Мы вернемся за подснежниками

– Что с тобой?

– Ничего. Колика, наверно.

VII

В маленькой квартирке, затерянной где-то на шестом этаже большого дома в парижском предместье, Марсель, миниатюрная брюнетка лет двадцати восьми, только что спустила затемнение на окнах. Она встревожена.

Ее муж в полдень всегда приходит домой завтракать. Сегодня он ушел, взяв с собой пакетик с провизией и бутылку вина. Рэймон сказал ей, смеясь, что позавтракает с друзьями на лоне природы и вернется в семь.

Конечно, иногда возвращается и позже, но сегодня она не видела его весь день. Немудрено, что время тянется бесконечно. Девять часов вечера, а он еще не вернулся.

Сегодня утром Рэймон напевал во время бритья и ушел сияя.

А сейчас, вечером, она с грустью смотрит на разбросанные вещи, свидетельствующие о том, что он был здесь: на невытертую бритву “жиллет”, на туфли, закинутые в угол, на грязный носовой платок под умывальником… Ока не прикасалась к ним, собираясь ласково пожурить его за то, что он всегда оставляет вещи в таком беспорядке. Теперь она прибирает их, сдерживая слезы.

Ее муж не похож на тех соседей, которые возвращаются домой, проведя день на заводе или в учреждении. Ее муж, которого консьержка знает только под партийной кличкой, - активный коммунист. Он сражается в рядах ФТП. [Организация франтиреров и партизан. (Примеч. пер.)]

Иногда он назначает Марсель свидание в городе. Она обеспечивает связь и нередко принимает участие в его работе. Однажды вечером, целуя ее в губы, он за ее спиной прикрепил к решетке, огораживающей дерево, бомбу, которая через несколько минут взорвалась в толпе немцев, выходивших из кино.

Когда он тут, рядом, она не знает страха. Он всем внушает уверенность. Чудачка эта маленькая Марсель! Она предпочитает подвергаться опасности, участвуя в борьбе, чем находиться в неведении. Но вот уже насколько дней как ее муж чем-то озабочен. Он не сказал ей, что именно готовится. Ей, конечно, ясно - что-то затевают, но на ее вопросы он отвечает уклончиво и обращается с ней на этот раз как с ребенком. Этого она не любит. Разве он не предупреждал ее всегда, когда предпринималась новая операция? Разве она сама не выполняла поручений? И как раз теперь, когда она ничего не знает, он не возвращается.

Что могло с ним случиться? Тревога все сильнее овладевает ею. Она даже не вздрогнула, когда в нескольких метрах от нее муж выпустил целую револьверную обойму в грудь офицера-пруссака, а сегодня вечером она не помнит себя от страха, потому что ничего не знает. Она стала обыкновенной женщиной, слабой женщиной, мучающейся, как другие.

Как другие? Вздор! Другая женщина, видя, что мужа нет, поделилась бы своей тревогой с соседками, звонила бы по телефону, побежала бы на место его работы, к друзьям, заявила бы в полицию, подняла бы на ноги весь квартал.

Ничего этого Марсель сделать не может. Она похожа на солдата, которого забыли в окопе. Она должна ждать. Ждать с одной мыслью: “Если он не придет в течение часа, значит, случилось несчастье”. И может быть, она никогда не узнает, как оно случилось.

Проходит минута за минутой, а женщина сидит в кухне перед двумя пустыми, безнадежно пустыми приборами.

Шаги на лестнице.

Ключ поворачивается в замке.

Марсель кажется, что ее сердце сейчас разорвется. Это он, Рэймон.

Она бросается ему на шею и уже не может сдержать слезы.

– Ну, маленькая моя, ну что такое?
– говорит Рэймон, сжимая ее в объятиях и нежно целуя.

– Что с тобой?

– Мне было так страшно.

– Чего?

– Я думала, ты арестован.

– Во второй раз за эти дни меня считают арестованным. Как видишь, на мне это не отражается. Ты узнала что-нибудь о мальчике?

– Твоя мать приведет его в сквер в следующий четверг.

– Хорошо. Я сделаю все, чтобы повидать его.

– Куда ты?

Рэймон вышел на лестницу и тотчас возвратился с велосипедом на плече.

– Велосипед принес.

Лицо Марсель освещает улыбка.

– Дело сделано?
– спрашивает она.

– Нет, будет сделано. Улыбка сразу застывает.

– Когда?

– Завтра.

– А какое дело?

– Скоро узнаешь.

Но Марсель уже овладела собой, следует взрыв возмущения:

– Ах, вот что! Мы, женщины, годимся только на то, чтобы ждать и плакать? Слушай, раз ты начал говорить, надо договаривать! Есть вещи, которые меня не касаются, но то, что мы сделали вместе, дает мне право требовать, чтобы меня не отстраняли. Что бы ты ни делал, я не желаю больше сидеть дома и ждать…

– Мы встретимся с тобой завтра в восемь. По всей вероятности, я дам тебе небольшой пакет, и ты сейчас же отнесешь его в тайник.

– В какой?

– Который известен только нам с тобой.

– Где я должна быть?

– В нашем кафе у Орлеанской заставы. Ты довольна?

– Да. Поцелуй меня еще раз.

*

Рэймон уже дома, но Мишель еще бежит по улице: он опаздывает. Уже полчаса, как он должен был вернуться. Подготовка к операции в Сент-Ассизе заняла больше времени, чем предполагалось. Нужно было добыть всем велосипеды. Мишель получил свой только поздно вечером. Пришлось собирать рыболовные принадлежности, а затем проверять и распределять оружие. Все это потребовало многих встреч и бесконечной беготни. Кроме того, он вынужден был отнести велосипед и оружие к одному из друзей, чтобы забрать их завтра перед отъездом.

Теперь все в порядке. Мишель со спокойной совестью медленно поднимается по лестнице к себе домой. Если бы Жюльетта подозревала, что будет делать завтра ее муж! Мишель обожает свою жену и ни за какие блага не согласится, чтобы она делила с ним все страхи и тревоги. До сих пор он не проговорился ей ни разу, что принимает участие в боевых операциях. Довольно с нее забот о малышах и хозяйстве.

Все это, конечно, не облегчает работы Мишеля. Даже перед женой он должен как-то сочетать видимость легальной жизни с обязанностями подпольщика.

Зато когда по вечерам он возвращается к своей молодой жене и двум детям - какая разрядка! У него дома так хорошо, так уютно! В теперешние смутные времена - это оазис, где он набирает сил, как отпускник, приехавший с фронта.

Чем же объяснить сегодня вечером свое опоздание? Что скажет жена, ведь она утром просила его прийти непременно вовремя? К обеду должен быть кролик. Кролик, жаренный в масле, с картошкой. Это конек Жюльетты, а Мишель любит поесть.

“Ну и нагорит же мне!” - думает он, открывая дверь.