Наш человек на небе
Шрифт:
– Ты всерьёз полагаешь, что вермахт неким волшебным способом до сих пор не нёс никаких потерь? — Каммхубер откинулся на спинку стула, закрыл лицо обшлагом рукава; тут же устало опустил руку. Мимические морщины резко выделялись на полноватом лице. — Пропаганда, Николаус, обыкновенная пропаганда. Вот если мы победим — эта пропаганда превратится в неоспоримую правду. И во всём мире будет считаться, что на одного погибшего в этой войне немца приходится десяток убитых русских. Он нервно дёрнул щекой.
– Но для этого сперва надо выиграть войну. А выигрывают пока русские.
– Разве они сами сейчас
– Из поражений и потерь победы не выкуешь. Они побеждают — мы терпим поражение, причём с самого начала. Ведь ты не мог не знать об этом, правда, Николаус?
– Он всегда говорил, что надеется... — довольно жалко выдавил фон Белов, вспоминая беседы с Гитлером, — надеется, что русским приходится ещё хуже...
– Видишь, как просто? — ласково сказал Каммхубер. — Всё и всегда, всё и всегда говорится прямым текстом. Надо только уметь слушать.
– Но что мы теперь будем делать?
– Всё как всегда, — проговорил генерал, погружаясь в чтение следующего документа. — Всё и всегда. Слушать...
– Послушайте!.. Вот просто послушайте. Ну?..
Жданов добросовестно прислушался.
– Гудит, — честно вынес он свой вердикт.
– Гудит — понятно, что гудит. Но как гудит!.. Слышите, какая плазма спокойная?
– Да... откровенно говоря — нет, знаете ли. Не слышу. Я, в сущности, не большой знаток плазмы.
– Не беда, — радостно закричал Патон, дёргая рубильник. Лирический баритон дуги погас, и в наступившей тишине голос Евгения Оскаровича показался чрезмерно возбуждённым самому академику; он сбавил тон: — Не беда, дорогой Пётр Сергеевич, не извольте беспокоиться. Он схватил Жданова за рукав:
– Пойдёмте-ка. Это надо вживую, на стенде показывать! Энергетик послушно шагнул за сварщиком.
Испытательная поражала чистотой и свежестью — редко увидишь подобное в помещении, где режут и варят металл. Жданов аккуратно приложил к лицу протянутые защитные очки; тут же снял их, достал платочек, принялся протирать стёкла и наглазник... Патон проверил крепления: несколько струбцин плотно прижимали к столу толстый лист стали.
– Готовы, Пётр Сергеевич?
– Почти, почти... да-с, вполне готов.
Евгений Оскарович протянул крепкую широкую ладонь, ухватился за рычаг и с кряхтением опустил пониже сварочный аппарат, закреплённый на потолочной балке. Жало прибора остановилось сантиметрах в десяти от поверхности металла. Патон быстро проверил циферблаты энергоблока, обернулся к Жданову:
– Ну, смотрите! — произнёс он с щедрой интонацией совершенно счастливого человека.
Жданов кивнул. Патон зажал кнопку на пульте.
В глубине энергоблока звонко щёлкнуло реле. Больше никакого шума от преобразователей не последовало: новейшие, — и совершенно секретные, — хлоруглеродные трансформаторы работали на удивление бесшумно. Зато вздрогнуло жало аппарата. Вспухла яркая капля электрической дуги; тонкий звон на долю секунды перешёл было в бас, но очень быстро превратился в уже знакомый баритон — дуга почти мгновенно набрала силу и размер. Искра-переросток коснулась металла. Столешница дрогнула и поползла вдоль опор.
В месте соприкосновения с огнём сталь практически сразу меняла цвет, — это было видно даже через затемнённые стёкла очков, —
и словно расступалась в стороны. Края разреза вспухали, как воспалённый шрам. Патон отпустил кнопку: дуга мгновенно схлопнулась и исчезла. Столешница остановилась.– Однако, — пробормотал поражённый Жданов.
– Аустенит, — ответил донельзя довольный Патон. — Но с другими марками картина отличается непринципиально. Спасибо Вашим трансформаторам. Теперь понимаете, зачем так гнать пришлось?
– Но скорость — совершенно удивительная... — энергетик на всякий случай заглянул под стол: никакого подвоха не обнаружилось. — Если удельная теплота плавления стали порядка двадцати килокалорий, а коэффициент теплопроводности... э... подзабыл, знаете ли...
– Не принципиально, — повторил Евгений Оскарович, распахивая дверцу настенного шкафа и вытягивая из кипы бумаг коричневую тетрадь, — мы плазму раскачиваем настолько, что альфа-железо напрямую... а вот я Вам сейчас диаграммку покажу.
Учёные головы, — одна седая, другая лысая, обе блестящие, — склонились над записями.
– Ну ладушки, ладушки, — сказал наконец Жданов, — давайте сызнова, только на этот раз ограничимся единственно лишь физикой: в вопросах сварки я всё-таки не специалист. В физике, впрочем, тоже не специалист, однако это наука универсальная, потому доступная всем.
– Единственно физикой не получится... но хорошо, принимается. Значит, что у нас есть четвёртое состояние вещества?
– Плазма — ионизированный газ, образованный из нейтральных атомов и заряженных частиц, ионов и электронов.
– Именно газ?
– Иронию Вашу, Евгений Оскарович, понимаю и принимаю. Однако же не представляю, как вам удалось от флюидной модели отказаться.
– А мы и не отказывались, Пётр Сергеевич, не извольте волноваться. Ничего дурного нет во флюидной модели, а всё только сплошь доброе. Просто мы сию модель слегка расширили. Даже не расширили, а скомбинировали, если угодно.
– С кинетической? Извините, в данном случае не поможет ровно ничем, и вот почему...
Патон вскинул широкую ладонь, останавливая увлёкшегося критика:
– А вот и нет, Пётр Сергеевич, нетушки: не с кинетической. Вернее, с кинетической, только вот какая штука...
Он развернул перед Ждановым следующий лист, расчерченный прямоугольными клетками. Энергетик поправил очки, присмотрелся: нет, чертёж демонстрировал множество трёхмерных ячеек, собранных в загрублённое изображение цилиндра. Каждая ячейка содержала в себе заштрихованный синий шарик и несколько строчек значений.
– Так, — сказал Жданов, прикладывая мизинец к бумаге, — заряд, скорость... скорость?
– Скорость, скорость, — довольно осклабился Патон.
– Но позвольте, — сказал Жданов, отрываясь от чертежа, — даже если представить, что вы в состоянии отслеживать сколь-нибудь существенное количество отдельных частиц, то задача агрегации полученных данных является полностью и категорически...
Он осёкся. Евгений Оскарович радостно встопорщил седые усы и тихонько заухал.
- Электронные вычислители наших... эээ... союзников? — сказал Жданов.
– Верно, дорогой Вы мой Пётр Сергеевич! — закричал Патон. — Они самые, вычислители! А реализовал задачу никто иной как Сергей Алексеевич...