Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

Бенкендорф возвысил голос, внимательно глядя на подчиненного — понял ли хоть промах? Усвоил ли сентенцию начальства? Или надо еще продолжать наставительный разговор? Эх, зеленная молодежь!

А Константин Николаевич с высоты обоих жизней в душе так не думал, но только укоризненно кивал. Этот разговор показал ему, как уже теперь становилось гниловатым императорское государство.

Ведь ему собираются высказать гневный выговор. За что? За поручение, кстати говоря, блестяще выполненное. И всего лишь за несогласование действий! Несуразица какая!

Николай Павлович, уже почти ласково шепча с Еленой Федоровной (он уже совсем не гневался), тоже почувствовал, что его шеф жандармов явно заехал куда-то не туда в служебном рвении. Ведь преступник-то уже схвачен без убитых и даже раненых!

— Александр Христофорович, вы позволите, я присоединюсь к вашему разговору? — обратился императору к своему начальнику III отделению и шефу жандармов.

Бенкендорф, разумеется, и в мыслях не держал возможность возразить императору. Он услужливо кивнул, соглашаясь.

Князя Долгорукого, как младшего и как слишком низкого чином, не спрашивали совсем. Хотя он, — полагал Константин Николаевич, — как самый ответственный ответчик, должен был в первую очередь вопрошаем.

—,Скажите, князь, — император, в отличие от Бенкендорфа, был уже в хорошем настроении, а потому был приветливым (это было не часто) и не пугал дисциплинарным наказанием (а таковое вообще оказывалось редко), — этот так называемый вервольф, он будет еще на улицах нашей столицы?

— Нет, ваше императорское величество, — твердо ответил Константин Николаевич, — клянусь своим княжеским словом!

— Тогда, Александр Христофорович, вот вам другое дело, более полезное — написать благодарственный императорский рескрипт от моего имени.

Рескрипт Бенкендорф не то, что не хотел писать — все поручения правящего императора он выполнял с радостью и с внутренней дисциплиной, — но перед этим он хотел быть убежден, а так ли все сделано, как поведал им его, между прочим, подчиненный. А потому попросил его императорское величество разрешить вначале съездить к себе в жандармское управление, чтобы выяснить тонкости следствия, допросить преступника, а уже потом там же написать означенный рескрипт.

Николай I, подумав, милостиво разрешил. Потом даже поблагодарил. Император не любил, когда его ближайшие помощники торопились, потом ошибались и, суетясь, переделывали. По его мнению, пусть деятельность идет медленно, постепенно, зато сразу, без переделок.

А вот Константин Николаевич — попаданец из XXI века — такую методу действия одобрял только по мелочам, по отдельным действиям. Но, как государственную политику очень не любил. Ибо государство, в принципе, как любой социальный институт нуждался в постоянном развитии. В противном случае государство закостенеет и погибнет, как это произошло при правнуке Николая I. И не так уж и далеко. Николай I умер в 1855, а две революции произошли в 1917 году. И Николая II со всем семейством рассьреляли!

Но его опять же никто не спрашивал. А если бы сам открыл рот, так еще бы и по сопатке получил. Прямо по благородной княжеской. На хрен напропалую лезть туда, куда тебя совсем не просят!

Попросился самому съездить в Управление. Ему тоже надо допросить псевдовервольфа или, по крайней мере, на пару с шефом жандармов. Елена Федоровна, видя, что ее будущий муж опять куда-то от нее удирает, и, судя по всему на очень интересное и информативное мероприятие. Приласкалась к грозному родственнику, немного поплакалась, потом попросилась с князем Долгоруким.

Николай Павлович поначалу недовольный, не очень-то хотел отпускать в эту поездку, по сути, в тюрьму, но хитрая девушка заметила, что, во-первых, они будут недолго и приедут сегодня же, во-вторых, она все разузнает и может лично ему рассказать.

Это все и решило. Николаю I и самому было очень интересно. Но императору показалось очень неудобно просто так ехать к жандармам. Если кто-то думает, что российский абсолютный монарх в XIX веке делает, что хочет, и как хочет, то он сильно ошибается. Ибо император — это, прежде всего, социальный институт и человек. В этом отношении институт ограничен многими законами и положениями, принятыми в большинстве, кстати, им же. А уже человеку свойственны мораль, предрассудки, оглядка на общественное мнения, и т.д. и т.п. В этом отношении Николай I был, наверное, одним из самых ограниченных и закомплексованных россиян того времени.

Константин Николаевич, стоя в стороне, прекрасно все слышал. У него был прекрасный слух, а помещения в Зимнем дворце позволяли слышать почти все звуки. Оставалось только смеятся про себя. В отличие от современников, он опирался на результаты науки еще ХХ века, которые констатировали, что в споре между средним мужчиной и средней женщиной победит всегда женщина. «,Слабая», «маленькая», «хилая» давно уже давно села на шею мужчине хотя бы среди дворян и чиновников, и даже потихоньку понукает — медленно едем, надо ускориться!

Недавний спор между всесильным монархом России и его новой родственницей, имеющей только красоту и ум, были только типичным примером. Князь заранее пришел к выводу об итогах спора, сам с собой поспорил, сам у себя выиграл. И, довольный, протянул Елене Федоровне сиятельный локоть — прошу вас, сударыня!

— Я думала, с тобой тоже придется спорить, — подозрительно посмотрела Елена Федоровна на вечно спорящего с начальством и всегда имеющего особое мнение князя Долгорукова, еще не веря в тихого мужа-подкаблучника.

— Вот еще, — оскорбился Константин Николаевич. Уже вторую жизнь он хранил четкий принцип — с женщинами на личные темы не спорить! На службе еще ничего. Тут его аналитические возможности далеко переходили окружающих и особенно женщин. Ибо женщина детородного возраста и умная аналитика — вещи противоположные. Но вне службы — нет! Тут вы меня не сломаете, Елена Федоровна!

Он улыбнулся ей и сказал совсем другое, очень приятное женщине:

— Вы очень прекрасно выглядите, моя прелесть. Поедем, мы не долго будем на допросе. Ведь сегодня еще надо не только готовится к венчанию и свадьбе, но и приготовить наше семейное гнездышко.

Елена Федоровна по инерции хотела поспорить, но посмотрела на князя и передумала. Ведь для любой женщины император — лишь монарх, в отличии от мужчин он, как правило, бывает для них далек, тогда как муж бывает всегда близок. И пусть материально от мужа она не очень-то пока будет зависима, но в сфере интима, как она понимала, — да! И нечего его злить понапрасну.

А вот Константин Николаевич имел к государю деловой разговор и поэтому как раз заговорил.

Дело было в следующем. Георгий Петрович Савин, ранее трактирщик, а теперь уже гнусный преступник-рецедивист, по российскому законодательству в случае суда был бы на 100% приговорен к смертной казни, причем несколько раз. Но как житель мягкого гуманитарного XXI века и как администратор-полицейский князь Долгорукий был категорически против. Вздернуть на виселице при помощи пеньковой веревки и мыла легко и быстро и для государства, и для самого Георгия Петровича. А дальше что?