Небо в огне
Шрифт:
Алсек выбрался за ограду Ачаккая, кивнул знакомым стражникам – незнакомых в этом городе у него не было – и помахал рукой семейству, снимающему зимнюю крышу с дома. До крыш добрались ещё не все – хотя медные гонги в Храме Солнца возвестили, что зимние дожди прошли и до осени не вернутся, порывистый ветер ещё приносил запах мокрой земли и дальних гроз, и клочья туч метались по небу. Часть домов ещё хмурилась из-под потемневших за зиму тростниковых навесов, часть – золотилась на солнце, и жители подновляли узоры на стенах.
Уборщики вышли на улицы ещё на рассвете, с первым ударом гонга, и на
– Силы и славы! – Алсек кивнул крылатому коту, растянувшемуся на гребне зимней крыши. Он подставил солнцу мохнатые крылья и лениво вылизывался, после долгой спячки его шерсть свалялась, и в ней запутались травинки. Кот приоткрыл один глаз и уркнул что-то неразборчивое.
Переулки Пепельной Четверти вывели Алсека на Северную Улицу, к накрытым соломенными навесами резным жёлобам водоводов и прокинутым над ними мосткам. Тут уже сгрудились бронированные ящеры-анкехьо, и служители разбирали навес, укладывая полотнища и балки на спины ящеров. Алсек проскользнул мимо, щурясь на ясное небо, высоко взлетевших полуденников – и золотые пластины на ступенчатых стенах храма.
Он стоял там, куда сходились все четыре улицы, за приземистыми строениями жреческих кварталов, украшенными красной смальтой и перламутром, - шестиярусная пирамида, обвитая лестницей и полыхающая на солнце жёлтым огнём. Дожди за зиму смыли кровь со ступеней и пыль с золотых пластин, и их сияние обжигало глаза. Алсек прикрыл их ладонью, разглядывая нижний ярус, - так и есть, недаром на рассвете протрубил сигнальный рог. Скрытый ход, всю зиму спрятанный за каменными плитами, снова был открыт, верховный жрец ждал служителей в храме, и Алсек, пожалуй, слишком задержался в пути…
У подножия ступенчатой башни Алсек склонил голову и поправил налобную повязку. Красная мантия жреца, выданная ему прошлой весной, за год истрепалась и только чудом не порвалась, сандалии впору было выкидывать, а вот пояс и повязка ещё сошли бы за новые. Он поднял руку, приветствуя младшего жреца, который навстречу ему выбирался из «норы». Тот нехотя кивнул.
О комнатах внутри храма среди служителей давно шёл спор – их строили с ним вместе или вырубали в его недрах через много лет после постройки? Они и впрямь похожи были на пещеры. Маленькие жёлтые цериты мерцали на стенах, указывая путь к центральной зале. Алсек ускорил шаг.
– Око Згена да не погаснет! – выдохнул он, влетая в залу. С циновок, разложенных вдоль стен, на него недовольно покосились. Старшие жрецы были тут, и, похоже, давно. Ввосьмером они негромко что-то обсуждали, и с другой циновки на них с любопытством взирали четверо младших. Ещё один стоял перед Гвайясамином, держа двумя пальцами крохотную чашку.
– Вовремя, - только и сказал верховный жрец, плеснул из каменного кубка немного тёмной жижи в чашку и посмотрел на Алсека.
Тот с почтительным поклоном протянул свой сосуд.– Алсек Сонкойок, - Гвайясамин задумчиво сощурился. – Возьмёшь накидку, плащ и сандалии. Семь дней на дюнных хальпах, пять – в зернохранилище, первого будешь здесь. Как дела у Хифинхелфа из Мекьо?
Изыскатель сдержал дрожь – ничего опасного в вопросах верховного жреца не было, но каждый раз Алсеку становилось не по себе.
– Боги благосклонны к нему, - коротко ответил он, присаживаясь на край циновки. Терпкий жгучий напиток обжигал горло и тяжелым сгустком прокатывался по пищеводу, и глаза от него сами распахивались и лезли на лоб. Выпив священную жидкость, редкий человек мог устоять на ногах, и Алсек не стал испытывать судьбу.
– Отрадно слышать, - отозвался Гвайясамин, останавливаясь рядом. Злобы в его голосе не было, но и радости тоже.
– Древние кости вылезают на поверхность, - негромко сказал он, глядя поверх головы Алсека. – Кто-то помешал им спать – едва ли боги это одобрят.
– На то их воля, - кивнул изыскатель. – Да испепелит Око Згена всю мертвечину!
– Так будет, - бесстрастно ответил жрец. – Что скажешь о своей сестре?
Алсек прикусил губу. Негоже было показывать волнение, но…
– Аманкайя в добром здравии, и боги к ней благосклонны, - ответил он как можно спокойнее.
– Пусть так будет и прежде, - кивнул Гвайясамин. – Дом храмовых дев ей будет очень рад. Она решилась?
Изыскатель покачал головой.
– Почтеннейший Гвайясамин Хурин Кеснек, Аманкайя не хочет быть храмовой девой – как осенью, так и сейчас. Это великая честь, но она от неё отказывается – и просит не беспокоиться более о её судьбе.
Жрец молчал, рассеянно глядя мимо Алсека, на беседующих помощников и прикрытые коваными пластинами ниши позади них. Пока ещё не пришло время празднеств, и священные ожерелья и браслеты лежали в храме, и одежды служителей были просты.
– Это слово Аманкайи, - сказал он наконец, переводя взгляд на изыскателя. – Ступай.
Если бы никто не видел его, Алсек вылетел бы из храмовых «пещер» быстрее стрелы – но и так он не стал задерживаться. Уже за стенами жреческих кварталов, оживившихся по весне и наполненных голосами, он замедлил шаг и покачал головой. Всё было вполне ожидаемо – Аманкайя пережила уже девятнадцатую зиму, успешно отгоняя всех, кто мог бы взять её в жёны, и тем была довольна… что ещё могло прийти на ум почтеннейшему Гвайясамину?! Хвала богам, пока ещё он не предлагает принести её в жертву – а Хифинхелф очень этого опасается… впрочем, такому предложению сам Алсек тоже рад не будет, и из города ему с сестрой придётся-таки уйти. Но не сейчас.
До квартала переписчиков он добрался быстро, ёжась от порывов холодного весеннего ветра. Земля, остуженная долгими дождями, ещё не нагрелась, дюны пока не раскалились добела и не дышали жаром на город, день, хоть и солнечный, выдался ветреным и прохладным – но, глядя на небо и вдыхая запах согревающейся земли, Алсек чувствовал, что жара прийдёт очень скоро. «Дюнные хальпы!» - он поёжился. «Почтеннейший умеет подобрать задание. Храни меня Зген от небесных змей – хоть бы эти порождения Ха ещё не проснулись!»