Мученик

Леанора впитывала сведения, лишь чуть-чуть изменившись в лице, что выдавало скорее раздражение, чем тревогу.

– Да, наш штурм, – сказала она, поворачиваясь ко мне, – что поднимает вопрос об успехах нашего инженера-перебежчика.

– Ваше величество, по словам мастера Вассиера, он ожидает, что бреши будут полностью готовы в течение трёх дней, – доложил я. – Однако нам потребуется ещё три недели, чтобы сапёры сделали подкопы под бастионом надвратной башни. А в это время мастер Вассиер предлагает, и я его поддерживаю, переместить осадные машины к южной и северной стенам. Если мы пробьём новые бреши, то герцогине придётся разделить свои силы, когда начнётся штурм.

Леанора вопросительно подняла бровь, взглянув на Элберта, который тут же высказал согласие:

– Прописная истина, – сказал он, и улыбнулся мне своей фирменной улыбкой, сверкая белыми зубами и излучая искреннюю теплоту. Как всегда, я в ответ не улыбнулся, и, как всегда, королевскому защитнику было на это плевать. – Несколько направлений атаки всегда предпочтительнее.

– Предпочтительнее или нет, но ответ нет, – сказала Леанора. – И три недели на завершение подкопов – это слишком долго. – Она протянула руку к стопке бумаг на столе и вытащила письмо с большой восковой печатью. – Король Томас любезно переслал письмо, недавно полученное от герцога Альтьены. Как видите, – она помахала единственным листком, – оно не очень большое, но его содержание недвусмысленно. Герцог Галтон желает, чтобы безопасность его дочери была гарантирована королевским указом, а она и её дети как можно скорее препровождены под его опеку. Кроме того, наши источники в Альтьене докладывают о том, что аристократы герцога собирают рекрутов и нанимают бойцов. Похоже, старик сильно опечален тяжёлым положением дочери.

– Настолько опечален, что пойдёт на войну? – спросила Эвадина, на что принцесса резко оглянулась.

– Любой настоящий родитель рискнёт всем ради своего ребёнка, миледи, – ответила ей Леанора. – Этот урок вы наверняка усвоите, как только новая жизнь благословит вашу утробу. – Она швырнула герцогское послание на стол. – Не заблуждайтесь, это дело должно быть закончено быстро, и нам недосуг перетаскивать машины или потакать лени наших высокооплачиваемых сапёров.

– Ваше величество, решимость наших врагов наверняка снизится, если порт будет закрыт для торговли, – сказал я. – В настоящее время герцогиня может ввозить любые запасы, на которые у неё хватит денег. А храбрость сложно поддерживать, когда в животе урчит.

Испепеляющий взгляд, которым удостоила меня Леанора, выражал категорический отказ.

– Капитан, вы представляете себе, сколько стоит флот для блокады? Любой корабль, насильно переданный на службу Короны, означает, что одним кораблём меньше будут возиться грузы в наши порты, а значит уменьшится доход в королевскую казну и животы опустеют повсюду. И к тому же, открытые морские пути посылали сигнал о наших добрых намерениях. В конце концов, мы пришли не как завоеватели, а всего лишь как исполнители королевского правосудия. Если бы только Селина образумилась.

Леанора замолчала, постукивая пальцами по столу, в глубокой задумчивости нахмурив лоб. Мне стало интересно: эта женщина, как и я, обучена способам просчитывать, или же её различные стратегии – результат врождённой хитрости. Теперь я уже научился уважать её интеллект, но также знал, что он далеко не безупречен. Несомненно, она была опытным стратегом, но обладала лишь ограниченным пониманием тактических мелочей, приносящих победу в битвах.

– Семь дней, – сказала она, внезапно перестав барабанить пальцами по столу. – Семь дней, чтобы закончить подкоп. Все руки будут брошены на эту задачу, а те, кто станут роптать, познакомятся с плетью, по десять ударов каждому, – добавила она, подчеркнув это, и бросила взгляд на Элберта. – Тем временем, когда бреши будут готовы, мастер Вассиер устроит яркое представление, переставляя машины к северу и югу, но осадные линии для их прикрытия не продлевать, мы не можем тратить на это рабочие руки. Лорд Элберт, наутро вы примете на себя командование всеми рыцарями и всадниками в этой армии и отправитесь на юг. Отыщите тот сброд, который понабрал лорд Рулгарт, и уничтожьте. Пять серебряных соверенов короны тому, кто убьёт Рулгарта, и десять, если захватят его живым. Поторопитесь в этой миссии милорд, поскольку нам понадобится ваш меч, когда начнётся штурм.

