На осколках цивилизации

Джон отчаянно прислушивался к дыханию соседа рядом: дыхание спокойное, равномерное… оно усыпляло. Сам Креймер опустил голову на грудь; повелитель тьмы изредка на него поглядывал. Что-то было в этом особенное, непередаваемое, блаженное; Константин был готов уже уснуть и сам, и даже затушил сигарету и склонил голову вперёд, как ощутил нечто тёплое, коснувшееся его предплечья, а потом и плеча…

— Чес? — Джон проговорил шёпотом и понял, что это не зря — парень мог услышать и проснуться. Вопрос вырвался сам собой, мужчина даже думал, что это у него в мыслях. Однако оказалось, что Креймер, опираясь спиной о стену, провалился в сон глубже, потому и, расслабившись, соскользнул вниз; так и нашёл головой плечо, а то бы запросто скатился на пол.

Константин осторожно придвинулся к нему, чтобы бывший водитель не тянулся за ним; ну, короче говоря, чтобы тому удобно было, и никакими синонимами это не заменишь. Но Джон даже эту самую малость готов был скрывать — не в его характере. Поэтому как-то так, вдвоём, слишком мило для общей обстановки, они просидели, кажется, всю ночь. Мужчина выкурил целую пачку и не был удивлён этим и плохим самочувствием — голову закружило, накинулся яростный кашель, который, к тому же, пришлось сдерживать до слёз в глазах, чтобы не разбудить рядом спящего на плече. Но Чес ни разу не шелохнулся — лишь продолжил мирно сопеть, иногда двигая головой, чтобы было поудобнее. Сигаретный дым его нисколько не смутил; Джон был рад этому, ведь в ту ночь в небо над ними постоянно взмывались сизые горькие облака…

Стало невероятно хорошо и, Господи, наверное, так хорошо не было никогда! Повелитель тьмы готов был поклясться в этом и, вероятно, по этой причине и усмехался. Честно признаться, курение помогло. Якобы. Иллюзорно. Но Джону тогда сполна хватало и этой помощи; теперь вместо пустоты и безысходности всю грудную клетку заполнила медленная смерть. И это оказалось куда приемлемее; Константин припомнил цитату: «Курение — медленная смерть! А мы никуда и не торопимся…» Он усмехнулся и опёрся головой о стену.

Правда, больше повелитель тьмы задавался другим вопросом: почему ему вдруг стало так относительно хорошо? Ни с того ни с сего? Неужели серьёзно всеисцеляющая сила ностальгии? Или нечто другое? Джон лишь снова запутался и устало покачал головой, отбросив пачку в сторону и прикрыв глаза. Начало сильно клонить в сон, наверное, было уже что-то около третьего часа ночи; Константин отчего-то не стал будить парнишку, понимая, что так гораздо лучше, хотя снаружи ночью и было прохладно. А спать, опираясь о твёрдую стену и плечо, наверняка неудобно. Однако, изредка поглядывая на Креймера, Джон увидел, что тому было вполне хорошо. Значит, нет смысла в принципе менять что-либо. Эта, чёрт возьми, прокуренная ночь сегодня только их!

***

На утро Джон проснулся от промозглости и непомерной влажности: вздрогнул и, едва не чихнув, открыл глаза. Был, наверное, уже седьмой час, и рассветало всё лениво и не спеша — ещё вокруг было серо и мутно, не было понятно, где туман, а где небо, всё выглядело как одна грязная тряпка. Жутко болела спина, да и что говорить — все мышцы; весь он промозг до костей, а едкий привкус горечи до сих пор стоял во рту. Тело не слушалось, и Константин кое-как сумел подёргать пальцами; Чес тем временем продолжал мирно спать на плече; оно, кстати, ныло сильнее всего, но мужчина был готов просидеть так ещё хоть пять часов, пока бы Креймер не проснулся.

Повелитель тьмы с радостью нашёл последнюю оставшуюся сигаретку в пачке и сладостно её закурил; ну, не счастье ли, когда есть, чем травиться с утра пораньше? Вновь сизые облака, как голуби, взлетели вверх; Джон смотрел на них, потом на могилу Дженни и снова наверх: как же хотелось верить, что она в Раю. Хотя она точно в Раю… если тот существует. Мужчина не заметил, как Чес рядышком стал неприятно морщиться и мелко-мелко чихать; лишь когда с его стороны раздались слова, Константин заметил.

