Надрыв
Шрифт:
– Что перестала?
– Габи не понимает.
Лия уже не растягивает губы, искривляя лицо в устрашающем подобии благодушной улыбки, и Габи видит, по-настоящему видит то, что из себя представляет Лия Фрейзер на самом деле. В ней нет ничего человеческого: ни любви, ни понимания ни сострадания. Демон, шутки ради притворившийся подростком, житель Ада, выбравшийся на курорт. Габриэль не сомневается - Лия вернётся в свои родные пенаты, как и не сомневается в том, что её когтистая ладонь уже сомкнулась на её запястье, и ей самой придётся проследовать туда.
– Перестала улыбаться. Перестала радоваться,
'Это ты всё испортила!', - звенит детский голос в её голове, а пронзительный взгляд серых глаз наполнен яростью, болью, отчаяньем, смешавшимся в горячий коктель единого порыва, - 'Это ты виновата!'
Да, Габи знает, что отказывается признавать в чужих глазах. Знает, от чего бежит столь безуспешно.
Ненависть.
Горячая, тёмная, такая сильная - гораздо сильнее чем тогда, десять лет назад, но дающая всё тот же безотказный эффект. Габи задыхается и отшатывается. И ещё один шаг, прежде, чем застыть не в силах сделать ни вдоха, ни выдоха.
Она помнит, чем это кончилось тогда, в самый первый раз, когда она ночевала в доме тёти Джины - приставленное к её запястью узкое лезвие столового серебра, не позволяющее убрать руку с кухонного стола, за которым обедало всё семейство Фрейзер и она сама, тёмные от того же всепоглощающего чувства глаза сестры, выворачивающие её душу наизнанку и оставляющие кровавое мессиво после себя.
Так же кончилась попытка отстоять честь и достоинство десять лет назад, когда она позволила себе очертя голову кинуться в бой, и не вышла из него победителем, увидев впервые ненависть в глазах самой близкой из подруг того времени.
Нет, нет, больше никаких, даже словесных. Никаких войн. Никаких конфликтов. Нет.
Лия усмехается, с чувством собственного превосходства глядя на сестру, но Габи этого не замечает.
– Мистер Кастра не причём. Я в него не влюблена...
– она выдыхает тихо и поднимает взгляд на Лию.
– Ничего нет... И не будет. Даже фантазий.
В тёмно-зелёных глазах мелькает странное чувство, и тут же испаряется, выжигая следом все прочие.
– Это не имеет значения. Он нравится тебе, для меня этого более чем достаточно.
Лия подходит к ней так близко, что её губы касаются аккуратного ушка Габи, когда она шепчет уверенно и без тени сомнения ужасные слова, которые будут преследовать Габриэль не единожды в самых жутких повторяющихся кошмарах:
– Я разрушу всё, что тебе дорого, - крупная дрожь сотрясает тело, но Лия продолжает неумолимо, - или могло бы стать.
– Почему я?
– Габи всхлипывает, опуская голову покорно, как Амелия какую-то неделю назад.
– Это так просто...
– отзывается Лия, проводя кончиками пальцев по скуле, сестры и цепко держа за подбородок, вынуждает её поднять голову и заглянуть в глаза, упиваясь происходящим, - мои прежние игры наскучили мне. Пришла пора их разнообразить.
Хватка её пальцев разжимается, и, подхватив свой телефон со стола, Лия направляется к двери, оборачиваясь в проёме и бросая полную притворной заботы улыбку с советом:
– Лучше смирись.
Габи остаётся
одна, поверженной и раздавленной, и гонит от себя мысль, что будет, когда кузина узнает о том, что при виде мистера Кастра у неё перехватывает дыхание, а сердце начинает стучать где-то в гортани, мысли путаются, а ноги становятся ватными. Она просто не вынесет того, что может сделать Лия, убедившись в своей правоте.Нет-нет.
Больше ни единой мысли о нём. Ни единого взгляда.
Может быть так, они, те, чем могли бы стать в её мечте, короткой и мимолётной, там, на задворках сознания, не будут обречены.
И пусть даже она запретит себе думать об этом, но нужно найти хоть какое-то средство, для того, чтобы обезопасить себя от подобных проделок кузины. Ей нужна защита, компромат, хоть что-нибудь против.
Воспользовавшись отсутствием в комнате сестры, Габи открывает тумбочку и перебирает бумаги Лии, пытаясь отыскать хоть что-нибудь, чем её можно будет задеть, или ответить за сегодняшнюю услугу той же монетой, пусть это и страшно до колик, и она, скорее всего не решится.
Ничего ценного найти не удаётся - несколько старых работ, с размашистой 'C-', которые, кажется, сестра хранит из каких-то ностальгических чувств, пара черновиков с работами кона прошлого года, и ничего личного, по-настоящему - такого, с чем Лия бы не хотела расставаться или побоялась обнародования.
Внезапно, она наткнулась на листок, на которым аккуратным почерком было выведен отрывок какой-то сказки:
'... Чешуйчатое тело его закрывало хрупкую фигуру принцессы, принимая удар каждого копья на себя.
– Не надо, мой милый, - принцесса положила тонкую руку на уродливую морду дракона и погладила его скулу, глядя так, словно каждый удар по нему причинял боль ей. Да ведь так оно и было.- Не надо, мой милый. Не страдай из-за меня. Пусть меня...
Но дракон смотрел на неё так, как никто и никогда не смотрел, и его перепончатые крылья обернулись вокруг её тела, словно чешуйчатый кокон, укрывая ото всех, сберегая.
Каждый последующий удар копья отнимал у дракона силы, и не было боле её сил это терпеть. Но зарычал дракон, взвыл и рухнул, сберегая её под собой. И принц не нашёл принцессу и отправился восвояси. А принцесса выбралась из нежных крыльев и обняла уродливую голову, видя там, в глубине потухших глаз, своего самого дорогого существа, и закричала нечеловеческим голосом.
И сердце её выкатилось из груди, и ударилось оземь, разлетаясь на тысячу осколков.
И пропала её боль. И потухло пламя её...'
Лист кончился, и Габи принялась рыться, пытаясь отыскать начало или продолжение этой странной истории, но ничего не было, и, нахмурившись, она свернула лист пополам и убрала к себе - перечитать на досуге.
'Любопытно', - Габи сравнивает работу с другими, лежащими тут же, но в этом обрывке сказки нет острых линий, которые проскальзывают в каллиграфическом почерке Лии, - 'интересная работа. Откуда она у неё?'
Стоит разыскать автора, который может знать больше о её кузине, о которой даже Амелия распространяется до крайности неохотно, поспрашивать Кейт и её подруг, может быть они знают автора или саму работу, разузнать что она делает у Лии, которая вряд ли бы стала просто так хранить у себя странные сказки.