На том берегу

И теперь, сидя в задумчивости перед машинкой, он вдруг вспомнил рецензию, появившуюся с год назад в «Литературной газете». Незнакомая столичная критикесса, вспоминая в обзоре последнюю книгу Глеба, назвала его молодым прозаиком. «Отрадно, — писала она, — что молодой волжский прозаик, следуя лучшим традициям современной российской прозы, уверенно идёт по пути поиска своей темы, своих героев…»

Вот уж повеселились, поострили и позлословили на этот счёт друзья-письменнички! Отвели душеньку, нечего сказать, «отоспались» на «молодом писателе». Сама рецензия, её смысл, оценки, вполне доброжелательные, хотя и спорные, однако пощекотавшие самолюбие автора, — всё это, похоже, осталось незамеченным «доброжелателями», а вот «молодой писатель» всем в душу запал.

Глеб досадовал, перечитывая рецензию, собирался даже рецензентку эту разыскать, позвонить ей, объясниться, мол, не мальчик он уже. А Ирина смеялась.

— Нашёл о чём, — успокоила она его, — другой бы радовался! Во-первых, полная гарантия, что никто из завистников не заподозрит тебя в личном знакомстве с этой рецензенткой, а значит, и в её особых к тебе симпатиях. Ясно, что она не видела тебя и не знает, что ты у меня не первой молодости. — Она смеялась при этом. — А во-вторых… Мне, например, даже приятно, что у меня муж молодой прозаик. Будь вечно молодым назло врагам своим и на радость любящей жене.

Наверное, он не скоро бы вышел из этих бесплодных, в общем-то, размышлений, если бы не телефонный звонок в коридоре. «Началось!» — с досадой подумал он, но тут же и ухватился за этот звонок, как за неожиданно пришедшее спасение от бесполезного — теперь уже ясно было — сидения за машинкой. Вышел в коридор, заранее готовясь отказываться, отговариваться, отнекиваться, полагая, что опять его будут приглашать куда-нибудь выступить, встретиться с книголюбами, поговорить о собственных книгах, о творческих планах. Делать это он не любил и не умел, всегда чувствовал себя на этих встречах не в своей тарелке и диву давался порой, глядя на некоторых своих коллег, на поэтов особенно, на то, как легко и непринуждённо общаются они со своими слушателями, с какой охотой рассказывают о себе, о своём творчестве, профессиональную «кухню» якобы свою раскрывают.

— Да, доброе утро! — это Ирина, опередив его, вышла в коридор. Заспанная, в наспех накинутом халате, она протянула ему телефонную трубку. — Тебя. Голос знакомый, а кто… Не представилась.

Звонила Лера, вдова Юры Парамонова, Глеб сразу узнал её. Удивился, однако: лет десять, наверное, не общались, не перезванивались — с чего бы вдруг?

— Что-то случилось? — спросил он и тут же упрекнул себя: зачем так сразу-то?

— Нет, всё нормально, — успокоила она его.

— А парень как? — поинтересовался Глеб, но и опять подумал запоздало: не перепутал ли? Может, не парень? Да нет, успокоил он себя, всё верно.

— Алёшка-то? Нормально. Училище заканчивает в этом году, художественное. В армию скоро, — голос в трубке дрогнул, — не успела и оглянуться…

— Не говори, — вздохнул Глеб, — летит время! Привела бы как-нибудь, показала. С моим бы оболтусом познакомился. Ирина вот приглашает.

— Спасибо, но я-то, собственно, вот о чём. Послезавтра у Юры день рождения, то есть я хочу сказать…

— Да, да, я понял, — подхватил Глеб, потому что и сам тут же вспомнил, что в конце мая, аккурат в эти дни, они отмечали день рождения Парамона. — Помню, как не помнить. Традиционный Юрьев день…

— Так вот, Глеб, я что хочу спросить… Ты с ребятами-то встречаешься? С Пашей, с Митей, как они?

— А что им, — неуверенно сказал Глеб, — живут, работают. Все начальники из себя. Правда, последнее время мы как-то не очень, не регулярно, так сказать…

— Жаль, — она вздохнула разочарованно, — а я полагала, вы, как и прежде, как тогда…

— Как тогда! — он тоже вздохнул опечаленно, вполне искренне вздохнул. — Когда это было, и где они теперь, золотые-то времена! Где мы сами-то, те, прежние?

