило в этом зале, прежде чем подняли кубки с ядом: клятвы в неизбывной верности, пожелания отдать жизнь в служении истинной форме веры Ковенанта. И всё же, я не мог понять, как мать, или любая другая душа с претензиями на разумность или сострадательность, могла действительно совершить такое.

– Вы им помогли? – спросил я мёртвое, незрячее лицо Селины. – Так подсластили вино, чтобы им легче было выпить? Сказали, что они встретятся с отцом?

– Она сказала, что он ждёт нас.

Я невольно вскрикнул от неожиданности и развернулся на звук, подняв меч в сторону маленькой фигуры, поднимавшейся из-под складок мантии герцогини. Маленькая девочка моргнула печальными, сонными глазами, на её гладком лбу появилась озадаченная морщинка.

– Я только глотнула. – Она уставилась на меня, и её хмурое лицо вызвало узнавание. «Девочка из шатра на берегу Кроухола», вспомнил я. «Дюсинда».

– На вкус было не очень, так что я притворилась. – Леди Дюсинда зевнула и, раздражённо пыхтя, толкнула маленькими ручками ногу матери. – А теперь они все спят и не проснутся.

Потом она кашлянула, и этот звук прозвучал настолько влажно и уродливо, что я опустился на одно колено и поднял её на руки.

– Только глоток? – спросил я, когда она начала клевать носом.

– М-м-м… – пробубнила она, положив головку мне на кирасу.

– Проснись! – сказал я, и, тряся её, развернулся и поспешил к лестнице. – Не засыпай.

– Ты такой крикливый, – простонала девочка. – Как мой дядя. Он всё время кричит. – Она смутно оглядывалась на стены, а я спустился по лестнице, а потом пробежал по внутреннему двору. Вдова бежала сразу за мной. – Мы его повидаем?

– Может, позже. Сначала нужно повидать моего друга. Он сделает тебе лучше. – Дикое путешествие по всё более запутанному лабиринту замка вывело нас, наконец, к надвратной башне, где Лайам и Флетчман выпрямились при звуке выкрикнутой мной команды:

– Лошадь! Блядь, нужна лошадь!

***

На следующий день герцогиню Селину Колсар упокоили вместе с её детьми в семейном склепе под Замком Герцога. Погребальные обряды отправлял ортодоксальный священник в соответствии с доктриной Ковенанта, и мне показалось, что это просчитанное и последнее оскорбление женщине, которая умерла за свою веру. Впрочем, то, что она вынудила своих детей и множество солдат и слуг сделать то же самое, умерило мои симпатии. «Они обезумели», сказал умирающий алундийский воин, и он точно говорил правду. Когда вся рота вернулась обыскать замок, я лелеял слабую надежду, что семья этого парня чудесным образом окажется живой, но, помимо леди Дюсинды, выживших мы не обнаружили. Не только дети герцогини стали жертвами этой трагедии – мы нашли несколько семейств, как знатных, так и слуг, которые собрались вместе, чтобы встретить свой конец. Безумие, даже вызванное набожностью, всё равно остаётся безумием.

Пожар, бушевавший в северном районе, погасил случайный снегопад на заре. А ещё холод уменьшил обычное неистовство, в которое солдаты непременно впадают, когда город переживает вторжение. За ночь полностью разграбили несколько кварталов и без разбору радостно зарубили убегающих алундийцев, но потом снег заставил прекратить резню. Когда позднее днём погода улучшилась, несколько банд герцогских солдат, отправившихся на поиски добычи, встретились с лордом Элбертом и ротой Короны. Обычно после битвы умелая жестокость королевского защитника снижалась, но не в этот раз. Он потерял половину своих людей при штурме южной бреши, и явно от этого переживания его дурное настроение затянулось. Поговаривали, будто мрачное настроение лорда Элберта в значительной степени было связано с тем, что его атака провалилась настолько, что ему грозило полное поражение, пока Эвадина не привела Первую роту в тыл противостоявших ему алундийцев. Какой бы ни была причина, лорд Элберт, не теряя времени, повесил шестерых мародёров на спешно возведённых виселицах перед главными воротами, после чего преступные порывы солдат Короны иссякли.

По моим оценкам Хайсал опустел уже на две трети, когда стало можно сказать, что вернулось подобие порядка. Огромное количество горожан уплыло из гавани на кораблях предприимчивых торговцев, капитаны которых наверняка требовали за это немалую цену. Ещё больше людей, у кого не хватало монет на место на корабле, покидали порт через ворота поменьше в северной или южной стенах. Большинство в последующие дни возвращались в город, не в силах выдержать под открытым небом бесчинства зимы. Они возвращались жалкими кучками, перепуганные и дёрганые, под взглядами северян, захвативших их город. Принцесса Леанора приказала выдавать им всем пособие, и не выдвигать никаких обвинений против алундийцев без её прямого разрешения. Придворные постоянно ходили по улицам, провозглашая о щедрости доброго короля Томаса и заверяя всех, что горожане по-прежнему находятся под его защитой.

Итак, когда спустя пять дней после взятия города Леанора созвала своих высших капитанов на совет, он проходил в свете немалого самолюбования.

– Наш гонец к этому времени уже добрался до короля с вестью о нашем успехе, – обратилась она к нам, сидя на узорчатом высоком стуле почившего герцога. Разлитое вино, маравшее прекрасные мраморные плитки зала приёмов, теперь уже убрали, и пол ярко блестел в солнечном свете, льющемся через раскрытые ставни окон.

– Будьте уверены, дорогие господа и дама, – продолжала Леанора, – я в полной мере доложила о ваших отважных подвигах ради достижения его справедливой победы, и не сомневайтесь, что в своё время вознаграждение воспоследует.