Муля, не нервируй… Книга 4

— Никак не могу, Сидор Петрович, — с печальной улыбкой развёл руками я, — лично мне никаких запросов не поступало.

— Как это не поступало? — возмутился Козляткин, — тебе уже я сказал, Большаков сказал, вон даже Альберт Кузьмич подтвердил. Что ещё надо?

— Письменный запрос надо, — с милой улыбкой сказал я. — Все эти советы и рассуждения к делу не пришьешь. Пусть делают запрос из Института философии, или «сверху» — мне всё равно. А потом Большаков отписывает его вам. А вы — мне. А уж я рассмотрю и приму к исполнению…

— Муля, — устало покачал головой Козляткин, — это всё быстро надо делать. А по запросу, пока они его состряпают, пока нам направят, пока у Ивана Григорьевича полежит, потом у меня… это же почти месяц пройти может.

Он вдруг понял и посмотрел на меня широко открытыми глазами:

— Муля, это что, ты саботаж затеять решил?

Я многозначительно промолчал.

— Муля, Александрова не зря называют Несвятой Георгий. И боятся. Его все боятся.

Он наклонился ко мне и еле слышно, одними губами прошептал:

— И Иван Григорьевич тоже…

А потом чуть громче добавил:

— Он страшный человек, Муля. Не надо с ним связываться. Всех под монастырь подведёшь.

— А вот и нет, — улыбнулся я, — верьте мне, и через пару недель этот проект вернут нам. Так что пусть делают официальный запрос.

Козляткин икнул и схватился за сердце. Хотя и возражать не стал.

В общем, заявление я забрал ещё до обеда.

Глава 9

А вот после обеда меня вызвал к себе Большаков.

Как только я вошел в приёмную, Изольда Мстиславовна сделала большие глаза и прошипела:

— Доигрался, Муля! — и кивнула на дверь Большакова, — иди, он ждать не любит. И осторожнее там…

Она оборвала себя на полуслове и лицо её красноречиво вытянулось.

Я с благодарностью кивнул и вошел в кабинет высокого начальства.

Большаков сидел за столом, был хмур и мрачен. При виде меня глубокая складка на его лбу стала ещё глубже.

— Бубнов, — рыкнул он, — ты что творишь?! Ты что, мать твою так, творишь?!

Так как вопрос был явно риторическим, то и отвечать я не стал. Стоял, ждал продолжения. Молча.

И оно не заставило себя ждать.

— Какого хрена, я тебя спрашиваю, ты не выполняешь распоряжения руководства?! Тебе что было сказано, а?!

Я продолжал стоять и взирать на шефа. Молча.

— Тебе велено отдать сценарий, смету и техническое задание. Где они? Ты почему до сих пор не отдал?!

Я пожал плечами.

От моего, такого невинного жеста, Большаков взбеленился окончательно и заорал:

— Быстро документы на стол! Это приказ!

И тогда я тихо спросил:

— Иван Григорьевич, вы на чьей стороне играете?

Вопрос был совсем простой, без подвохов, но от этого моего вопроса лицо у Большакова побагровело, и он аж задохнулся от негодования.

Я уже хотел звать Изольду Мстиславовну на помощь, но Большаков, хоть и с трудом, но смог взять себя в руки. Хотя прошипел он мне совсем нелюбезным голосом:

— За отказ выполнять распоряжение руководства, ты хоть знаешь, что тебе будет?

Я пожал плечами:

— Заявление об увольнении мне сказали обратно забрать. Но я его не порвал. Могу отнести назад в кадры.

— Сядешь, — прорычал Большаков, нервоно стуча костяшками пальцев по крытому зелёным сукном столу.

— На каком основании? — удивился я, — я работаю методистом отдела кинематографии и профильного управления театров Комитета по делам искусств СССР…

— Ты начальник отдела! — перебил Большаков, но я усмехнулся и покачал головой:

— Ничего подобного. Я просто выполнял функционал начальника отдела и мне доплату делали. По просьбе Сидора Петровича. А официальная должность у меня — методист. Так что в моих должностных обязанностях ни слова не сказано, что методисты должны писать советско-югославские проекты, включающие сценарий, смету и техническое задание.

— Но ты написал! — указательный перст Большакова обличительно уставился на меня.

— Ну и что? — пожал плечами я, — мало ли чем я на досуге увлекаюсь. Я ещё люблю крестиком вышивать. Александрову случаем салфеточки с помпончиками не нужны? А то я заодно могу презентовать, если уж ему моё творчество так в душу запало…

— Он даже не знает, что это твоё творчество, — хмуро вздохнул Большаков.

— Всё он прекрасно знает, — вежливо улыбнулся я. — Те, кто ему о проекте напели, рассказали и остальное.

— Ладно, Муля, хватит паясничать, — устало потёр виски Большаков, — давай не ругаться. Отдай курьеру документы и будем считать, что инцидент исчерпан. С Александровым лучше не связываться…

— Я не против, — покладисто ответил я.

Большаков облегчённо вздохнул, а я продолжил:

— Только хочу письменное распоряжение получить. От вас или от Козляткина.

Большаков опять начал наливаться краснотой, поэтому я торопливо сказал:

— Вам это не составит никакого труда, а для меня важно, для дальнейших профессиональных перспектив.

Большаков посмотрел на меня как-то так… брезгливо, что ли. Но ругаться дальше не стал. Кивнул и с мрачным видом нацарапал на бланке пару строк.

Хмуро пододвинул бумажку ко мне и буркнул:

— Исполняй!

Я взял бумажку и посмотрел на неё. На ней было написано:

Методисту отд. кинем. и проф. упр. театров Бубнову!

Срочно!

Распоряжение.

Подготовить пакет документов, включающий смету, сценарий и ТЗ по сов-юг. проекту. Передать курьеру для отправки в Институт философии Александрову Г. Ф. Срок — до конца рабочего дня.

Подпись: Большаков.

— Доволен? — на скулах Большакова заходили желваки.

— Вполне, — вежливо ответил я и добавил, — но все эти документы находятся у меня дома. Сами понимаете, писал я это всё в свободное от работы время. Разрешите сходить забрать?

— Разрешаю, — проворчал Большаков и на всякий случай добавил, — и давай без этих своих штучек, Муля.

Я кивнул и вышел из кабинета. Изольда Мстиславовна сидела, как на иголках.

При виде меня, она чуть не подпрыгнула, вглядываясь в моё непроницаемое лицо: