Наследница огненных льдов

– При том, при том. Дочка-то женой Валтоме осенью стала, а летом Юнитынто родила, озорника такого.

Тут мальчонка промчался мимо деда, а тот подхватил его на руки, усадил рядом, посюсюкал немного, а малец в виду своей гиперактивности не усидел и помчался дальше.

– Шустрый растёт мальчонка, ловкий – заключил Яскаляко. – Наверное, когда вырастет, хорошим охотником на диких оленей станет.

– С такой-то наследственностью непременно станет. Но так что там случилось с богатством?

– Ну, так я тебе и говорю. Внучок мой родился. А дочка у Валтоме второй женой была.

– Она выдала его за сына того старика?

– Валтоме совсем старый был, у него сыновья все взрослые были, а новых бы уже у него не родилось. Совсем старый он был. А дочка у него только в хозяйках ходила. Понимаешь?

– Понимаю. Но что же он сказал Ануаган, когда она родила?

– Ничего не сказал. А что тут говорить? Сынок, это ведь радость большая, опора родителю в старости.

Ну да, как я могла забыть, что на Тюленьем острове факт отцовства не важен, главное, чтобы был ребёнок, а муж матери его обязательно воспитает как родного.

– Значит, у Ануаган неприятностей в новой семье не было.

– Не было. А какие ещё неприятности? Она в яранге по хозяйству работает, старуха Валтоме с Юнитынто нянчится, батраки оленей пасут. Хорошо всё было, пока старуха не померла. Валтоме тогда сильно тосковал по ней, съело его горе изнутри. Он старших сыновей к себе призвал и попросил, чтоб помогли они ему уйти в Верхний мир к старухе, чтоб там с ней жить. А ещё сказал он сыновьям, что Ануаган хорошей хозяйкой была и обижать её и Юнитынто не надо. Сыновья всё поняли, Валтоме в сердце копьём пронзили, потом сожгли его на погребальном костре, а на следующий день стадо его стали делить. Старший себе двести голов забрал, младший тоже двести. И для Юнитынто они столько же оленей оставили, чтоб всё по справедливости, как Валтоме просил, было. Ну а для Ануаган сорок три оленя осталось, но она не в обиде. Юнитынто ведь большим стадом теперь владеет, а она мать ему, а значит, богатая вдова. Но недолго она вдовой была, вот, выдал её за нашего батрака. Мы ведь, как только Ануаган в мою ярангу вернулась, все богатые оленями стали с её-то и Юнитынто стадом, и батраков теперь нанять можем. Да и олешки-то каждой весной всё множатся и множатся, а мы всё богаче и богаче становимся. А где бы мы были, если б Юнитынто не родился? Теперь смекаешь, к чему я веду? Получила ответ на свой вопрос?

– Получила, – кивнула я и призадумалась.

Мортен обрюхатил дочку оленевода – вот и весь его подвиг перед этой семьёй. Даже и не знаю, как к этому относиться. С точки зрения Яскаляко это ничто иное как чудо и удача. Я даже понимаю его восторг и слова признания в адрес Мортена. А вот сам Мортен, он как расценивает свою интрижку четырёхлетней давности? Он хоть догадывается, что у него родился сын?

Должен догадываться, раз каждое лето охотится на островах и общается с аборигенами. Если даже Питариль в курсе, что Мортен был зятем Яскаляко, то и в других стойбищах могут знать, что Ануаган родила ребёнка от заезжего охотника. Кто-то уже успел поведать Мортену о его нежданном отцовстве, потому он теперь так сухо и общается с Яскаляко, не хочет, чтобы тот сболтнул мне лишнего. Или никто Мортена о ребёнке ещё не извещал?

Задавалась я этим вопросом недолго. Мортен с зятем Яскаляко успели привести к стойбищу двух низкорослых оленей и заколоть их. Теперь они сдирали шкуры и рубили туши на куски, а я не выдержала и пошла к ним.

Мои недавние опасения оказались напрасны: нынешний и бывший муж Ануаган друг к другу неприязни явно не испытывали, зато весело переговаривались и даже шутили. Это хорошо. Наверное, приёмный зять Яскаляко посвящён в тайну рождения Юнитынто, и богатому пасынку с не менее обеспеченной женой ужасно рад. А благодаря кому он, вчерашний батрак, что работал за мясо, теперь стал отцом богатого семейства? Вот именно, что благодаря Мортену. Так почему бы ему сейчас не помочь Мортену забить и разделать двух оленей в дорогу?

