Ненавижу тебя, Розали Прайс

Я выхватываю стопку виски, которая была предложена Гарри и выпиваю сам, пытаясь выпустить пар, но ничего не выходит. Бесполезно с этим бороться, мне плохо, мне плохо без нее.

— Ты выдал ее звонком, Веркоохен, не я. Ты заставил ее прятаться в комнате, а не бежать через лестницу, какой был план. Это из-за тебя за ней была слежка, и это ты привел ее на ринг, хвалясь ею перед младшим Хоффманом! Не смей переводить все стрелки на меня, когда сам утопился в этом дерьме! — спокойным голосом, но бурей нанес он удар своими словами, а я спрыгиваю со стула, схватив его за куртку и стащив на пол, чтобы быть равными.

— Плевать, я виноват. Да, я признаю, но зачем я тебя туда послал, скажи мне, черт тебя дери?! Ты не должен был ее отдать! Она должна была быть цела! — кричу я ему в лицо, тряся за шиворот, когда ноги еле-еле удерживают меня на весу, а в глазах мельтешат огоньки.

— Да цела она, цела! Какого черта ты сейчас творишь, Веркоохен? Ты должен сидеть там, ждать, думать о ней, а не напиваться, как старый пьяница до потери сознания! Ты должен каждую минуту быть там, а не в этом затасканном клубе, где полно гнили! Она пытается ради тебя, она открыла глаза ради тебя, а ты, как сукин сын, приперся сюда. Так не поступают мужики, а ты вбил себе что-то в голову, накрутил и сидишь, ноешь, распускаешь сопли, как девчонка! Соберись уже! — он вырывается и отталкивает меня, пока я не устойчиво нахожусь на ногах, удержав себя барной стойкой, но рядом валю стулья от такого толчка назад.

— Тогда зачем она звала тебя? Она считает тебя важнее меня? Ты что, трахал ее, пока вы были вместе?! Ты был с ней? — я накидываюсь на него, а Гарри, которого обескуражили слова, застывает, сделав из себя хорошую мишень, когда мой кулак встречается с его челюстью. Он отходит от меня, вытирая потекшую кровь из носа, а за тем одичавшее смотрит на меня, когда я готов был к новому удару, но алкоголь, что туманит рассудок, пошатнул меня, и я замахиваюсь в воздухе. В толпе послышались крики, а от нас отошли.

Вместо того, чтобы получить мой удар, Стайлс оказывает рядом с секундным мгновением, укладывая меня на лопатки, прижав к полу. Прошипев от зудящей боли головы, которая встретилась с полом, а так же всей спиной, я уже не могу противостоять, только ненавистно смотря на Гарри.

— Ты реально болван, Веркоохен, — рычит Гарри, которого я пытаюсь оттолкнуть, но вместо этого он прижимает меня к полу еще плотнее. — Я твой друг, и я бы никогда не прикоснулся к той, которую ты любишь. А ты ее любишь, брат, я знаю это и вижу. Ведь тот Веркоохен бы, никогда не пошел напиваться из-за девчонки. Он бы никогда не отшил другую. Он бы никогда не был трусом, коим сейчас ты и есть, — проговаривает он, а от его слов, мой гнев становится ярче и грознее, но он крепко держит меня, пока расслабленное тело алкоголем подчиняется ему.

Недалеко показалась охрана, но видя, как мы разговариваем, обескуражено остановилась, не зная, что делать дальше.

— Никогда. Не смей. Называть. Меня. Трусом. Стайлс, — внятно, громко и четко выговариваю я каждое слово, когда Гарри усмехается моей реакции.

— Уже лучше, Веркоохен.

— Уберись с меня, Стайлс, — шиплю я, дернувшись телом вперед, но не больше, чем надо было для того, чтобы встать.

— Как бы ты того не хотел, Нильс, я буду промывать тебе мозги, долго, да так, что ты быстрее встанешь раком, чем посмеешь заткнуть меня. Роуз ждет тебя, так что приводи себя в порядок, стань мужиком, а затем вернись в госпиталь на диван, ожидая ее разрешения.

Я тяжело выдыхаю. Как же он меня задрал!

