Надрыв

'Как же приятно видеть эту боль, это отчаянье, эту вину в глазах сестрицы! Как же приятно знать, что жертва была принесена не напрасно! Как это чудесно...', - по губам Лии расползается полная удовлетворения улыбка, вынуждающая уродливый шрам чуть накрениться.

Всё верно, ведь мышцы не задеты, тут ей повезло. Да и глаз, бровь и губы чудом уцелели. Все могло быть куда как хуже, но даже если бы и было, всё равно она бы не стала ничего менять, ведь это выражение лица Амелии просто непередаваемо прекрасно. Каждый раз, стоит её сестричке увидеть то, что осталось от её щеки, как её лицо искажается так, словно это ей невыносимо больно.

'Чудесное зрелище. Лучше любого аттракциона. И не надоедает, за столько-то лет!'- думает Лия, направляясь обратно в постель и накрываясь одеялом, - 'и все же, нужно попробовать уснуть'. Сон никак не идёт, вместо него она прокручивает в памяти разные фрагменты ушедшего дня, и не только этого.

Разрозненные воспоминания о чувственном взгляде, брошенным кузиной украдкой на их нового учителя, о лице, которое она видела так давно, что не может сейчас вспомнить когда и где, о сестре, которая за каким-то чёртом тоже наведывалась к этому человеку во внеурочное время.

'Как не крути, а всё сходится на нём. Нужно придумать, как подобраться поближе, к этому загадочному Уильяму Дж. Кастра', - думает Лия, закрывая глаза и погружаясь в объятия Морфея, но даже там она не перестаёт искать способ поймать человека-призрака.

Уилл

Мерное гудение класса переносит Уилла мысленно к пчелиному улью, близ которого располагалась одна привлекательная яблоня, плоды которой очень выручили его в один из самых трудных периодов его жизни. Болезненные детские воспоминания о множественных пчелиных укусах навсегда привили ему нелюбовь ко всем жужаще-жалящим тварям. Возможно, именно поэтому ему кажется, что каждая ученица в этом помещении имеет нож, спрятанный в складках форменной чёрной юбки с золотистой оторочкой, что лишь усиливает его ассоциацию.

– Две минуты, - негромко говорит он, сверяясь с часами, и гудение, усиливается.

Уилл покорно ждёт, глядя в окно, невольно прокручивая недавний разговор со своим начальством в голове.

Он меньше месяца работает здесь, а Миссис Слоун уже раз пять ясно дала понять, что недовольна им самим, его работой, и, в особенности, тем, что Уилл позволяет себе иметь собственное мнение и бесстрашие высказывать его прямо в лицо. Вся дискуссия велась на вежливых тонах пониженной температуры, способных напугать любого новичка, который всерьёз опасается за своё место. По правде говоря, даже у Уилла то и дело мелькает опасение, что именно сегодня старая карга припомнит ему все те случаи, за которые ему было высказано и он получит рассчёт, что было бы весьма некстати, учитывая его планы. А вот здравый смысл насмешливо напоминал о том, что искать педагога на замену после предыдущего да ещё и после начала года это то, с чем не захочет связываться ни один администратор.

– Полминуты, - проговаривает он чётко, не глядя на класс.

Они едва успеют дописать эссе с доказательствами своей точки зрения на необходимость изучения литературы - Уилл считал по верной, проверенной им схеме, где для того, чтобы узнать за сколько с таким заданием справятся его ученики положено было взять время, за которое он справится сам и умножить его на три, а после удвоить, потому что в реальности выйдет всё равно в два раза больше.

– Сдавайте работы, и свободны, - класс мгновенно всполошился, ручки заскрипели явственней, а девицы совсем не торопились поскорей покинуть кабинет и оставить его в долгожданном одиночестве и наедине со своими мыслями. Да что это такое, в самом деле!
– Я считаю до десяти. Чья работа не окажется у меня на столе, автоматически не будет засчитана.

Обратный отсчёт идёт не слишком быстро, и горка работ, которые ему предстоит проверить до завтра растёт на глазах. Когда Уилл доходит до десятки, последняя работа ложится поверх прочих, но девушка не спешит покинуть класс вслед за подругами. Перехватив рюкзак за лямку, она стоит напротив него и вглядывается в его лицо.

