Муля, не нервируй… Книга 2

— Я готова, — мелодичным капризным голоском юной прелестницы сказало воздушное создание и протянуло мне руку, затянутую в блестящую кружевную перчатку.

— Изумлён, — только и смог пробормотать обалдевший я.

Фаина Георгиевна засмеялась серебристым смехом. Её этот смех прозвучал как колокольчик, и я бы поверил, если бы не знал, что за этим серебристым смехом стоит человек с характером крокодила.

Мы вышли из квартиры (я всю дорогу молился, чтобы никакой Белле не вздумалось выйти на кухню и увидеть всё это. Иначе даже не представляю, что им всем говорить буду).

Но обошлось.

Мы шли по ночному проспекту, неясные тени, отбрасываемые нами от фонарей, искажали наши черты, и я очень надеялся, что засевшие в засаде товарищи, не поймут, что к чему.

Так, потихоньку, мы дошли до нужного места.

— Вон тот дом, — тихо сказал я.

— Я знаю, — также шёпотом ответила мне Фаина Георгиевна и бесстрашным ледоколом потащила меня на буксире к заветному подъезду.

Мы вошли в пропахший извёсткой подъезд, и никто нас не остановил. Но я не расслаблялся — знал, что «брать» нас будут при выходе.

— Вы не будете бояться, если я оставлю вам тут одну? — шёпотом спросил я. — Я быстро.

— Действуй, Муля! — кивнула Фаина Георгиевна и подкурила сигарету.

Я торопливо взлетел наверх, ориентируясь практически наощупь (подъезд не освещался, а жечь спички я посчитал глупым, за домом наблюдают и могут увидеть в слуховые окошки).

На заветном месте я сразу же нашел свой свёрток. Рубашка, в которую он был завёрнут, была сильно обгажена голубями, которые устроили насест наверху, а в некоторых местах даже промокла. Поэтому я развернул вонючую тряпку, и принялся засовывать пачки денег в наволочку, которую я предусмотрительно прихватил из дома.

Сделав дело, я сунул изгаженную рубашку обратно на балку, наволочку с деньгами связал максимально компактно, сунул за пазуху и спустился вниз.

Фаина Георгиевна ещё докуривала сигарету.

— Молодец, быстро ты, — тихо похвалила она, сделала ещё затяжку и сказала, — там уже пасут. Я шаги слышала.

— Может, лучше отнести обратно? — запаниковал я, — они же шманать будут.

— Доверься мне, — уверенно сказала Фаина Георгиевна, цепко ухватила меня за руку и потащила на выход.

Я торопливо засеменил вслед за нею, еле поспевая. Сердце у меня колотилось, как отбойный молоток, по спине стекал горячий пот, хоть на улице было холодно.

Мы вышли из подъезда, у противоположной стены я различал тени ответственных товарищей. Меня аж перетрясло, и тут Фаина Георгиевна громко, на всю улицу, сказала своим серебряным голосочком:

— Теперь ты должен на мне жениться, милый! Иначе я пойду в профком и пожалуюсь, что ты меня соблазнил! — и она чуть нажала на мою руку, что означало, что сейчас моя очередь что-то говорить.

Я честно и добросовестно попытался ответить, но получилось нечто невнятное. Мычание только получилось.

Но Фаине Георгиевне этого было достаточно, и она лишь добавила в голос стервозной капризности:

— Твоя мама может думать, что угодно, но у тебя теперь два варианта — или жениться на мне, или партбилет на стол!

Она так вошла в роль, что даже ногой топнула.

Тени у противоположной стены слились с темнотой и растворились полностью. Никто нас не останавливал и не шманал. Очевидно, мужики посчитали, что бедолага и так конкретно попал. Так что добавлять негуманно.

Аве, извечная мужская солидарность!

Мы прошли по улице обратно, и уже у дома Фаина Георгиевна радостно захихикала. Я рассмеялся тоже.

Мы вошли в квартиру и, стараясь не шуметь, тихонечко, на цыпочках, прокрались на кухню.

Отдышались. Закурили.

При электрическом свете вид у Фаины Георгиевны был совершенно экзотический, грим чуть размазался, и она сейчас напоминала грустного клоуна.

Заметив мой взгляд, она сварливо сказала:

— Ну как?

— Это было гениально! Вы лучшая актриса в мире! Спасибо вам, Фаина Георгиевна, вы меня спасли! — от души поблагодарил я.

— Теперь ты мне должен услугу, Муля! — коварно и торжествующе посмотрела на меня она и сняла парик, — и заметь, я не спрашиваю, зачем ты туда ходил и что оттопыривается у тебя сейчас из-за пазухи!

Я промолчал, изображая, что страшно занят, ведь я курю.

— А услуга такая… — Фаина Георгиевна затянулась и сделала МХАТовскую паузу.

Я терпеливо ждал, чувствуя, что сейчас будет ой.

Насладившись зрелищем моего побледневшего лица, Фаина Георгиевна сообщила:

— Ты выбиваешь мне главную роль у Глориозова!

Я чуть дымом не подавился.

— В «Аленьком цветочке»? — ошарашенно спросил я. — А как же скоморохи?

— Нет, он скоро по Островскому собирается пьесу ставить, мне вчера знакомые сообщили, — сварливо ответила она, — но ты не думай, Муля, я не такая, я в скоморохах играть не отказываюсь. И Лешего, кстати, тоже.

Я тяжко вздохнул и укоризненно посмотрел на Фаину Георгиевну.

— А давайте я лучше из окна выпрыгну? — сказал я умоляющим голосом. — Или Завадского застрелю, а?

— Нет, Муля, и не надейся! — злорадно покачала головой Фаина Георгиевна, — я свою роль сыграла. Теперь твоя очередь.

— Но вы же мне не доверяете, — предпринял последнюю попытку ухватиться за мнимую соломинку я, — и «программу успеха» на Белле и Музе я ещё не успел выполнить…

— Одно другому не мешает! — заявила Фаина Георгиевна самодовольным голосом и ехидно добавила, — уговор, Муля, дороже денег! Так что готовь мне роль у Глориозова!

Я не ответил, стоял и печально курил.

Фаина Георгиевна, конечно, понимала, что она загнала меня в угол, потому что после продолжительной паузы она сказала примирительным тоном:

— Ну, не дуйся, Муля! Кроме тебя мне и надеяться сейчас больше не на кого…

Но я всё-таки немного ещё подулся. Не люблю, когда мной так не завуалированно манипулируют. Хотя долго на Фаину Георгиевну обижаться было нельзя.

— Как вы думаете, какой подарок мне подарить Ложкиной и Печкину? — спросил я, демонстрируя, что перестал уже дуться.