Не убивай меня больше
Шрифт:
— Нет. За домом есть беседка… Она сейчас там.
— Камеры там есть?
Охранник посмотрел на небо, а потом кивнул:
— Камеры есть везде. Так что можете ничего не бояться.
— Мне-то чего… Это вы, ребята, поосторожнее — мало ли что. Но мой разговор с вашей теперешней хозяйкой поставьте все-таки на запись. Вам это потом зачтется. И хозяйкой вашей она, как не была, так и не будет никогда.
Парень кивнул и произнес негромко:
— Не хотелось бы.
Конечно, это была не беседка, а роскошный павильон: с полом с мраморными черными и белыми плитками, уложенными в виде шахматного поля, с камином, дубовой барной стойкой и кожаными креслами,
— Привет, Колобок, — поприветствовала она майора полиции, — ты ко мне по делу или пришел выразить свои соболезнования? Прости, что я тебя в доме не принимаю, а ты, наверное, хотел там побывать, посмотреть, на какую жизнь я променяла ваше все общество.
— Да я был в этом доме однажды с отцом, — признался Василий, — ты с Костей жила тогда в Москве. Отца переводили в областной центр на повышение, и он решил нанести визит вежливости Николаю Захаровичу. А заодно представить меня лично настоящему хозяину города. Разговаривали долго. Мне понравился и разговор, и сам Николай Захарович. И дом, разумеется, тоже. Большой такой, и мебель дорогая… Я тогда подумал, как повезло Милане… Но с другой стороны, ты ведь сама всего этого добилась: хотела и получила…
— Ты же знаешь, что это не так. Я любила Снегирева и сейчас, наверное, продолжаю любить… А жить с нелюбимым придурком, да еще с таким отморозком — это, по-твоему, счастливая жизнь?
— Каждый по-своему понимает счастье. У меня есть Лиза, и я очень счастлив. Надеюсь, и я ее никогда не разочарую. Кстати, моя Лиза сказала, что видела тебя с какой-то умопомрачительной сумочкой. Так и сказала, что видела Милану с такой, стало быть, сумочкой… Нет, она сказала по-другому. У Миланы умопомрачительная сумочка, а у меня совершенно непревзойденный Вася Колобок.
Милана усмехнулась.
— Врешь, как всегда. Но сумочка и в самом деле — лучшая. Это не какой-нибудь «Луи Виттон» или «Прада», это «Хильда Палладино». А самое для тебя невероятное — то, что это ведь не Костя мне подарил такую роскошь. Костя вообще жмот… То есть был жмотом. Эта шикарная сумочка — подарок человека, который меня действительно любит и восторгается мной… Любит и восторгается безответно, как ты понимаешь.
— Это твои дела, но я пришел сюда со своим интересом.
— Я поняла, ты пришел сюда со своим ментовским интересом и станешь сейчас меня допрашивать.
— Допрашивать не буду, но поговорить с тобой хочется. В школе мне нравилась Валя Соболева. Ты в один прекрасный момент это поняла и сделала так, что я все внимание переключил на тебя. Тебе это удалось без всяких усилий. Но потом я понял, что ты нравишься моему лучшему другу Снегиреву, и отошел в сторону… Как в старой песне — третий должен уйти. Но это присказка…
Милана опустила ноги, поднялась и направилась к стойке.
— Ты продолжай, — сказала она.
— Я подожду, — ответил майор полиции, — я не привык разговаривать со спиной.
— Ты привык в глаза смотреть, — рассмеялась бывшая одноклассница, — а вот Локоть мог разговаривать хоть из другой комнаты, даже сидя на унитазе: ему все равно было, слышат его или нет… Хватит о нем. Ты что будешь: виски, коньяк, водку?
— Я не пью вовсе. Разве что по большим праздникам или по каким-то важным случаям…
— Давай я тебе «Маргариту» сделаю. Это коктейль такой. Попробуешь, ничего другого никогда не захочешь. Это текила, апельсиновый ликер, лайм…
— Я вообще ничего никогда.