Она остановила свой взор на Эвадине, губы едва заметно удовлетворённо изогнулись.

– Не беспокойтесь, леди Эвадина. Вам не придётся умолять оказать вам честь возглавить первую атаку. Будьте уверены, я бы никому, кроме вас, не доверила эту задачу.

– А я глубоко признательна за такое доверие, – сказала Эвадина с низким поклоном. Изгиб узких губ Леаноры выпрямился, лоб исказила недовольная морщинка, но потом принцесса снова изобразила на лице спокойствие. Мне пришло в голову, что её оценка характера Эвадины такая же неверная, как и оценка моего. Принцесса видела во мне аморального человека без принципов, и теперь я понимал, что на Эвадину она смотрела так же цинично. «Она думает, что Помазанная Леди – мошенница», решил я. «Что её вера – это обман, уловка, чтобы заполучить власть».

У меня хватало опыта общения с людьми вроде Леаноры, несмотря на всё благородство её происхождения. Они настолько погрязли в своих амбициях и обмане, что всю жизнь пребывали в утешительном заблуждении, будто все остальные сделаны по тем же лекалам. Я веселился над ограниченным разумом принцессы и этой конкретной ошибкой, пока не осознал, что во многом хотел бы, чтобы она оказалась права. Бесспорно, моя жизнь и жизни многих других были бы намного проще, а во многих случаях и продолжительнее, если бы Эвадина Курлайн оказалась лгуньей.

– Не должно быть причинено никакого вреда герцогине или её отпрыскам, – продолжала Леанора. – Как только стены будут взяты, отправляйтесь во дворец и препроводите их в заключение. Если она убежит в бухту, то не нужно мешать её побегу. Было бы намного лучше, если бы она уплыла и отправилась в объятья любящего папочки. На самом деле я бы с радостью заплатила ей сундук золотых соверенов, если бы она поступила так сей же день. Её абсурдное упрямство лишено всякого смысла.

– Она любила мужа, – проговорила Эвадина. – Скорбь распаляет сердца на неразумные поступки. А ещё она любит людей этого герцогства и не хочет их оставлять. Очень сильно сомневаюсь, что она сбежит, когда придёт время, ваше величество.

– Тогда, миледи, вашей задачей будет проследить, чтобы она оказалась перед нами целой и невредимой. Не сомневаюсь, герцог Галтон станет куда более сговорчивым, если его дочь окажется в наших руках. А теперь, если позволите, – принцесса снова взялась за перо и протянула руку к листу пергамента, – я хотела бы написать своему сыну. Слышала, он в последнее время невнимателен на уроках и необходимо напомнить ему о его обязанностях.

***

Дорогой читатель, возможно, ты думаешь, что семь дней – совершенно недостаточный срок для превращения в солдат кучки некормленых, вонючих керлов, и ты будешь совершенно прав. Три сотни добровольцев во Вторую роту Ковенанта производили настолько плохое впечатление, что я почувствовал необходимость принести извинения сержанту Офиле.

– Мне показалось, что эти смогут продержаться в бою, – сказал я ей, морщась от раскаяния. – По крайней мере, хоть немного.

Тяжёлое лицо Офилы не меняло сурового выражения, пока она осматривала наших рекрутов, выстроившихся неровными рядами. Многие кутались в одеяла на сутулых плечах и дрожали под мокрым утренним снегом. Я-то думал, что добровольцев из разрозненной толпы Похода Простецов наберётся немного, с учётом их неважного по большей части состояния. Однако, когда я взобрался на телегу и зачитал обращение Помазанной Леди, реакция нищих оказалась немедленной и восторженной. Я без труда мог бы собрать войско и втрое больше того, что стояло теперь перед нами, но меня не привлекала перспектива вести практически на верную смерть так много неготовых, хоть и страстных фанатиков. И потому, сидя за бочонком, служившим мне импровизированным столом, я выстроил их в шеренгу и опрашивал каждого по очереди, а Эйн записывала список имён и полезного опыта. У большинства, разумеется, не было никакого.

– Лайам Дровосек, милорд, – ответил один парень, когда я спросил его имя. Подозреваю, когда-то его считали мускулистым, но несколько недель холода и лагерной пищи придали ему сгорбленный, впалощёкий вид. И всё же преданность в его глазах светилась так же ярко, как и у остальных.

– Капитан, – поправил я его, и спросил: – Дровосек. Это твоя профессия?

– Да, сэр. Рубил дерево всю свою жизнь, и оттого могу похвастаться своими руками. – Он вытянул руки, демонстрируя узловатые мышцы, которые производили впечатление, несмотря на истощение.