– А где наша важенка? – поинтересовалась я, не отыскав той взглядом возле нашей нарты.

– Отвёл к стаду, – ответил Мортен, рубя топором кости и пока ещё не промёрзшее мясо. – Пусть отогреется в стаде собратьев. А нам сейчас придётся срезать всё мясо и выбрать самые лучшие куски.

– Зачем?

– Затем, что две туши целиком я не уволоку, у нас слишком много груза. Медвежатину придётся оставить здесь, сварить её во льдах мы уже не сможем. Нам и оленину придётся слегка обваривать, чтобы экономить керосин. А ещё сейчас нужно срезать с костей всё мясо, чтобы не было лишнего груза. Лучше заготовить самые питательные и жирные куски, а жилистые оставить. Ну что, принцесса, поможешь?

Конечно, я помогла: сходила за ножом и вернулась, чтобы срезать чистое филе с указанных Мортеном кусков. Нелёгкая и изнурительная работа на ночном морозе, но я терпела, ведь если не пересилю себя сейчас, потом умру с голоду.

Кстати про голод. Зоркий лежал неподалёку от Мортена и с вселенской тоской в тёмных глазах взирал на куски сырого мяса. Так бы и пожалела его, если бы не знала, что совсем недавно сама кормила его остатками супа. Ну просто актёр, талантище, смотрю на него и верю, что нет на всём свете несчастнее и голоднее пёсика, чем Зоркий.

Кажется, и сам пёсик уверовал в свою недокормленность, он даже попытался подползти ближе к разрубленной туше, на что получил громогласное:

– Нельзя!

Я и сама чуть не сжалась в страхе от этого возгласа, а Зоркий и вовсе поник и стал таким грустным и несчастным. Ну да, хозяйка бьёт, хозяин ругает, никто не кормит – все кругом плохие, и никуда бедному пёсику от злых людей не деться.

Когда с разделкой было покончено, Мортен принялся освобождать нарту от медвежатины, чтобы сложить на её место уже промёрзшую оленину. Приёмный зять Яскаляко решил прибрать кости, сбой и остатки туш, что ещё пригодятся семье, и удалился. Тут-то я и поняла, что более удачного момента, чтобы поговорить с Мортеном наедине, сегодня у меня уже может и не быть.

– Ты видел мальчика в яранге?

– Какого мальчика? – не понял он.

– Того, что сидел рядом с тобой и играл с Зорким.

– Ну, вроде был какой-то ребёнок. А что с ним не так?

– Это сын Ануаган, – начала я издалека.

– Здорово.

Вот и всё, что сказал мне Мортен, а после продолжил грузить нарту.

Подхватив один из кусков, чтобы помочь ему, я тоже подошла к нарте и продолжила допрос:

– Ты же видел лицо этого мальчика?

– А что с его лицом?

– У сына Ануаган серо-голубые глаза, – продолжала я намекать.

– И? – упорно не понимал меня Мортен. – Это тёмно-карие глаза как у тебя были бы здесь в диковинку. На этих островах большая часть населения светлоглазая.

– У этого мальчика ещё лоб и нос примечательные.

– И чем же?

Тут я не выдержала и кинула ему в лицо:

– Да разуй ты глаза, этот мальчик просто твоя копия. Он твой сын.

Мортен замер, а на лице чётко отпечаталось удивление, смешанное с ошеломлением.

– Ты о чём? – наконец он обрёл дар речи.

– Только не надо этих увиливаний. Я всё знаю, Яскаляко рассказал мне про тебя и Ануаган. Это ведь она была твоей островной женой, которую ты четыре года назад связал, бросил в нарту и вернул в это стойбище. А после она родила Юнитынто, выдала его за сына своего престарелого мужа и получила после его смерти огромное по здешним меркам наследство. А теперь семья Ануаган оказывает тебе почести, и ты прекрасно знаешь, за что именно. Так что не юли, ещё до того, как мы зашли в ярангу, ты знал, что у Ануаган есть сын, и про своё отцовство ты всё прекрасно понял.