Говорил и слушал себя, узнавая в своих словах отголоски вчерашнего полуночного разговора и как будто ловя себя на слове: вот о чём надо писать! О времени, которое безжалостно уводит нас от самих себя, о нашей памяти, как единственном средстве сохранить, уберечь и себя, и своё прошлое… Да, в этом определённо что-то было, что-то созвучное этим мыслям, а может, его состояние, похоже, вызревало в нём, и ему очень хотелось удержать в себе и это состояние, и эти мимолётно возникшие мысли: не забыть бы, не растерять бы их после телефонного разговора, записать бы где-нибудь, на будущее, на всякий случай…

— Ну зачем так печально, — Лера перебила его размышления, — время, конечно, берёт своё, но, может, мы сами не очень бережливы, отдаём то, что не должны, не имеем права отдавать. Что имеем, не храним, а потерявши…

— Вот я и говорю, — подхватил Глеб, успев подивиться при этом, как просто и точно Лера сказала о том, о чём он сам, кажется, только что думал, искал подходящие слова. «Что имеем, не храним…» — вот и всё, этим всё сказано, и нечего голову ломать. Всё уже было!

Подумав об этом, но, не успев решить, как дальше себя вести, как и что ей ответить, он ждал: вот сейчас она пригласит его, а может, их обоих, его и Ирину, назовёт день и час, и, скорее всего, это будет суббота, а в субботу, насколько он помнит, у Ирины вечерний спектакль, значит, придётся идти одному, и опять жена скажет обиженно, что он всегда как-то ловко устраивается: ходит один по гостям…

И он почти угадал: Лера действительно пригласила его, но куда!.. Не к себе домой, не в ресторан, хотя последнее было бы тоже странно, — пригласила на остров! Да, да, на тот самый остров… Поначалу он даже не понял, о чём, о каком острове идёт речь, переспросил даже:

— Лер, ты это серьёзно?

— Что? — в свою очередь переспросила она.

— Ну эта твоя затея… с поездкой на остров.

— Моя? — удивилась Лера. — Глеб, ты всё забыл, это вовсе не моя затея, она принадлежит вам, тебе, Пашке, Сергею и Юре тоже, и я жалею, поверь, что в своё время не оценила её. А вчера вдруг подумала… Такой повод… Думала, вы поддержите…

Была пауза, при которой озадаченный Глеб торопливо соображал: зачем ей, немолодой уже бабе, у которой и без того, надо полагать, забот хватает, к чему ей эти запоздалые детские игры? Может, в назидание им, авторам этой давно забытой идеи? Напомнить, посмеяться решила? Вряд ли. Стоит ли ради этого огород городить, нужно ли воскрешать то, что само себя изжило?

Похоже, угадав его затруднения, она не торопила его с ответом, а вместо этого принялась расспрашивать о том, как и каким транспортом можно добраться до того острова. Как будто сама туда собиралась. Ещё больше озадачившись, Глеб долго и невразумительно объяснял ей то, что и сам-то знал приблизительно. Да, была, помнится, деревня на берегу, Залучье или Излучье, кажется, так вот до этой деревни, если память не изменяет, ходил речной катер; надо сойти на той пристани, а там берегом, вниз по реке, километра два или полтора, там уже не заблудишься. Но вопрос, как на остров попасть? Сами-то они в своё время на лодке добирались, у Юры тогда моторка была, а как теперь?..

Глеб в растерянности почёсывал затылок, соображая не столько о том, как добраться до этого острова, сколько о том, как самому бы выкрутиться из этой истории. Заинтригованная этим долгим и странным разговором, видя, как мается Глеб у телефона, Ирина с любопытством, посмеиваясь, наблюдала за ним, стоя перед зеркалом в коридоре.

— Чего эта женщина хочет от тебя? — наконец поинтересовалась она.

Вместо ответа Глеб недоуменно пожал плечами: самому бы, мол, разобраться!

— Ну так как, Глеб, — спросила наконец Лера, — как моё предложение? Только, ради бога, не сердись на меня. Нет так нет, дело житейское, и я прекрасно всё понимаю… Не хочу, чтобы всё это походило на принуждение с моей стороны. Просто подумалось…