Небесные корабли

– Амайе?
– вяло удивился парень.
– Это еще кто?

– Коренные жители Плиарета, - пояснил двухголовый.
– Ты о них не в курсе? В отличие от эльфов, амайе невозможно убить ни сталью, ни ядом, ни болезнью. Они - воплощение жизни, и смерть не имеет на них прав. Самая лучшая идея Создателя, я считаю, - Эхэльйо улыбнулся.
– Кто-то же должен следить за вечностью. Амайе прекрасно подходят на эту роль.

Эльве понадобилось чуть больше минуты, чтобы осмыслить новую информацию.

– Капитан небесных кораблей - тоже амайе?

– Конечно. Будь он кем-либо другим, ни за что не вошел бы в легенды.

Проклятый скрестил руки на груди - все четыре, - и пропел:

– "Его черные волосы падали на глаза,

под рубашкой болталась на ниточке бирюза,

а улыбка была осторожной и очень мягкой.

Он просил меня: "следуй за нами, покинь людей!

Мы - хозяева древней флотилии кораблей,

мы пришли из-за края и сделали небо ярким".

– Угу, - мрачно обронил некромант.
– А потом этот несчастный, кем бы он ни был, сдох.

– Не оскорбляй чудесное произведение. Этот, как ты выразился, несчастный, умер очень красиво.

Парень расхохотался:

– Да уж, красивее некуда. Если он действительно умер, а не продолжил участвовать в истреблении. Мало ли, менестрели любят привирать. Построил плот, бросился в море, рассчитывал на вездесущесть капитана... но разве его нашли? Разве кто-то был свидетелем вышеупомянутого строительства? Кто-то стоял на берегу, когда бедное придурковатое создание решило вообразить, будто "хозяева древней флотилии кораблей" могут запросто его отыскать, стоит только попробовать утопиться? А?

– Нет, на берегу никто не стоял, - признал Эхэльйо.
– Но, как по мне, обнаруженный Мильтом труп Вилага - достаточно весомое доказательство.

– Ага, значит, все-таки нашли?
– невесть чему обрадовался Эльва.
– И звали его Вилаг? Почему-то в песнях ни его имя, ни имя капитана не называют.

– Конечно, не называют. Это испортит всю загадочность легенды, особенно если людям станет известно, что Мильт до сих пор жив.

– Да уж, разочарование, - скривился некромант.

Он - невысокий юноша с черными, как смола, волосами, - сидел под сводом пещеры, изо всех сил прижимаясь к нему плечами. Рваные подошвы зимних ботинок норовили соскользнуть с тонкой линии каменного карниза. А внизу, накатывая волны на гребень скалы, бушевало синее море.

Упасть юноша не боялся. Его руки, ноги и шея были скованы черными цепями - достаточно крепкими, чтобы пленник на них повис, а не погрузился в ледяную воду. Раклеры, сталь, созданная для защиты от колдовства, накрепко скрыли его дар. Не выбраться.

Юноша, сдвинув брови и сжав тонкие губы, напряженно ждал. Собственно, ждал он довольно долго, что не улучшало и без того пропащее настроение. И когда ящерица - поджарая зеленовато-серая тварь длиной в ладонь - наконец-то вылезла на выступ, он схватил ее и раздавил приплюснутую башку двумя пальцами. Перехватил добычу другой рукой, грохоча тяжелыми звеньями, и откусил от нее добрую половину. Прожевал, брезгливо поморщился, проглотил и отправил в рот остатки.

Сначала он ловил крыс, но они оказались умными и быстро сообразили, что от пленника надо держаться на расстоянии. Поэтому пришлось перейти на водяных ящериц, редких летучих рыб и - порой - птиц, которым не везло залететь в трещину над правой частью карниза.

Пообедав, юноша вздохнул, вытер испачканный кровью подбородок и прикинул, не пора ли уснуть. Запястья отозвались тревожным зудом, намекая, что нет, и он продолжил монотонно "пялиться" на заваленный надгробной плитой выход. Пожалуй, в нынешнем состоянии пленник без труда развалил бы подобный хлипкий предмет - если бы не цепи. Чертово магическое изобретение решало все, а избавиться от него не представлялось возможным.

Впрочем, он не отчаивался и периодически колотил браслетами об острые гребни. В большинстве случаев последние не выдерживали и разлетались градом не менее острых осколков, но иногда юноше везло, и на стальных браслетах появлялись ниточки трещин. Заскучав, он спрыгивал со своей единственной точки опоры, надеясь окончательно расшатать раклеры, залезал обратно и повторял это действие сотни раз.

В скучном однообразном существовании не вызывала сомнений только одна деталь: вокруг пещеры раскинулось не просто море, а море Богов. Юго-восточный отрезок империи заклинателей, где по ночам воет драконья многоголосица. Крылатые стражи небес, кажется, были в курсе, кто является их соседом. Каждую ночь они ожесточенно скреблись вверху, желая оказать пленнику помощь или превратить его в серый неприглядный пепел. Он не имел ничего против и спокойно наблюдал, как скатывается по стенам осыпь, как вонзаются в щели страшные когти, как янтарные глаза - в основном безумные, - заглядывают внутрь. Хотя наблюдать, по сути дела, юноше было нечем.

Он отвлекся от размышлений и убил очередную ящерицу, рискнувшую вылезти из воды. Перед смертью существо глухо крякнуло, выражая свое негодование, и предприняло попытку выбраться из захвата. Потерпев поражение, конвульсивно задергалось и отправилось в том же направлении, что и его предшественница.

Пленник зябко поежился, провел расправленными ладонями по плечам. Чихнул. Нет, все-таки постоянно мерзнуть вредно даже для мертвого.

Воспоминания о той, прежней, жизни, где он носил другое имя и еще не был заперт в пещере, не собирались окончательно покидать юношу. Яркие, красивые, теплые. Полные чудесных картин. Тракты, рассекающие поля, леса и равнины, пролегающие мимо рек и озер. Замки с множеством башен, храмы с острыми шпилями, скульптуры и памятники. Заброшенный город, а над ним - зеленое небо, колыбель для сотен шестикрылых фигур. Серафимы. Посланники повелителей человеческих судеб. Жестокие, равнодушные, непрошибаемые убийцы. Те, в кого он раньше верил.

Еще, конечно, были знакомства, были связи со смертными и не очень созданиями, но сейчас они не имели значения. Ни Альтвиг, почему-то столь важный для него настоящего, ни эльфийская девушка из клана Айнэро, ни Киямикира - свободный инфист, в нынешние дни наверняка вор. И то, что юноша знал про инквизицию, тоже утратило свой смысл. И все же совсем недавно, будучи Рикартиатом, а не Фасалетрэ Эштаралье, он с ней боролся. Боролся в составе Братства Отверженных, готового затоптать свой страх и пойти на отчаянные меры.

Интересно, ради чего?

От Рикартиата к Фасалетрэ перешли песни - несколько десятков собственных и переведенных с чужих языков. Безусловно, менестрель был талантливым. Даже очень талантливым, потому что мало кому из этого мира удается превратить музыку в чистое волшебство.

Изнывая от скуки, он использовал эти песни - подолгу, сосредоточенно произносил, воображал себя песнопевцем. Но походил скорее на чтеца, причем неумелого - хотя голос Рикартиата никуда не пропал. Глубокий, но мягкий, хорошо поставленный, вкрадчивый. Превосходный. Созданный не для демона, распятого среди каменных сводов, а для человека.