Небо в огне
Шрифт:
– Зген будет доволен, - прошептал Кинти. – Но как они уговорили Даакеха?!
– Отчего бы ему не проявить уважение к дарителю жизни? – пожал плечами Алсек.
Куманы поднимались вверх по лестнице, ярус за ярусом обходя храм. Ни пение флейт, ни дым курильниц их не тревожили. В таких случаях служители на дурманное зелье не скупились – никому не хотелось гоняться за напуганным куманом по крутым лестницам или уворачиваться от его пинков у жертвенника.
– Они нам крови оставят? – заволновался Кинти, оглядываясь по сторонам.
– Они не нарушат обычай, - придержал
Над городом снова повисла тишина – но даже в ней голос Явар Эйны Ханан Кеснека не долетал до середины Западной Улицы, терялся где-то в ущельях переулков. Алсек утёр слезящиеся глаза – отсюда казалось, что сам правитель окутан золотым огнём, и что пламя с неба стекает по его рукам и льётся на алтарь вместе с жертвенным ицином. Жители внизу оживились, оглянулись на водовод. Алсек кивнул, но жестом попросил обождать – ритуал едва начался, и хотя вода, принявшая священный ицин, уже несёт в себе благословение, но лучше подождать до конца.
– По воле великих богов да проснутся земля и небо… - еле слышно проговаривал Кинти знакомые с рождения слова. Он опирался руками на край крыши, высовываясь из глухого колодца улицы, - так было лучше слышно. На площади взревели морские раковины, тонко вскрикнул перед смертью куман, чашу подставили под льющуюся из разбитой головы кровь. Тело ещё дёргало лапами, когда его столкнули вниз, и оно покатилось по крутой лестнице к подножию. Один из старших жрецов подошёл к нему, подбежали служители, перевернули тяжёлую тушу на спину.
– И пусть небо и земля пребывают в мире, пока Око Згена сияет над ними – и когда оно закрывается, - шептал Кинти, не сводя глаз с вершины башни. Там Даакех подошёл к Явар Эйне, склонив голову, и принял из его рук чашу с кровью, смешанной с молотым зерном.
Алсек опустил черпак в воду – жители уже подступили к мосткам и на неподвижного Кинти косились недовольно. Изыскатель от души пихнул его в бок и всунул в руки второй черпак. «Как бы подойти к раздаче, чтобы по пути не расплющили?» - он покосился на крыши жреческих кварталов. Пока ещё мясо даже жарить не начинали, но едва ли на улицах станет свободнее в ближайшие два Акена…
– Третий год маячу на водяных постах, - пробормотал Кинти на исходе второго Акена и утёр со лба пот. Бахрома на его повязке слиплась и приклеилась к коже. Соломенный колпак на голове от жары не спасал. От водяных желобов тянуло прохладой, Алсек едва удерживался, чтобы не вылить содержимое черпака себе на макушку.
Сквозь поредевшую толпу неторопливо пробрался стражник-Гларрхна, подставил под черпак флягу.
– Вот куда тебя загнали, - хмыкнул он, глядя на Алсека. – Завтра освободишься? Приходи к Горелой Башне. Без тебя драться не начнём.
– Не больно-то это честно, - нахмурился изыскатель. – Если я прийду, Кегар, то попрошу удачи для всех. И вообще, Дни Солнца – не время для споров на деньги!
– Да были бы там деньги, - отмахнулся хеск. – Ладно, проси для всех. Не помешает. На той неделе одному руку вывихнули – он на второй день в строю был, а вот Даакех до сих пор злится… Держи, это вам двоим. Принёс бы фляжку ицина, но эти ваши законы…
Он недовольно взмахнул
хвостом, и зубастая клешня на его кончике щёлкнула створками.– Ничего, Кегар. Семь дней можно потерпеть, - хмыкнул Кинти, принимая из рук Алсека свёрнутый лист дерева. К нему прилип жир и хлопья сажи.
– Спасибо, - кивнул Алсек, вынимая из свёртка кусок остывшего мяса – небольшой, всего с ладонь. – А тебе хватило?
– Только облизнуться, - вздохнул Гларрхна. – Хороших куманов выделил Даакех – таких жирных редко увидишь. Если и этого богам недостаточно – тогда я не знаю, чем их и накормить! Лучше бы нам, в храм Куэсальцина, дали хоть одного.
– Зген даёт нам свет и жар, - нахмурился Кинти. – Он – даритель жизни. Щедрый Чарек выгоняет из земли ростки, делает камни прочными. Великий Змей Небесных Вод подарил нам реку на небе и реку на земле. Мы почитаем их троих. Ты живёшь тут, Кегар, зачем тебе чужие боги?!
– Кинти! – Алсек встал между жрецом и стражником, расставив руки. Гларрхна широко ухмыльнулся.
– Ваш старший разглядывал потроха тех куманов, сказал – год будет хорош для воинов, много жара в крови, много света в небесах, - он убрал руки за спину. – А о жрецах ничего сказано не было.
…Стемнело быстро – только что небо горело зеленью и перламутром, и вот уже пришлось спускаться с мостков на ощупь, а улицу осветили маленькие цериты. Высоко над Храмом Солнца с края на край неба перелетали огненные шары, шелестели крылья, раздавались приглушённые крики, - городская стража с отрядом Вегмийи играла в небесный мяч. Над Шумной Четвертью в небо взлетали багровые стрелы и взрывались высоко над крышами, выписывая фигуры из пламени среди звёзд. Факелы горели на ступенях храма, освещая золотые пластины. Внутри, как и прежде, было прохладно и тихо. Алсек снял соломенный колпак и бережно положил черпаки в короб. Кинти даже заходить в «подземелье» не стал – принюхался к ветру и скрылся во дворах, надеясь, что пара кусков мяса на костях кумана ещё осталась.
– Много света в небесах, - задумчиво прошептал изыскатель и усмехнулся. – Вот что значит – накормить богов досыта! Сразу хорошие предзнаменования. И правильно…
– Алсек Сонкойок, - негромко окликнули его оттуда, где лежали скатанные циновки. Один из старших жрецов сидел там, почти невидимый в своих тёмных одеяниях. Изыскатель вздрогнул.
– Почтенный Гванкар! Я не увидел тебя во мраке.
Гванкар уже снял блестящие подвески и шапку с бахромой, сбросил плащ, но кровью от его одеяний ещё тянуло. Он жестом подозвал младшего жреца к себе.
– Ты ещё занимаешься своими делами? – спросил он вполголоса. Алсек уставился в стену. Ничего хорошего такие вопросы не предвещали.
– Боги видят, что я не делаю ничего дурного, - отозвался он, немного помедлив.
– Значит, молчать не разучился, - голос Гванкара стал ещё тише. Глаза странно сверкали на спокойном лице, выдавая затаённую тревогу.
– Слышал мои предсказания? – спросил он. Алсек покачал головой.
– С водяного поста ничего не слышно. Мне передали очень хорошие слова, почтенный Гванкар. Про небесный свет и храбрость воинов.