Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
Из книги на него набросилась громадная пепельно-чёрная собака. Дворецкий от испуга и неожиданности подался назад и выронил книгу. Страшный зверь не достиг своей цели – он растворился в воздухе, превратившись в клочья дыма мгновенно, как только выроненная стариком книга стукнулась об пол. В момент прыжка пса насмерть перепуганный Бартоломью успел увидеть перед собой лишь глаза жуткого зверя – большие, горящие, – и странную прозрачность его головы и всего тела. Только теперь, глядя на девственно чистые страницы лежавшей на полу книги, он понял, что то была не настоящая собака, а нечто похожее на призрака, который тем не менее напал на него, и неизвестно, что бы стало с дворецким дальше, не вырони он вовремя эту книгу.
Дрожа всем телом, вконец измученный Бартоломью рухнул на колени. Нет уж,
Зашвырнув её в самый дальний и пыльный угол своей комнаты, дворецкий, всё ещё не в силах подняться с колен от пережитого только что ужаса, с трудом дополз до своей постели, и, вскарабкавшись на неё, повалился пластом. И долго думал, за что Господь послал ему столько страданий за один день.
В конце концов он уснул со слезами на глазах, но и во сне покой не пришёл к нему. Сначала он увидел, как снова бежит за шаром, затем с ним разговаривал Мартемьян, который был кентавром и сам себя погонял кнутом, потом Аделаида испекла для него пирожки с кровью Гиса, а напоследок Анастасий украл у него книгу Гулсена и открыл её, в результате чего огромный призрачный пёс набросился на лакея и растворил его в себе.
Сновидения шли один за другим, и им не было конца. Они ужасали Бартоломью и мучили его, но он никак не мог проснуться. Но вдруг все эти кошмары куда-то исчезли, уступив место невыразимой по своей величавости тишине, которая сразу же успокоила возбуждённый переживаниями мозг старого дворецкого. Тишина обволакивала его страдающий разум и утешала своей добротой. Ровно до того момента, пока посреди этой тишины, как посреди луговой поляны, не возник Первый слуга Фреммор. Увидев его, Бартоломью не испугался, не затрепетал, но и не обрадовался, оставаясь в своём сне таким же спокойным и умиротворённым, каким до этого он был наедине с тишиною. Он знал, кто такой Фреммор. Тот, кто, появляясь во снах, не несёт в себе ни хорошего, ни плохого. Он выше этого. И если он приходит, его нужно внимательно выслушать, потому что Фреммор – помощник, но он не помогает тем, кто не полагается на самого себя и ждёт помощи от других, поэтому сам Первый слуга никогда не делает чего-то за других, только направляя их на верный путь, и ничего более.
Фреммор предстал во сне перед Бартоломью золотым крылатым стариком, лишь его длинные белоснежные волосы развевались позади и сверкали чистейшим серебром. Указав на него рукою, Первый слуга произнёс своим высоким величавым голосом:
«Подобный Мне! Ты не понял, в чём твоя сила!»
Это было скорее утверждение, нежели вопрос. И растерянный перед великим слугой дворецкий неуверенно ответил:
«О Великий Фреммор, покровитель всех слуг, как я могу узнать то, что подвластно лишь вам? У меня большое горе, и я не знаю, как мне быть. Довериться властям, или действовать самому».
Первый слуга незамедлительно ответил дворецкому:
«Подобный Мне, это твой долг! Твой хозяин больше не в долгу перед тобой, но ты свой долг ещё не исполнил до конца! Он расписался своей кровью в Великой Книге Гулсена, его долг оплачен, но ты не внял сегодня предупреждению Великой Книги!»
«Тот пёс-призрак был мне предупреждением? – поразился Бартоломью. – О Великий Фреммор, ваша мудрость безгранична! Я каюсь перед вами за то, что не смог разгадать весь тайный смысл ваших посланий через посланную нам Судьбою Великую Книгу Гулсена. Но не значит ли это, что мне нужно будет отправиться в королевство Гулсен для того, чтобы каким-то образом спасти моего хозяина?»
«Нет, подобный Мне, – отвечал Великий Фреммор. – Но ты лишил Хранителей Гулсена к себе доверия, испугавшись их сегодня. Знай и помни: они удостаивают тебя чести первым из земных людей принять их помощь. Но сегодня ты подорвал их доверие. Ты бросил Великую Книгу Гулсена, прервав выход Canis Adoriri, но ты можешь исправить свою ошибку. ИДИ И ПОВИНУЙСЯ!»
Последнюю фразу Фреммор произнёс так громко, властно и рассерженно, что Бартоломью сразу проснулся. И первое, что он вспомнил после сна, было то, что Первый слуга продиктовал ему некий текст вроде белого стиха или колдовского заклинания. Он не помнил, был ли этот эпизод во сне, но текст этот буквально стоял теперь перед его глазами.