— Ну, так что? — приподнимает он бровь, вставая с меня, а за тем поддает руку. Охрана расслабленно отходит от нас.

— Как только протрезвею, Стайлс, я так тебе врежу, что очнешься в том же госпитале, — раздраженно выговариваю я, но хватаюсь за его руку, встряхиваясь.

— Полегчало? — смеется он, вытирая кровь, которая не прекращает тоненькой струйкой течь с его носа по губе и подбородку.

— Можно было и без психотерапии, а просто треснуть, — я говорю зло, но на самом деле мне легче, даже дышать стало легче. На самом деле. Я беру свою куртку с пола, натягивая на себя.

— Можно же ударить разок утром? — насмехаясь, спрашивает Гарри.

— Я тебе руку выверну, придурок, — оскалился я, а он кладет руку мне на плече. Подтолкнув к выходу.

— Тебе надо в душ, Веркоохен. Несет от тебя, как от мусоропровода, — комментирует он, идя за мной, пока я безнадежно качаю головой. Но по губам протекает улыбка.

Может, он прав? Просто нужно время, подождать, совсем немного, а за тем я увижу ее? Свою любовь и головную боль? Как же я скучаю, как сердце мое скучает…

Я же лихорадочно и до горячки влюблен, по уши. Просто хотя бы глазком посмотреть, хотя бы немного, чуть-чуть, и прикоснуться разок, к губам. Таким пылающим, горячим, моим…

— Чего застыл? — ворчит Стайлс. — Идем пешком, тебе на пользу, придурок.

Я тихо усмехаюсь и, заплетаясь в ногах, иду за Гарри, в тишине, не переставая думать о той единственной, о той неповторимой и любимой мною девушки.

========== Часть 68 ==========

Нещадное утро наступает быстрее, чем я закрыла свои глаза, отдавшись сну со снотворным, которое убаюкивающее распространилось по телу. Но я вновь чувствую огонь, боль, жжение. С новым утром пришел страх c примесью боли. Не хочу чувствовать свое тело, когда оно пылает, я больше не могу мучиться, это нещадно.

Открыв глаза, когда в плече делали укол, который был знаком по ощущениям, я знала, что это мне поможет, но заскрежила зубами. Кол чувствительный. .

Надо мной был Пирс, озабоченно с жалостью смотря на меня, совсем слабо улыбаясь.

– Еще минуту, – уверяет он меня, а я, отдаваясь ощущением, пытаюсь встать. Не могу так лежать, чувствовать и терпеть, кожа касается постели и это отдается нестерпимым огнем. Когда это исчезнет? Когда мне станет легче? – Тебе лучше лежать, – предостерегает меня доктор, а я не обращаю на это внимания, приложив усилие, чтобы встать, слабо удерживая себя на дрожащих руках.

– Сколько мне еще тут быть? Сколько оно еще будет так нещадно болеть? Пирс, мне очень больно, – почти всхлипываю я, когда лекарство еще не подействовало, еще не забрало то пламя, которое меня охватывает через определенное время препарата, что медленно побежал по венам.

– Я могу поменять обезболивающее на другое. Но чтобы не нанести вред твоей беременности, он обладает особыми препаратами, то есть болезненной процедурой в несколько кубиков, но тогда тебе станет немного легче. Не обещаю, что заберет все ощущения, но ты сможешь свободно лежать.

– Ему точно это не повредит? – обеспокоенно спрашиваю я, опустив глаза в низ, на свой живот.

– Нет. Но тебе нужно много отдыхать, не нервничать и отменно питаться, иначе, ты угрожаешь ребенку выкидышем. Мы же не хотим этого, а, будущая мамочка? – бодро улыбается мне док.

Я нервно сглатываю, боясь представить, что такое возможно. Вправду испугавшись, я выдыхаю, посмотрев на доктора.

– Значит, я могу позавтракать? – через силу, я натягиваю ему любезную улыбку, и он кивает, тут же кинув взгляд на поднос, который уже стоял на тумбе. Но рядом я примечаю три книги, которые связаны голубой лентой. Это отвлекает все мое желание завтракать свежими и пахнущими булочками.