— Джон? — Он сонно протянул имя, ещё держа голову на его плече и будто приходя в себя. Потом резко вскочил, ударившись лбом о голову мужчины, и, потирая и извиняясь, удивлённо хлопал глазами.

— Это что, мы тут всю ночь просидели? — Чес был настолько нешуточно удивлён, что Джону стало смешно.

— Да. Ты заснул, я не стал будить. — Повелитель тьмы затянулся и сладко выдохнул дым. — В общем, не скажу, что это было круто, но вполне приемлемо. Я даже, кажется, тоже спал…

— Ты бы это… сбросил меня с плеча что ли… — Креймер отвернулся и заговорил невнятно, будто смущаясь. — А то неловко получилось…

— Да забей! Нормально всё.

Чес кивнул и больше не спорил. Они помолчали минут пять, потягиваясь, зевая и стараясь отогнать сон и размять окостеневшие конечности. Креймер вероятно заметил пустую скомканную пачку от сигарет, а потом и окурки недалеко от Джона, и тихо проговорил:

— Всё выкурил? Ты неисправим. — Потом, подумав, добавил: — Нельзя же так…

— Да… — беспечно ответил Константин, смотря в небо. — Нельзя. Но, знаешь, мне теперь как-то всё равно. — Помолчал, подумал и повторил тише: — Всё равно… что так, что эдак. Всё равно помирать.

— Больно меланхолические мысли у тебя с утра пораньше. Пойдём лучше обратно. Начнём собираться, как-никак. И, думаю, нужно будет выйти раньше… определённо раньше.

Чес, вставая, похлопал его по плечу и вернулся в магазин. Джон решил ещё немного побыть здесь — попрощаться с дочерью окончательно. Ведь никто не знает, вернётся ли он ещё сюда или нет…

Точнее, это он решил уже давно, что не пойдёт… не вернётся. Не потому, что не сможет, а потому, что… не выдержит ещё раз; максимум — после всего этого ужаса (если он, конечно, закончится) придёт перехоронит Дженни. Но стоять над её маленьким надгробием… слишком! Мужчина знал наверняка, что это более чем тяжко; эта мысль и это осознание после такой спокойной и согревшей сердце ночи показались слишком резкими, будто ведром холодной воды на голову. Поэтому он встал быстро, сию секунду, и поплёлся вслед за Чесом. Перед тем, правда, обернулся через плечо и кратко посмотрел на вновь покосившийся крест; «Надо поставить…» — подумал, хмыкнул, чему-то почти безумно ухмыльнулся и развернулся, побрёл обратно, так и не выравняв крест.

Вскоре по наущению Креймера Джон таки набрал себе воду, умылся, побрился; когда проходил по общему залу, то замечал на себе изумлённые, даже побаивающиеся взгляды. Впрочем, то результат его прошлых десяти дней… А ещё, кажется, Саманта сказала ему что-то взволнованное об его с Чесом исчезновении этой ночью. Константин лишь усмехнулся, но не ответил ей ни слова; было очень необычно с её стороны, кстати, заговаривать с ним — он ведь теперь заимел статус грубияна или кого ещё… от него теперь буквально шарахались. Но Джону… в общем, это не нуждалось в комментарии.

Чес неожиданно решил передвинуть время выхода на одиннадцать утра, вместо вечера; повелитель тьмы был благодарен ему за это, потому что, наверное, и дальше находиться здесь (а здесь — это была комнатка Дженни, ибо больше негде) было тяжко, равносильно пережёвыванию старого и чревато различными последствиями; если не отпустить сейчас, значит, уже никогда. И мужчина, хоть и ощущал себя ужасно и убито, порешил идти дальше, жить дальше, хотя та жизнь представлялась смутной и бесцельной. И почему-то в сегодняшнюю ночь Джон понял это остро — это решение и то, что… банально, да, но кто-то нуждался в нём. И этот кто-то намекал ему об этом не раз; да и сам он понимал, не дурак всё-таки.