– Что-то ещё, мисс...?

– Фрейзер, - уверенно отзывается она, и убирает упавшую на щёку прядь.

В этот момент Уилла перемыкает. Он поступает совершенно некрасиво, но ничего не может с собой поделать - невозможно оторвать взгляда от ужасного шрама на точёном личике, которое навсегда останется обезображенным. Сроссшаяся от высокой температуры кожа разбавлена выступами в палец толщиной, напоминающих забравшихся вовнутрь красновато-розовых червей, и происхождение этих определить так же просто, как основного едва ли представляется возможным.

'Основной, самый большой шрам это от ожога, но если его лечили, то как же он выглядел до того,' - задаётся вопросом Уилл, пытаясь определить повреждены ли мышцы лица, и если нет, то почему его так плохо вылечили. Мысль о том, что его могли и вовсе не лечить даже не приходит ему в голову - не тот слой общества, - 'но вот эти полосы, неровные, словно увечья нанесённые уже после получения ожога, но до того, как рана нормально зарубцевалась, чем они были нанесены'?

– Мы можем кое-что обсудить, или вы ещё не насмотрелись на мою персональную гордость?
– мисс Фрейзер поднимает брови и улыбается, убедительно доказывая, что мышцы целы. Уилл с трудом заставляет себя отвести взгляд от повреждённой щеки и посмотреть в красивой формы тёмно-зелёные глаза.

– Я вас слушаю.

– Раньше мистер Серра вёл дополнительный час в неделю, чтобы отстающие могли подтянуть ваш предмет. Я бы хотела узнать будут ли дополнительные занятия в этом году. Вы говорили об этом на первом занятии, но, насколько я знаю, их никто не посещает, поэтому я и хочу уточнить.

– Мне оплачивают дополнительный час, - припоминает Уильям недавние слова завуча, кивнув, - но это время рассчитано на углублённые занятия. Все прочие знания вы получаете во время урока.

Мисс Фрейзер не огорчается, напротив, на её губах красуется удовлетворённая улыбка.

– Это весьма и весьма кстати, поскольку мой балл достаточно высок для того, чтобы подтягивать его в рамках школьной программы, но недостаточно хорош для моих дальнейших планов.

– И какие у вас планы?
– Уилл удивлённо поднимает брови. Если школьного балла недостаточно, то насколько амбициозны её планы, хотелось бы знать...

– Я планирую поступать в одно из заведений лиги Плюща, - спокойно отзывается мисс Фрейзер, словно говорит не о восьмёрке лучших частных университетов Америки, а о поступлении в местный колледж. Паршивый местный колледж, который она собирается одарить своим вниманием.

– Йель?

– Или Браун, если не удастся в Йель, - кивает девушка.

– Вы планируете сделать писательство своей будущей профессией?
– интересуется Уилл немного щурясь.

Она неопределённо пожимает плечами, что можно истолковать двояко, и Уилл торопится внести ясность в прежний вопрос:

– А как к этому выбору отнеслись ваши родители? Эту профессию не назовёшь...

– А как ваши родители отнеслись к тому, что вы решили стать учителем зная, насколько мало здесь платят?
– парирует с лёгкостью девушка, и он чувствует себя несколько неловко из-за того, что позволил себе так неприкрыто пялиться на её шрам, а потому отвечает честно и ясно, как не позволил бы себе в иной ситуации при общении со своими студентами.

– Никак. Но я считаю свою профессию слишком значимой, чтобы смотреть в первую очередь на оплату этого труда.

– А ваши родители? Тоже сочли значимость профессии важнее благосостояния сына?
– Лия не унимается, пока не слышит вполне ясный и однозначный ответ, пресекающий все дальнейшие расспросы.

– У меня не было возможности их об этом спросить.

– Ох... Детский дом?
– он ловит её взгляд, и замирает, кивая по инерции. В нём нет и толики положенного социальным этикетом сочувствия, но совершенно точно есть зависть и понимание в полном объёме.
– Жизнь без родителей может быть такой разной... Я потеряла отца. Шестнадцать лет назад. Но, пусть я никогда не знала его, эта утрата оказалась невосполнимой.