— Какой ты правильный, Васенька! — снова рассмеялась Милана. — Даже противно.
А тебе известно, что тебя в городе все зовут Колобком, а папа твой был Коломбо…— Знаю, — ответил майор полиции.
Вернулась одноклассница с коктейльным стаканом в руке, опустилась на свое кресло и снова положила ноги на стол.
— Полагается подержать коктейль немного в холодильнике, но я уж так… Так на чем мы остановились?
— А мы и не начинали. Ты сказала, что Кондрашов принес тебе бутылку виски и вместе с тобой начал выпивать. Но ты прокололась: он ничего тебе не приносил и ничего с тобой не пил по той одной причине, что его в городе нет. Но на всякий случай я все-таки проверил, позвонил ему, и он подтвердил, сказал, что уехал еще до убийства Кости: иначе бы Толя Железняк в этот дом не зашел бы… А еще он сказал, что давно поставил твой телефон на прослушку…
— Глупость какая! И вообще это противозаконно.
— Можешь написать заявление в полицию. Я приму его у тебя. Статья сто тридцать седьмая: нарушение неприкосновенности частной жизни. Если в ходе судебного заседания вина Кондрашова будет доказана, то выпишут ему штраф двести тысяч. Только ведь он заявит, что ты вела по телефону переговоры с криминальным авторитетом, в которых обсуждался раздел наследства Николая Захаровича Локтева, и криминальный авторитет обещал уладить этот вопрос с твоим мужем.
— Ничего такого я ему не говорила.
— Но ведь звонила.
— С моего номера мог позвонить кто угодно. Я часто оставляю аппарат где попало: когда в солярий хожу, в сауну или в примерочную в магазине.
— Выходит, кто-то очень хитрый с твоего номера звонил Железняку, обсуждал наследственные дела: а потом так совпало, что убрали и Костю, и Железняка. Ты же сама понимаешь, что получить распечатку разговора несложно, когда речь идет о криминальном авторитете.
— Я не собиралась убирать Костю физически. Я просто попросила Анатолия Григорьевича сделать так, чтобы Костя не влезал в мои дела… Давай закончим об этом и поговорим о чем-нибудь приятном. Ты знаешь, мне часто пишут на мою страничку и говорят, что я похожа на Линду Евангелисту.
— Я даже не знаю, кто это.
— Это популярная в прошлом канадская супермодель. Но ты ведь по моделям не специалист, а вот если бы она была карманницей, фармазонщицей или воровкой на доверии, тогда бы ты ее знал хорошо.
— Давай все-таки о деле…
— У меня ноги почти такой же длины, как у нее — сто три сантиметра, а рост у меня на два сантиметра ниже — я метр семьдесят три…
— Это понятно.
— Что тебе понятно?
— Мне понятно, что Николай Захарович знал все ваши замыслы, да и наследства, на которое ты рассчитываешь, никакого нет. Твой свекор не хотел оставлять ничего человеку, который не является его сыном, и уж тем более внуку, который не является сыном Кости.
— Ты что несешь, Колобок? У тебя что, крыша поехала? Костя разве…
— Именно — он сын жены Локтева, которого она нагуляла со своим столичным любовником. О чем Николаю Захаровичу было прекрасно известно. И мой отец об этом знал. А твой сын и не от Кости даже, и не от Леши Снегирева, в чем ты пыталась его убедить, и он не был зачат в результате изнасилования, как думали некоторые девочки, которых уже нет. Все у тебя случилось по любви… Хотя, может, ты и не любила, но твой приятель просто сходил по тебе с ума, да и сейчас сходит. А когда-то давно он даже часики тебе золотые подарил — школьнице, ты представляешь, как мужик с катушек слетел. С его стороны была любовь или пламенная страсть, но ты не способна ни на то, ни на другое…