Наедине с совестью

– А вы нимцив бачылы в сэли?
– прервал Тасю худощавый украинец, аппетитно прожовывая хлеб с салом.
– Як воны ведуть себе?

– Нагло ведут!
– присаживаясь к костру, ответила Тася.
– Отбирают у крестьян кур и масло, пьют шнапс и горланят песни. Они на одном конце села веселились, а я на другом хлеб собирала и относила в лесок к Егору. Фашисты распоясанно ведут себя.

– Это хорошо, сестра, - буркнул рыжебородый пехотинец.
– Зазнайство слепит людей, кружит им головы. Пускай задирают нос. Мы им все-таки куриц наших припомним. Кровью после еды отплевываться будут. А еще что слышно?

– Еще вот что: в селе ходят отрадные слухи. В районе Березины из окруженцев и местных колхозников организовался партизанский отряд. Эти воины минируют шоссейные дороги и мосты. Уже несколько фашистских грузовиков вместе с солдатами взлетели в воздух. Партизаны даже в селе были.

– О, це добре!
– просиял украинец.
– Пишлы, хлопци, до партизан. Де политрук? Нехай веде нас зараз!

– Правильно говорит Гринец!
– загудели пехотинцы, перебивая друг друга.
– Хватит прятаться в лесах, пошли!

– Пошли, братишки!
– подхватили все сразу.

И вот они уже в пути. Растянувшись веревочкой, шли всю ночь, останавливаясь только на короткие привалы и перекуры. На рассвете окруженцы снова наткнулись на немцев и вынуждены были принять невыгодный бой. На этот раз не повезло Тасе: она была серьезно ранена в ногу и не могла идти самостоятельно. Егор Большаков легко взял ее на руки и отнес в домик лесничихи, стоявший на отшибе в густом сосняке. Тасе сразу же сделали перевязку, переодели и положили на койку - под видом больной родственницы лесничихи. Большаков горячо распрощался с медсестрой, пожал ее маленькую руку и, уходя, сказал хозяйке:

– Присмотрите за ней, мамаша, мы ее скоро заберем.

*

Стрелковый полк, в котором Степан Ковальчук выполнял обязанности командира саперного взвода, с тяжелыми боями отходил на новые рубежи. В непрерывных схватках с врагом и утомительных переходах личный состав полка пролил уже много пота и крови. В ротах слишком мало оставалось бойцов, способных сражаться. Вчера был ранен и командир саперного взвода. Вся ответственность теперь легла на плечи бывшего шахтера - Степана Ковальчука.

Сегодня на рассвете по приказу командира дивизии полк был оставлен в арьергарде, недалеко от Днепра, между двумя селами. На него возлагалась задача: сдержать натиск противника, обеспечить переправу частей, потом отойти и занять оборону на опушке леса. Ковальчук не знал еще такого сильного боя. Фашистские танковые и стрелковые подразделения рвались к переправе. Над головой все время висели вражеские самолеты. Тяжелая артиллерия и минометы жестоко обстреливали огневые позиции полка. Советские пехотинцы, взаимодействуя с танковым дивизионом, отбили уже четыре атаки противника, подожгли восемь бронемашин, но враг продолжал ломиться вперед через трупы своих солдат и офицеров.

Минут через двадцать после отражения очередной атаки командир арьергардной части вызвал старшину Ковальчука и приказал ему, как только соединение закончит переправу и арьергардный полк отойдет на восточный берег Днепра, сразу же произвести взрыв моста. Это боевое задание предстояло выполнять под сильным обстрелом и бомбежкой, что требовало от подрывников большого солдатского мужества и смекалки, высокого мастерства и быстроты действий.

– Времени у вас в обрез, - сказал полковник.
– Нужно немедленно начинать подготовку к взрыву. Выделите на это самых смелых саперов или берите боевую задачу на себя. Полк начнет отход ровно в 12.00. Действуйте!

На обратном пути Ковальчук задумался. Он хорошо знал бойцов своего взвода, во всем доверял им, высоко ценил, их мастерство и бесстрашие, но взрыв решил произвести все-таки сам, взяв себе в помощь только одного младшего командира Александра Ванина. Этот молодой и находчивый фронтовик, бывший строитель, не раз уже проявлял умение и отвагу в боях. И теперь, как никогда, был нужен Ковальчуку.

Сначала была заложена взрывчатка и от моста отведены шнуры в укрытое место. А когда все было сделано, Ковальчук приказал своему заместителю отвести взвод в тыл, где полк должен был занять оборону. Начинался двенадцатый час дня. Подразделения приступили к отходу. Танковый дивизион переправился на паромах. Пехотинцы перебегали мост небольшими группами и сразу же рассыпались в прибрежном лесу. Вот уже простучала каблуками сапог последняя и замыкающая группа арьергарда. Берег оголился. Ковальчук вытер пот с лица рукавом гимнастерки, поглядел на Ванина.

– Как чувствуешь себя, Саша?
– спросил он.

– Пока ничего, - сухо улыбнулся младший командир, посматривая за реку, на приземистые кустарники.
– А вообще-то, жарко нам будет. Видишь, вон топают, пыль столбом стоит! Впереди, кажется, - танки. Левее дороги смотри.

– Да, четыре машины. Надо хорошо встретить их, Саша. Как только выползут на середину моста, - сразу рви.

– А если пехота вплавь бросится?

– Пусть. Я из пулемета чесану по ней. Под водой достану. Уже подходят... Рукава засучили, бандюги! Топают, как на параде. Ну-ну, шагайте. Мы постараемся испортить вам настроение. Только спокойнее действуй, Саша!

– Знаю. Рука не дрогнет.

Четыре танка и человек тридцать пехотинцев одновременно выскочили на берег, остановились. Из головной машины вышли двое, в высоких шлемах и в темных комбинезонах. Потоптались у моста, прошли на середину, посмотрели на воду, вернулись. Позади подпирали их новые машины и группы солдат. Показался длинный, сухопарый офицер с автоматом в руке. Он что-то крикнул. Танки взревели и поползли, оставляя позади синие полоски отработанного газа.

– Рви, Саша, рви!

Бледно-розовый огонек блеснул в больших ладонях Ванина и быстро побежал по шнурку. Ковальчук прильнул к младшему командиру и затаил дыхание. Прошла минута, вторая. Танки зашли уже на средний пролет. И тут раздался оглушительный взрыв. Седоватый столб дыма поднялся к небу. Деревянные части моста загорелись. Пролет затрещал и вместе с двумя машинами тяжело рухнул в воду. На берегу послышались шум и стрельба. Ковальчук поджег свой шнур, протянутый к последнему пролету, и выскочил из укрытия.

– Бежим, Саша!

Дым горящего моста облаком повис над рекой. Шум и стрельба на том берегу усиливались. Ванин и Ковальчук не успели отбежать и десяти метров, как немецкие артиллеристы развернули орудия и открыли беглый огонь по опушке леса. Снаряды рвались недалеко впереди, гулко и раскатисто. "Хотят отрезать, - подумал Ковальчук.
– Ну, ну, разбрасывайте "огурцы", хрен с вами!" И вдруг совсем близко от них грохнул огромный снаряд, разбрасывая куски земли. Бежавший первым, Ванин остановился, схватился руками за живот и, корчась от невыносимой боли, упал. Ковальчук с разбега повалился рядом, рванул ворот своей гимнастерки, спросил: