Мы вернемся за подснежниками

– Обидно, что свекла наша пропала, - говорит Жежен.

*

– Итак, повторим: Насьональ, Тольбиак, Берси, Аустерлиц, мост Турнель.

– Ты забыл мост Сюлли-Морлан.

– Ну конечно, его и недоставало. Теперь, наверно, счет сходится.

– Нет, не хватает еще одного.

– Мост Альма называли?

– Подумай, забыли его. А ведь это мост храбрецов.

– Считай сначала. Насьональ.

– Раз.

– Тольбиак.

– Два.

– Ребята, можем дальше не считать, счет сошелся. В Париже тридцать один мост. Мы их все назвали. Давайте придумаем другую игру.

– Какую?

– Можно пересчитать сады и скверы.

– Я начинаю: Люксембургский.

– Тюильри.

– Монсури.

– Парк Монсо.

– У Башни Сен-Жак.

– Это не сад.

– А сквер с голубями, это что, по-твоему?

– Бют-Шомон.

– Бют-Руж.

Выведенных из каменоломни французов привели во двор 16-го барака. Усевшись вокруг Робера, они придумывают себе развлечения, чтобы скоротать время. Они перечислили 376 остановок метро, вспомнили мосты через Сену и теперь прогуливаются по парижским садам.

– Сад Клюни.

– Сквер Клюни.

– Это одно и то же.

– Нет, ты не прав, сад идет вдоль бульвара Сен-Жермен, а сквер находится на маленькой площади за Аббатством.

Время кое-как ползет.

– Послушайте, - говорит Виктор, пока кто-то называет сквер Букико, но не встречает отклика, - меня все-таки интересует, зачем мы здесь торчим.

– Ты видишь - отдыхаем, - отвечает Жежен.
– Как-никак, это лучше, чем надрываться в каменоломне.

– Да, но нас сюда отправили не зря. Говорят, что и остальных французов вызвали в бараки.

Жежен пожимает плечами.

– Скажи-ка, Рэймон, помнишь наш взрыв в Сент-Ассизе?

– Еще бы!

– Это было ровно год назад.

– Да, верно.

– А дело с кино “Рэкс”?

– Это было в сентябре.

– А бомба в отеле “Бедфорд”?

– Раньше.

– Все-таки у нас есть утешенье - мы попали сюда не зря. А уж сейчас-то мы им показали бы!

– Да, - подхватывает Виктор, - хорошее было время.

Четверо друзей садятся рядом.

– Мне хотелось бы знать, - говорит Робер, - дошли ли наши письма.

– Свое я вложил в письмо Мишеля, - говорит Рэймон.
– На конверте был адрес его жены. Я видел сквозь решетку фургона, что кто-то подобрал конверт.

– Мне только важно, чтобы мать знала, - говорит Жежен.

– Уже год прошел.

– Уже?

– Слушай, когда мы сюда прибыли, нам казалось, что это продлится месяца два. Потом прошло лето. А теперь осень.

– Как ты думаешь, скоро им конец?
– спрашивает кто-то еще.

– Надеюсь, что да.

– Русские взяли Харьков и приближаются к Днепру, - сообщает Робер.

– Сколько же нам еще ждать?

– Сказать трудно.

– Покончат с ними в этом году, как по-твоему? Мне очень бы хотелось вернуться к рождеству.

– Возможно.

– Во всяком случае, до весны все должно кончиться, - говорит Рэймон.

– Почему?

– Я обещал жене, что мы поедем собирать подснежники.

– Боюсь, - говорит один из заключенных, который до сих пор не принимал участия ни в играх, ни в разговоре, - что нам до этого не дожить.

– Почему же?

– Нас увели из каменоломни. Когда нас пригнали сюда, начальник барака выдал всем по котелку супа и вообще был довольно любезен. Нас оставили в покое… Вам это не кажется подозрительным?

– А ты какие делаешь выводы?

– Нас расстреляют. Все замолкли.

– Ну, во что бы поиграть?
– спрашивает Рэймон. Но тут же, не получив ответа, прибавляет: - Робер, расскажи нам какой-нибудь анекдот.

– Анекдот военный, - говорит Робер.
– Представьте себе…

Но никто его не слушает.

– Неужели этот трус вас перепугал?
– говорит Жежен.
– Вот я сам расскажу анекдот. Мировой анекдот.

Рэймон, улыбаясь, поднимает голову.

Все слушают.

– Ребята, сирена. Что такое?

– Да это же сигнал к сбору. Вон возвращаются бригады и идет писарь.

– Быстро, быстро!
– кричит писарь.
– На перекличку! Завтра работать!

Французы строятся по росту, смешиваясь с заключенными, вернувшимися из каменоломни. Последние явно удивлены тем, что французы еще здесь.

– Вот что значит повезло, - говорит Жежен.
– Ничего не делали, получили суп и еще посмеялись.

Француз, недавно высказывавший мрачные предположения, теперь приподнимается на цыпочки, чтобы посмотреть на корзины с хлебом, которые приносят из кухни двое пленных.

– Ну, приятель, - говорит Рэймон, толкая его локтем, - я же тебе говорил, что мы еще будем собирать подснежники.

XIX

– Чудом уцелели!

– А мы-то смеялись!

– Нас действительно хотели расстрелять.

– А что им помешало?

– Из Берлина пришел приказ отложить расстрел.

– Как об этом стало известно?

– В лагерной канцелярии нашли бумаги.

– Все-таки большая часть французов погибла в лагерях.

– Да, возвращается, по-видимому, один из десяти.

Прошло семнадцать месяцев с тех пор как французы, работавшие на каменоломне Маутхаузена, были вызваны в лагерь. Сейчас в Берлине над рейхсканцелярией развевается флаг Победы. Те немногие, которым удалось выжить в фашистских лагерях, возвращаются на родину. В начале 1944 года Рэймона разлучили с друзьями. Сейчас, на границе, он оказался в одном поезде с Робером.

– Где Виктор?

– Он едет с больными.

– А Жежен?

– Умер весной от истощения. Он не сломился до конца.

– А Арман?
– Этот выжил.

Страна проклятья,

Где все мы - братья,

Томимся под ярмом…

[Песня, написанная в концлагере. (Примеч. авт.)]

– Ребята, предместья, предместья.

Мои дорогие предместья…

– Нуаэи-ле-Сек. Смотри, здесь оживление…

Но день придет, и жизнь вернется,

И расцветет для нас весна.

Нам счастье снова улыбнется,

Моя свободная страна.

Освобожденные из концлагерей возвращаются домой. Все поют.