Муля, не нервируй… Книга 4

— Угу, — кивнула, кусая губы, Дуся и понуро поплелась открывать.

А я метнулся к окну и прикрыл занавески, чтобы сделать полумрак. Затем придал себе измождённый вид смертельно больного человека и даже легонечко постанывать стал.

Я не был актёром, но в школьной самодеятельности в том, моём мире как-то играл, и даже с удовольствием. Вот и пришло время проверить, что я ещё помню из этого.

И тут дверь в комнату открылась. Первой появилась Дуся. И вид у неё был какой-то… как бы это сказать… озадаченный что ли. И даже довольно сердитый. Не успел я отметить это обстоятельство, как в комнату вошел второй персонаж — гость. И это оказалась… Вера Алмазная.

Чёрт! Только этого сейчас и не хватало!

Вера принарядилась старательно, со всей ответственностью: новое алое шелковое платье до колен, на ногах чёрные чулки, волосы взбиты и уложены в высокую причёску волосок-к-волоску, лицо накрашено по всем правилам боевой раскраски.

— Муля! — прощебетала она, взмахнув густо накрашенными ресницами, — я тут подумала, что сделаю, всё, что ты скажешь! Только помоги мне на работу нормальную…

И тут только она обратила внимание на обстановку в комнате и на меня, в частности.

— Муля! — всплеснула руками она и многочисленные браслеты задребезжали, — ты болен?!

— Меня, может, и не станет скоро, — прохрипел я слабым голосом, — простудился я, Вера…

Пару мгновений она смотрела на меня с недоумением, а потом не выдержала, расхохоталась:

— Приложи подорожник и помажь лоб зелёнкой, Муля — и всё пройдёт!

— Ты гля, умная какая, — проворчала Дуся, — всё-то она знает… Вертихвостка!

— А ты сама… — начался огрызаться Вера, когда в дверь квартиры опять позвонили.

Дуся охнула и побледнела.

— Иди открывай! — строго велел я. — Делаем как договаривались. Не перепутай!

Когда Дуся ушла, я только и успел сказать недоумевающей Вере:

— Ты же актриса! Подыграй, что я болен! — и со стоном откинулся на подушки.

Не знаю, что подумала в этот момент Вера, но, когда в комнату вошли люди, она уже, молодец, стояла у стола, спиной к двери. В одной руке Вера высоко держала стакан с водой, во второй — какой-то пузырёк. Как только дверь открылась, она запричитала:

— Мулечка, я накапала тебе двадцать капель. Но мне кажется, лучше двадцать пять… доктор сказал, что тебе сразу станет легче… — и для аргументации принялась капать в стакан ещё.

В ответ я невразумительно простонал (просто не знал, что отвечать, да и опасался заржать).

— Товарищ Бубнов?! Что здесь происходит? — вместо приветствия, взвизгнул вошедший, приземистый толстяк, лысоватый, с мясистыми ушами и тройным подбородком. Он был в сером мешковатом костюме, мятой рубашке и при галстуке. К своему необъятному животу он бережно прижимал видавший виды кожаный портфель.

— Ыыыы… — со стоном ответил я и вздохнул.

— Отвечайте! — требовательно добавила высокая тощая женщина сильно постбальзаковского возраста (догадаться о том, что это женщина, можно было лишь по наличию у неё крупных жёлтых бусиков, коричневой юбки и жидкого пучка волос на голове).

— А в-вы к-кто т-такие? — простонал я и обессиленным видом откинулся на подушку.

Ко мне тут же метнулась озабоченная Дуся и принялась промокать каким-то полотенцем (или тряпкой) лоб.

Я еле-еле сдержался, чтобы опять не заржать, ведь что там промокать, если лоб Дуся перед этим обвязала мне платком. Чуть не выдал себя с потрохами.

— Тише! Тише! — моментально сориентировавшись, замахала на посетителей руками Вера, — ему же опять станет хуже! Не шумите, пожалуйста!

Для дополнительной аргументации она выразительно округлила глаза и укоризненно покачала головой.

Дуся, увидев такое и себе сердито заохала.

Я жалобно застонал с кровати:

— Водыыыы…

— Сейчас, Муленька! Сейчас! — засуетилась Вера, следом засуетилась Дуся, а потом они принялись, как две идиотки, суетиться и метаться по комнате.

Так как в стакан Вера уже накапала какую-то гадость, а больше стаканов с водой в комнате не было, то эта дура не додумалась ни до чего лучшего, чем поднести мне стакан с вот этим вот.

— На, Муленька, выпей! — она бережно приподняла меня, поддерживая, чтобы я мог выпить эту гадость.

Я укоризненно посмотрел на неё.

Но она уже вошла в роль, и поэтому опять сделала большие глаза, мол, ради искусства мог бы и выпить, гад такой.

Я же не спорю, если бы это был чай, я бы точно смог. Но дело в том, что из стакана нехорошо воняло лекарствами. Да так, что у меня чуть слёзы на глаза не выступили. Пить эту бодягу мне отнюдь не хотелось. А, может, там вообще что-то для наружного применения.

Я опять бросил умоляющий взгляд на Веру, но та была в образе и непреклонно ткнула мне злополучный стакан:

— Пей, Муля! — произнесла она тоном врача-реаниматолога у постели умирающего, — тебе сразу станет лучше!

Но даже сама мысль, что я буду это пить, приводила меня в уныние.

В комнате стало так тихо, как перед грозой. Слышно было, как тикают ходики, как на кухне капает вода из-под крана и как тяжело дышит толстяк. Все стояли и выжидающе смотрели на меня.

Надо было как-то спасать ситуацию. В смысле, свою жизнь.

— Я сам, — капризным голосом простонал я и взял стакан из Вериных рук.

Поднеся стакан ко рту, я пару раз звонко поклацал зубами о стекло, затем изобразил потерю сил, даже почти полуобморок, а долбанный стакан выпал из моих обессилевших рук аккурат прямо на пол, но так, чтобы не разбиться.

А лужицу Дуся потом вытрет.

— Муля! — Бросились ко мне Вера и Дуся.

Я скривился, заманали бабы. Дуся поняла и отстала, а вот Вера продолжала терзать меня.

— Бедный Муля! — вскричала она, ломая руки, — не умирай! Только не умирай! Ведь наш ребёнок никогда не узнает своего родного отца!

У меня аж реально, чуть сердечный приступ не случился. А за Вериной спиной охнули гости. Дуся тоже издала какой-то невнятный звук.

Я уже перепугался, то Вера, войдя в образ, прочитает сейчас весь монолог из бедного Йорика, причём дословно. Но тут, к моему счастью (счастью ли?) толстяк проскрипел:

— Извините, но чем именно болеет товарищ Бубнов?

— Сердце схватило, — тотчас же сообщила Дуся донельзя печальным голосом, — доктор сказал, нужен постельный режим. И не волноваться. Муля в больницу отказывается ехать. Вот ждём Надежду Петровну, это его мама. Может, у неё получится уговорить…