От края земли строем походнымИдут чернокрылые мельницы.За холмом на самом краю землиЧья-то рука легла на колокольный канат.Деревянный ангел парит,Взлетев над вратами церкви.Золото покрова облупилосьИ на головы подсолнухов пало.Небеса опустились так низко:Полевые мыши изгрызлиИх голубую краску – вот там-тоСмело летайте над краем земли.
Meerufer / Берег моря
Жизнь моя стоит на высоких котурнах,Перед вами не станет она прогибаться в отчаянии.Вот оно, свободолюбивое море, и в бухтеВсе вместе сошлись в глухом молчании.И всё же вырвалось слово, и помчалось:«Я не смею повелевать, могу только очаровыватьНичто так
не властно над нами, как чары».И ринулся я в шумящий словесный поток.
Kleinstadtsonntag / Воскресный день маленького городка
Всё, что случается в гарнизоне, подхвачено его флейтой.Здесь на улице этот мужчина хватает взглядом всё,что ни попадется ему на глаза.Гравий кругом. Ослепляют осколки румянцем солнечных бликов.Он стоит безмолвно здесь. А потом рекламным листкомиз Гёте шуршит.Спустя пять минут нога его как бы делает шаг.Стоят жилища предместья, залитые светом словно сливками,С торчащими флюгерами, как будто запечёнными в тесте,С цветастым бельём на размалёванных террасах и балконах.В воскресный день чрево мужчины разбухает, как у гусака,Наверное, уж минут десять.Вдалеке слышит он звуки органчика, что роятся вдоль улицы.Ещё дальше бежит его набыченный тоскующий безотрадныйвзгляд.А вот ещё: смешались приятные для слуха звуки,И стоит он там – покой на сердце, тишина в кишечнике, —Уже целых полчаса.Он стоит, словно высеченный из красного мрамора:Красное – это буквально манжеты с воротничком.Размер воротника – тянет на пятьдесят; и можно сказать,Что он едва ли впадёт в отчаяние от нужды,Ведь он памятник!
Ged"achtnisbaum f"ur einen alten Dichter / Древо памяти для древнего поэта
Большое древо окружено любовью,Шелестящими волнами Шаттензее.Тобой овладела печаль, и ты лёг ничкомВ чёрную глубь озера Шаттензее.Из озера выпило древо горе твоёИ от земли поднялось,И долгие годы с ними взрастало,И к солнцу оно поднялось.В кроне дерева небо прижилосьНа многие сотни лет.Горем твоим человечьим его одарилиНа многие сотни лет.Кто ныне под тенью древа проходит,Тому шумит оно страданием твоим,И луне, что проходит мимо тебя,Продолжает шуметь страданием твоим.
Die Ebene / Равнина
Бледнеет дом небес в безвестности,В безвестности равнина отзвучала.Так говорит со мной голос ветра:«Они зарыли нашего возлюбленного Бога,Красный конь водил его под сумрачным чепраком».Сокрушён согбенный холм,Песчаный плакальщик,Пески его поседели, сияют!И вот я опираюсь на плечи его, стою.Как огромна эта равнина!Каким бесприютным стал этот мир!
Winterstille / Зимняя тишина
Сохнет лес во льдах суровых,Запоздалой стужи встреча.На суках висят тумана клочьяИ во мгле уснуло крепко всё окрест.Долго время длится, помешалось,Дроздом на дерево вспорхнуло.Вертит шеей, таращится на Север.Ухнул вопль. И дальше эхом улетел.
Mondfrost / Лунная изморозь
Её непорочность в облачении жёлтом —Медленно плывёт она высоко над нами.Больше никогда не встретятся взгляды нашиВ ненависти и страсти. С вершин холодныхСледуют за ней суслики, медленно отставая.Ты, ребёнок, бросаешь в неё цветок астры —И попадаешь в лик. Он отлетает от её ланит.Там, наверху, нет надежды на то, чтобы встретить любовь.
