Мы вернемся за подснежниками

В первых вагонах лежат на соломе умирающие. Париж!

Земля свободы,

Где скоро снова

Мы обретем свой дом!

Восточный вокзал. Поезд медленно въезжает под стеклянный свод. На платформе стоят офицеры, солдаты, медицинские сестры. Внезапно раздается музыка, волнующая до слез. Железнодорожники снимают фуражки и стоят навытяжку.

Отречемся от старого мира…

Люди в полосатой одежде выходят из вагонов. На изможденных лицах глаза кажутся огромными.

Одна из медицинских сестер, как ребенка, несет на руках взрослого мужчину. Он весит меньше тридцати килограммов.

– Не спешите! Не торопитесь!

– Сюда, товарищи!

Ребер и Рэймон осматривают вагон: никто не остался.

– Вон еще вещи.

– Это мои, - говорит парнишка. Он опирается на палку и похож на старика.

– Что там у тебя?

– Консервы.

– Так ты их забери, пригодятся.

– Ничего, обойдусь.

– Мы тебе поможем нести, бери.

Вокруг неподвижно стоят военные. У них взволнованные лица.

– Идите прямо по платформе, - говорит один из офицеров.
– У выхода вас ожидают машины.

Трубач играет песню “Самбр и Маас”. Бывшие заключенные проходят между шеренгами молодых солдат, которые отдают им честь.

– Неужели все это ради нас?
– спрашивает у Робера Рэймон.

– Как видно.

У вокзала перед оградой толпятся сотни людей; у большинства глаза полны слез. Они ищут своих близких. Полицейские наводят порядок. Прибывшим все кажется необыкновенным.

– Да здравствует Франция!
– кричат в толпе. Бывшие заключенные проходят, подняв головы.

– Бедненькие, бедненькие мои, - рыдает старушка. Парижане вглядываются в проходящих, надеясь увидеть знакомые лица.

А приехавшие идут вперед. Они поражены, как будто попали в новый мир.

– Мама!

Один из бывших заключенных роняет картонку, которую держал под мышкой. Прорывая цепь охраны, он бросается к седой женщине.

– Странно, все плачут, - замечает сосед Рэймона.

– Никто из вас не видел Пьера Порталя?
– спрашивает какая-то женщина.

– Жака Треба? Люсьена Маршаля?

И со всех сторон сыплются имена и фамилии. На тротуаре мужчина хватает Робера за руку и показывает ему снимок.

– Это мой сын, вы его не знаете? Парижские автобусы стоят на мостовой.

– Возьмите себе, - говорит какая-то женщина Рэймону и протягивает ему букетик ландышей.

Бывшие заключенные проходят к автобусам. Их окружают парижане.

– Есть среди вас такие, у кого нет семьи?
– спрашивает дрожащий голос.

– У него вот не осталось близких, - указывает Робер на одного из своих товарищей.
– Его родителей и двух сестер убили в Освенциме.

– Я его приглашаю к себе.

Кондуктор автобуса угощает всех папиросами. Это его недельный паек.

– Слушайте, ребята, говорят, что нас везут в гостиницу “Лютеция”.

– Здорово! Там помещалось гестапо.

*

Каждый пассажир в автобусе, в котором едут Рэймон и Робер, выражает радость по-своему. Пение. Крики. Восклицания.

– Представляешь себе, - рассказывает один, - какой-то старичок во что бы то ни стало хотел мне дать пятьсот франков.

– А мне всунули в руку банку сгущенного молока.

– Сена! Вот Сена!

– Да ведь это Париж!

– Париж!
– повторяет кто-то сдавленным голосом.

– Смотри, узнаешь башню?

– Еще бы!

Автобус едет по бульвару Сен-Жермен.

– Видишь кабачок, вот тут у меня было первое свидание с Жеженом.

Некоторые прохожие снимают шляпы.

*

У входа в гостиницу “Лютеция” толкотня. Не успел еще Робер выйти из автобуса, как его уже спрашивает какая-то женщина:

– Не знаете Мишеля Лурье?

– Мишель, а дальше?

– Лурье.

– Нет, мадам, его нет с нами. В каком он был лагере?

– Не знаю.

– А Поля Леви?
– спрашивает другая.
– Он был в Маутхаузене.

Робер вспоминает молодого еврея, которого эсэсовцы сбросили со скалы в каменоломне. Он безжизненно распластался на камнях. Его фамилия была Леви.

– Нет, мадам, я его не знал.

Вокруг Реймона уже образовалась толпа.

– Вы уверены, что он умер?
– спрашивает девушка.

– К сожалению, да.

– А вы его видели мертвым? Видели его могилу?

– Нет.

– Может быть, вы ошиблись? У моего брата было железное здоровье. Он был спортсменом. Он не мог умереть от простуды. Он, наверно, выздоровел.

– Да я же вам говорю, что нет.

– Но ведь его арестовали всего десять месяцев тому назад. Он был полон сил.

– Она мне не верит, - говорит Рэймон, видя, как девушка подходит к другим.

– О ком она?

– Он был служащим метро. Возвращаясь с работы, он потерял сознание. Тогда его прямо отправили в крематорий вместо лазарета.

– Ты рассказал правду сестре?

– Не хватало рассказать ей, что его сожгли живым. Робер с трудом вырывается из толпы женщин, которые протягивают ему фотокарточки.

– Стройтесь, - кричит кто-то.
– Наша очередь.

*

В залах “Лютеции” - полно. Утомительные формальности.

– Вот те на! Такая же волынка, как и в лагере, - говорит насмешливый голос.

– Потише, пожалуйста, - кричит молоденький офицер, сидящий за столом.
– Ничего не слышно.

– Идемте со мной, - любезно приглашает пожилая женщина.
– Пока что мы раздадим вам пайки.

– Нет-нет, сударыня, - возражает офицер, поднимая голову.
– Сперва они должны зарегистрироваться у меня.

Всякого рода чиновники - мужчины, женщины - сидят за целым рядом столов. Нужно переходить от одного к другому. Карточки, одежда, пайки, анкеты. Беспрерывные подписи. Печати…

– Не забудьте пройти медосмотр. Вон там. Нет, постойте. Сперва подойдите сюда.

– Ваш домашний адрес?
– спрашивает у Рэймона лейтенант, заполняющий его анкету.