Ненавистная любовь и любимая служба в XIX веке

Бог с ним с этим преступником. Тело можно после казни зарыть, бессмертная душа, понятно дело, улетит в кромешный ад. А вот что делать с паническими слухами, которые беспокоят население не только Санкт-Петербурга, но и всей России? Ведь даже просвещенная дворянская верхушка России поверила, а не менее «разумная» и «грамотная» Европа панически поддакивала! Что же тут говорить о темном простом народе? Не поверят ведь мещане и крестьяне в официальное суждение об аресте и казни злодея преступника!

Честно говоря, князь беспокоился, что император не станет рассматривать этот вопрос по причине немасштабности. Оказалось, зря беспокоился. Государь, постоянно знакомясь с донесениями губернаторов и генерал-губернаторов. Жандармских и полицейских губернаторских управлений тоже тревожился. Конечно, пока вервольфы, или, как оказалось, вервольф, не был пойман, эта проблема не была так остра. Но теперь-то она стала во главу угла.

И когда его персональный следователь предложил — иметь в виду, что Георгий Петрович Савин по совокупности преступлений, прежде всего, убийств, достоин смертной казни. Но казни его не подвергать, при том, что возить в железной клетке по стране и сам он будет рассказывать, какой он вервольф с показом орудий убийства.

Император на это задал лишь один сакраментальный вопрос:

— А что, если убийца и грабитель не согласится так унижаться и предпочтет лучше умереть?

Такой вопрос означал, что Николай Павлович принципиально согласен и теперь его надо только убедить по мелочам. Князь твердо заявил, что они — его высокопревосходительство Александр Христофорович и он — хорошо объяснят все риски его действий и преступник обязательно сдастся.

Николай качнул головой в знак согласия, и на этом они и ушли от императора Николая Павловича, разумеется, испросив у него августейшее разрешение. Попытались догнать шефа жандармов, но он оказался очень быстр и увидеть его смогли только в самом жандармском управлении. Ну, у него и породистые кони!

Глава 2

Бенкендорф уже вел начальный допрос у привезенного преступника — не вытерпел, как он сам признался. Правильно, князь сам был виноват — не предупредил шефа о возможном приезде со своей невестой.

Впрочем, многого они не потеряли. Сначала были обычные процедурные вопросы, потом злодей хитрил, пытаясь отвертеться, а когда это ему не удалось и впереди зловеще замаячила виселица, жестко уперся:

— Мне, ваше высокопревосходительство, все равно скоро помирать. Зачем же тогда рассказывать? Пусть уж все злодеяния и убийства со мной уйдут в могилу.

Тут бы как раз в тему была бы извечная сентенция — «суд учтет сотрудничество во время следствия» — но шеф жандармов понимал, что на преступнике очень много крови и, главное, император Николай I на злодее очень сердит. В общем Бенкендорф молчал, не желая лгать и создавать мнимые иллюзии пощады монарха, и подследственный тоже стал все чаще глухо молчать на задаваемые вопросы.

Увидев, кто пришел на допрос (они представились), Савин удивился (кто его арестовал, а теперь допрашивает!), но все равно продолжал молчать.

Хотя допрашивать таких молчунов Константин Николаевич умел хорошо, имея большой опыт еще в далеком теперь уже XXI веке. Так что плавали, знаем. С разрешения Александра Христофоровича он перевел ведение допроса на себя. Сразу же объявил:

— Наш монарший повелитель вряд ли помилует тебя, Савин, слишком много на тебе мерзости и невинной крови.

Арестант, забывшись, рванулся к князю, но железные массивные цепи его удержали. Надо ведь, а все-таки надеялся! Вот и хорошо, значит, необходимо дальше давить. Арестант же, поняв, что ему ничего уже не поможет, потух, сел обратно на металлическую, прибитую к полу табуретку.

— А вот ухудшить скорую казнь может, — как ни в чем не бывало продолжил князь, — ты ведь знаешь, наверное, в наше цивилизованное столетие простонародных преступников обычно вешают, виновных дворян, паче чаяния, — расстреливают. Тебе, как ты понимаешь, грозит петля. Легкая и скорая, в общем-то, смерть. Особенно, если шейный хребет сломается. Чихнуть не успеешь, как около святого Петра окажешься.

— Фу, пакость какая, — не выдержала Елена Федоровна, — князь, я бы попросила вас. Ведь рядом с вами сидит скромная девушка!

На этот раз Константин Николаевич не собирался ей уступать. Он на казенной службе и работает с кровавым преступником. Невинные же девушки могут идти под домашнее крылышко.

— А вас, сударыня, я бы попросил посидеть в приемной, — предложил он, — или, дежурная карета отвезет вас обратно. Да, Александр Христофорович? Если, конечно, своя пролетка вдруг сломалась.

— Разумеется, — поддержал князя Бенкендорф, — кроме того, секретарь в приемной может напоить вас чаем, сударыня! Не очень вкусный, зато горячий и пользительный.

«Фу, какие твердолобые мужчины», — надула губы Елена Федоровна. Она бы и сразу ушла, не дурочка, понимает, что злодей и жандармы будут говорить про кровь и грабежи невинных жертв. Но здесь сидел ее будущий любимый муж, а начавшийся допрос развивался так интересно, хотя и жутко.

— Нет, я останусь, — твердо решила вслух Елена Федоровна, а про себя продолжила: «А тебе я отомщу, мой любезный муж. Ты у меня замучаешься просить прощения, фу-у!».

Подождав немного и убедившись, что он победил (дома, скорее всего, они продолжат спор, причем на более яростной ноте) князь продолжил:

— Но ты сам себе сильно ухудшил ситуацию, разыграв легенду о вервольфе. А оборотней не вешают. Их жгут на медленном огне, чтобы дальше мучались. И, я слышал, многие любезные петербуржцы просят его императорское величество именно сжечь вервольфа, опасаясь, что, если его просто повесить, то он может вернуться с того света. Хочешь гореть?

Савин от таких извести еще более осунулся, снова завел свою песню:

— Да ведь мне все равно помирать…

И потом остановился, ясень перец. Умирать ему, похоже, очень не хотелось. Но еще больше не хотелось сгорать на медленном огне. Ибо, как уже говорил попаданец, в первом случае на виселице умирать будет быстро и почти безболезненно. Казнимый даже не задохнется, ему просто сломают кости шеи под весом собственного тела, тяжелым, как у большинства мужчин. Во втором же случае смерть окажется медленной и очень больной. Такой, что тебе самому захочется умереть поскорее.

Князь, конечно, имел возможность облегчить настрой преступника, но не торопился. и отнюдь не из садомазохизма, как вы можете подумать. Нет, злодей должен дойти до такого стояния, чтобы молить о помощи своих тюремщиков, а не кочевряжится. Именно для этого он постарался помочь бывшему трактирщику.

Я, — сказал он многозначительно, — не могу обещать за самого государя императора. Но я постараюсь уговорить его заменить казнь другим наказанием. Например, многократным публичным покаянием среди простого населения, а в начале на допросе. Но это может произойти только при полном твоем сотрудничестве с жандармским управлением.