Pompejanischer Abend / Вечер в Помпеях
Напевает кто-то? Дикие пчёлыРыщут в расщелинах стен.«Красное вино, белый пирог —Освяти их, старый мой Бог!»Я предавался грёзам, замыкался.Я следовал священным заветам.Вот состарился мир, прибавились годы.О горном вине, о белом хлебе грежу.Стоят столбы без шатра,Лунный свет остужает лоб.На страже образа зубило и резецЛежат на мраморном столе.Пасутся беленькие козы,Розы цепляются за их бока.Порхают отроки меж ними,Сгоняя палкой иль кнутом.Челядь юная снуёт безмолвно,Втаскивая в опустевший домКорзины с фруктами, кувшины с вином,Ветки миндаля, букеты мимоз.На запах садовый роемИз стен вылетают пчёлы,Сияющие внутренним светом,И музицируют над моей головой.И
вот в щелях стены укрылись:Слетелись звёзды к угощенью;Благостно небес ночных ярмо,Как будто под крышей дома моего…Не поют? «А кто может познатьВеличайшего Господа нашего?Огонь полыхает под горою Эссе,Огонь пылает в косточке винограда».Господь отправит вестников —Сыновей своих малолетних,И в приветствии взыщут ониДень печали в моих очах.
Schewend im Schnee / Под снегопадом
Грузным корневищем в ночи зависает пурга,Хлопьями тяжёлыми осыпаются снега.Дремлет город почти в эпицентре шторма,Стоят на страже горящие шахтовые фонари.Мой дух, чутко внимающий звукам,Непрерывно шуршащим повсюду,Неотложно приводит к монотонной равнине,Где вьюжат искристые снежные вихри.Здесь становится шире пространство,Здесь манит шагать на шатких ногахВсё дальше и дальше в запретные далиС какой-то нектарной летней улыбкой.Моё смирение зацвело, как всё в округе.Подними свой тяжкий взор: вот зелёная крапива.О смирение моё, мы жили друг подле друга,Мы не знали друг друга, о себе позабыли.Теперь не время, чтобы слушать,Как ликуют в июльском ливне эти дрозды!Однажды восторгом меня захватило,Когда спозаранку глаза заливало слезами.Там, высоко в лесах бежит красный ручей,Играя солнечными лучами.Так душа моя пробивается между скал и камней,О самой себе никогда не вспомнит.Снегом трепетным вьюжит,Скорбно бегут небесаВ странствии дальнем,Сумасшествие сужает ширь.
Verborgen / Затаённое
Незримый метатель,Незримые цели.Серебряный диск,Пролетает над крышами зданий.Время расщепляетсяИ падает затаённоПо обе стороны.Пелена сущностей,Исчезнувших народов серебряная пыль,Что оседает мимолётно на моей судьбе,Пока зубы вгрызаютсяВ зелёное яблоко.Я смахиваю пыльРобкой рукой,Вниз осыпается ничто.Дай мне руку, Иоганн,Странник без страны.
Nachts / Ночное
Протарабанили копыта,Прожужжал дротик,Прошмыгнули хохот, смех, хи-хи,Дождь над морем пропелВ парусах и в росах.Никто не пришел:Ни кентавр,Ни стрелы древесные,Ни женщины,Ни корабль —Посланцы за мной,Посланцы плутающие.
Die Kreatur / Творение
Вблизи голодныхПробуждаются восторженные лица.Огромные маски снимают оцепенение,Здоровье к лицу свергнутым богам.Их стопы идут по дорогам,Что пролегают то вверх, то вниз.Глубоко, у паука-ткача,Пред пещерой их пророков завершается путь.Боги не тревожат его покой,Слушают, как струится кровьвнутренностей.Золотая турецкая сабляОхраняет вход в небеса.Ближе тот странник, что держитВишнёвые плоды кофейного дерева.А другие ещё ближе – те, что пред старыми храмамиСрывают молнии с висков мраморных великанов.Они склоняются пред обломками камнейИ скрываются, преходящие, в теплых недрах.
Weichbild / В черте города
Никто не был потерян.Зерно, исчисленное, спит в колосьях,И всё же таит неутомимую печаль.Никто не был убит.И всё же опускаются руки в сумеркиИ смывают кровь земли.У всего есть свое место: я здесь!В садах цветут «волшебные башмачки».Ах! Восходят звёздыПо заброшенным водостокам.
Eisenbahnfahrt / По железной дороге
Танцуют города, пляшут поля, просёлки,Дома разбегаются, будто в испуге.Над рельсами нависли кроны деревьев,Словно под тяжестью зелёного снега.Кто-то огромный прошёл перед намиИ отряхнул их беспечной, шутливой ручищей,Исподтишка забавляясь с родными селянами.Танцует сердце, свисток ликует,Мы влюблены, и весь мир танцует.