На сердце без тебя метель...
Шрифт:
Графиня Щербатская не сразу заметила приближение бывшей воспитанницы, в отличие от грустно улыбнувшейся матушки Клавдии. Только когда карлица Жужу Ивановна, выразительно мотнув головой в сторону девушки, дернула Лизавету Юрьевну за рукав, та перевела взгляд на Лизу. Понимая, что крепких рук лакеев, оставшихся за воротами монастыря, бояться не стоит, Лиза смело преградила графине путь и склонилась в глубоком реверансе.
— Смиренно приветствую ваше сиятельство, рада найти ваше сиятельство в добром здравии, — затараторила она скороговоркой, не смея поднять взгляд на бывшую благодетельницу. — Дозвольте сказать вашему сиятельству пару слов, что давно уже ношу в сердце своем.
Лиза слышала, как громко
Ее не гонят прочь. Ей дают молчаливое дозволение говорить. И потому Лиза продолжила уже громче и тверже:
— В моем сердце царит огромное сожаление оттого, что дерзнула ослушаться ваше сиятельство, пренебречь тем, чему ваше сиятельство учили меня с отрочества. Мне очень жаль, что я доставила вашему сиятельству огорчение поступком, опорочившим мое имя и честь. Прошу смиренно простить меня за дерзость мою и все обиды, что нанесла вам, не думая о последствиях моего поступка.
Лизавета Юрьевна даже бровью не повела в ответ, но и не обернулась на зашептавшихся за ее спиной девок. Это было необычно. Это давало надежду, и Лиза решилась продолжать:
— Я благодарна вашему сиятельству за милость, что вы оказали мне, предложив вклад в одну из обителей. Вы могли оставить своим вниманием судьбу бывшей воспитанницы, но не сделали этого. И пусть я не решилась уйти в монастырь, не могу не думать о предложенной вами помощи с благодарностью.
Лиза немного помедлила, пытаясь побороть волнение перед застывшей, словно изваяние, графиней.
— Смею надеяться, что вы останетесь милостивы ко мне и в дальнейшем. Я бы хотела просить вас лишь об одном — ежели вам что известно о брате моем, Николеньке…
Если до сей поры Лизавета Юрьевна слушала ее внимательно, внешне сохраняя полную невозмутимость, то при упоминании мальчика все переменилось. Сперва что-то мелькнуло в ее глазах, да так быстро, что Лиза не сумела уловить даже тень. А после чуть шевельнулись губы, будто графиня собиралась что-то сказать… Но спустя миг рот под редкими усиками сжался в тонкую линию, а сама графиня резко двинулась в обход Лизы. Вслед за ней поспешно засеменила ее свита — девки, две карлицы, несколько богомолок в темных апостольниках. Матушка Клавдия, лишь на мгновение задержалась возле устало опустившейся на колени Лизы, пожав легонько ее плечо: «С Божьей помощью — все уладится», и поспешила вслед за титулованной благодетельницей обители.
Все произошло так стремительно, что Лиза даже не успела сообразить, как ей следует поступить далее. Надо ли догнать Лизавету Юрьевну? Или остаться на месте, а позднее написать к графине и, снова повторив слова раскаяния, попросить уведомить, коли появятся известия о Николеньке?
— Все пустое, — пожала плечами Наталья, когда по возвращении Лиза рассказала ей о встрече с графиней. — Ежели ее сиятельство что в голову взяла, так усердно держать будет. Но хороший знак, что не прогнала сразу. Знать, мягчеет сердцем. Или неделя Светлая тому виной? Нынче пятница. Знаешь, как моя нянюшка называла пятницы Светлой недели? Прощенье-днем. Так и говорила — Великая Пятница, Прощенье-день. А вдруг неспроста вы с maman встретились?
— Может, и вам написать к ней? — предложила Лиза, поддаваясь странному порыву.