Он даже мог, закрыв глаза, прочесть эти строчки от начала до конца.Справедливо посчитав, что не принимать всерьёз послание Фреммора будет равносильно смерти, он, шатаясь от слабости, поплёлся к брошенной в угол книге, по пути надев ливрею и безопасности ради застегнув её на все пуговицы. Ливрея была как раз подходящего цвета – синяя с серебряными галунами и чёрными рукавами на запястьях. Немного побаиваясь вновь увидеть страшный собачий призрак, Бартоломью вздохнул, поднял книгу, сдул с неё пыль и как-то даже любовно обтёр рукавом.
Было уже почти утро. Старик встал лицом к окну, так как посчитал, что призраку, наверное, будет мешать солнечный свет, когда он выйдет из книги. Фреммор чудно назвал Хранителя, подумал старик. Canis Adoriri, Пёс Атакующий. Но пусть даже это Хранитель Гулсена, чем он может помочь дворецкому? Ведь каким бы он ни был волшебным, всё равно это всего-навсего животное, – подумалось Бартоломью. Но если это воля самого Великого Фреммора, – что ж, более чем стоит его сейчас послушать.
Стараясь говорить как можно тише, чтобы не привлечь к себе внимание своих подопечных, которые наверняка не спят, дворецкий, закрыв глаза и держа книгу перед собою на вытянутых руках, начал читать нараспев те самые строки, которые послушно стояли у него перед глазами:
– Взываю к Тебе,
О Вечный Canis Adoriri,
О Верный Canis Adoriri,
О Древний Canis Adoriri!
Приди ко мне, воспрянь ото сна,
Разъярённый Пёс, Пёс Атакующий!
Придай мне сил и помоги в моей беде!
Ты, великий бдительный страж,
Живущий в Бесконечности Гулсена,
Своим рыком уподобленный Льву,
Защитник всех слабых и униженных,
Прошу Тебя о помощи,
О Не Знающий Страха Canis Adoriri,
Разъярённый Пёс, Пёс Атакующий!
Ты служишь Великому Льву Благородному,
Как и я, о Преданный Canis Adoriri,
И мы с Тобой в этом единокровны, единоцельны.
Приди же ко мне, помоги в беде,
О Вечный Canis Adoriri,
О Верный Canis Adoriri,
О Древний Canis Adoriri!
Разъярённый Пёс, Пёс Атакующий!
Приди, приди, приди!!!
При последних словах Бартоломью книга в его руках открылась. И снова с тех же страниц ему в лицо устремилась страшная чёрная масса, – только на сей раз дворецкий даже не дрогнул. Сбитый с ног прыжком огромной пепельно-чёрной собаки, он теперь лежал на земле. Пёс стоял на нём своими длинными крепкими лапами, глядя ему прямо в глаза и тяжело дыша поджарыми лоснящимися боками. Однако пасть у него была закрыта, и ни малейшей крупицы агрессии не было в его поведении. Боясь шелохнуться, Бартоломью неподвижно лежал, глядя, как в собачьих зрачках отражается его собственное испуганное лицо, и вдруг уловил в этих звериных глазах что-то очень осмысленное, словно глаза эти были вовсе не собачьими, а человечьими. И не только глаза, но и всё остальное выражение морды этого исполинского пса неизвестной породы было каким-то иным, нетипичным для обычной собаки. Этот пёс буквально заставил Бартоломью открыться перед его взглядом, позволяя собачьим глазам заглянуть в человеческую душу, с которой теперь этот пёс, казалось, считывал информацию, впитывая её в себя для того лишь, чтобы понять, что за человек вызвал его сейчас; имел ли он добрые к тому побуждения, или же его душа черна как головешка и он не достоин ни секунды внимания Стража и Хранителя Гулсена.
Бартоломью не мог знать, загипнотизированный взглядом собаки, что как раз в эту минуту пёс выясняет, кто он такой. И будь Бартоломью человеком с тёмными помыслами, Страж королевства покончил бы с ним в одно мгновенье. Но старик думал сейчас о том, как ему звать этого пса. Он ведь на самом деле не призрак, как понял теперь дворецкий. Просто в прошлый раз он слишком быстро среагировал и выронил книгу, и пёс просто не успел в тот раз до конца сформироваться в процессе «телепортации» сюда. И наверняка отзываться на обычную собачью кличку не станет, посчитав это по меньшей мере унижением. И решил попробовать звать его Атакующим, переведя латинское название на английский манер. Но даже и думать не смел быть выше этого пса. Скорее всего, подчиняться-то придётся как раз ему, а не собаке.