Ее волнение передалось и Наталье. Та, хоть и отмахивалась рассеянно от этой затеи, стала суетной
и говорливой, что выдавало ее с головой. Лиза видела, что на самом деле Натали не терпится в очередной раз рискнуть, надеясь достучаться до сердца матери.Так и вышло. Поутру следующего дня, когда Лиза собиралась отправить лакея на почту, Наталья, смущаясь, попросила сделать одолжение и присоединить к прочим и ее письмо.
— Вдруг что и станется, — робко улыбнулась она, кутаясь в шаль от утренней прохлады. — Тем паче у меня есть известие для ее сиятельства. Ах, Lisette, мне отчего-то так тревожно. Так тревожно! Все, как тогда, когда Павлушу носила… Все кажется, вот-вот беда стрясется… Маменька в возрасте. Удар хватит, и все. А мы так и не поладили. Страшно мне…
— Не думайте о худом, — убеждала Лиза, беря ее холодные ладони в свои руки.
Ей и самой отчего-то овладело дурное предчувствие. Хотелось остановить лакея, крикнув из окна, чтобы воротился, не отправлял писем. Он ведь сейчас уносил с собой не одно Лизино письмо, а целых три. Первое будет доставлено графине, другие же два передадут ямщику, чтобы тот отвез их далее. И одним из адресатов значился вовсе не Никита, а местом назначения — не Тверь, а Клинский уезд Московской губернии.
Слова Натальи о Прощенье-дне вызвали в Лизе совсем не нужные воспоминания о Прощеном воскресенье и подтолкнули, наконец, отправить письмо Александру. Написанное еще в начале зимы, оно так и оставалось до сей поры в ящике комода под ворохом белья. Лиза тогда нашла в себе смелость отослать письма только к кукловоду, для верности направив по двум известным ей адресам.
Спустя несколько дней, пропутешествовав по Москве, письма Лизы и Натали к графине вернулись в Хохловский переулок нераспечатанными. Лизавета Юрьевна былые грехи прощать никому не собиралась. А чтобы у тех, кто пытался получить ее прощение, не возникло повторного порыва, спешным порядком отбыла в свое подмосковное имение, как сообщил Лизе дворецкий через посланного в дом Дуловых человека.
— На что я надеялась, право? — иронично восклицала Наталья, поджигая письмо от одной из свечей. — Она же не умеет прощать. Готова помочь, коли будет расположена к тому, но ежели что не по ней — не сжалится…
— Все в руках Божьих, — тихо вздохнула Лиза.
Это произошло в начале мая. Почта от Никиты, задержавшись в пути, пришла не на Светлой неделе, а спустя почти месяц. Лиза всегда вскрывала послания из Твери со странным трепетом. Все страшилась обнаружить в одном из них новости о женитьбе Александра на барышне Зубовой. Сама не понимала, почему такие мысли приходят в голову, вспоминая иронично-злое отношение графа к браку и вообще к чувствам. Но все же нет-нет, да замирало сердце, когда она быстро скользила взглядом по строкам.
Вскрывая это письмо, Лиза ощутила привычное волнение. Но Никита, как обычно, о Дмитриевском в письме молчал. Единственный раз, он упомянул его фамилию в конце зимы, и то речь шла о Василе. До Никиты, вестимо от Натали, дошли сведения, что младший Дмитриевский выхлопотал себе паспорт и отбыл сначала в Одессу, а после морем — в длительное путешествие за границу.
«Je pense que vous devez etre tres soulagee maintenant et Moscou[325]», — писал Никита. Но спокойнее не становилось. Не только Василь мог служить напоминанием о ее прошлом. В любой момент она могла повстречать на одном из вечеров в Собрании ее сиятельство. Или столкнуться нос к носу с Головниным, как чуть не случилось на Фоминой неделе[326] в букинистической лавке на Кузнецком мосту. После ее еще долго трясло в полумраке кареты, и снова вспомнился зарок вести жизнь в добровольном затворничестве, невзирая на все уговоры Натали.