Непознанный мир (цикл повестей)

Поэтому Гис, услышав извинения Бартоломью, испуганно поспешил оборвать его.

– Что ты, что ты, Барти, я и не думал на тебя сердиться! – горячо заговорил он, положив руки на плечи дворецкого. – После всего того, что ты для меня сделал – никогда! Это я должен просить у тебя прощения за то, что так искалечил тебя!.. Нет, не возражай – ты страдал всю свою жизнь только из-за меня, принимая мучения ради того, чтобы я жил. И теперь я чувствую, что моя жизнь никому не нужна в этом мире – она слишком никчёмна теперь, ведь я никому никогда не делал добра на этом свете…

– Что вы, сэр, она мне нужна! Мне! – попытался успокоить хозяина старик. – И вы вовсе не такой плохой, каким себя считаете, сэр! Не говорите так! Я не смогу без вас существовать, сэр, это правда! И никогда я не страдал из-за вас, – наоборот, я был счастлив всю свою жизнь, и никто другой не сделал бы её такой счастливой! Я рад, что моя жизнь прошла именно рядом с вами, а не с кем-нибудь другим. Я благодарен за это Небесам, благодарен бесконечно! Поэтому вам нет никакой причины на себя наговаривать. И вины вашей ни в чём я не вижу. Все беды уже позади, разве это не так? Наша страна сумела остановить «Божьих праведников», и в этом главная наша победа, сэр!

– Да, но не моя, к сожалению, – чуть не плача, ответствовал герцог, низко опустив голову. – Несмотря на то, что наша страна вышла победительницей из этого противостояния, ты навсегда теперь носишь возле сердца их отпечаток, Барти. А я, ничтожный аристократ, даже не могу тебе помочь освободиться от этого опасного прошлого…

– Перестаньте, сэр, – возразил Бартоломью. – Вы не всесильны, и никто не всесилен, кроме одного Господа. И то, что мне не смогли помочь ни в одной клинике мира, только доказывает это. Я не страдаю, сэр, не страдаю, и не напоминайте больше себе об этом. У меня десятки подобных ран, а эта рана не страшнее любой другой на моём теле… Я проживу ещё долго, сэр, на радость вам. Верьте мне, пожалуйста, верьте!..

Гис хотел было вновь возразить ему с ещё большим отрицанием, но не смог. Пытаясь взвалить всю вину на себя, каждый из них невольно отрекался от собственной жизненной роли, не понимая в итоге, кто же он на самом деле другому – слуга или господин? И кто ему тот другой? Невероятная преданность и самопожертвование торжествовали в них обоих, поэтому никто из них не желал быть невиновным в страданиях другого. Но в какой-то момент Гис понял, что понапрасну начал этот диалог, и что Бартоломью всё равно никогда не примет его пустых извинений. Они в полном молчании покинули парк, стараясь больше не вспоминать о том, о чём они в этот день говорили, в том числе и книгу, и «Божьих праведников».

Но все их испытания были ещё впереди.

Герцог Гис жил в замке один, не считая прислуги. Как-то так сложилось, что он не смог завести семью. Похоже, ему нравилось проводить время одному, и этой своей привычке он изменять никак не желал.

Помимо Гиса и Бартоломью в замке жили ещё трое: старый лакей Анастасий, конюх, он же кучер Мартемьян, и его жена Аделаида, которая была кухаркой. А всё потому, что Гис не любил, когда в доме много слуг – у его деда их было великое множество, у отца – гораздо меньше, а сам он уже не нанимал новых людей, тем паче что вовсе не обязательно было содержать в чистоте и порядке весь замок – только холл, трапезную, и пару комнат герцога. С этим вполне могла справиться и пара человек. Гостей же Гис приглашал к себе очень редко, поэтому жилось здесь прислуге комфортно и привольно. Гис очень жалел старого одинокого Анастасия, который постоянно попадал в разные нелепые бытовые ситуации, и до сих пор не мог смириться со смертью жены, хотя та умерла лет сорок назад. С тех пор Анастасий, оставаясь верным вдовцом, так и не женился, и детей у него не было.

Бартоломью очень любил вспоминать об их общем прошлом, особенно часто напоминая герцогу о том дне, когда он родился.

– Ах, сэр, – со страстью в голосе и придыханием рассказывал он. – Когда вы появились на свет, я был первым из всех слуг, кто держал вас на руках! Да-да, сэр, мне доверили вас первому, и это было тогда высшим знаком признания для меня и высшей наградой. Ваш отец, сэр, доверял мне и ценил меня больше всех в замке!.. Ах, сэр, видели бы вы это! – продолжал он с усиливающимся восторгом в голосе. – Вы были тогда таким крохой, таким милым маленьким человечком, что я не удержался и зарыдал во весь голос, целуя вас в головку, и прижал вас к своей груди, и всё повторял: «Мой маленький господин, мой маленький господин…» – Он утёр слёзы, навернувшиеся ему на глаза из-за радостных воспоминаний. – Помню, ваш отец очень рассердился на меня за это – испугался, что я нечаянно поврежу ваше хрупкое тельце, – отнял вас у меня и дал госпоже герцогине, вашей матери, – но, я знаю, после этого случая он нисколько не потерял ко мне своего доверия. И тому пример то, что он меня потом не выгнал из замка.

Бартоломью не забывал повторять эту историю герцогу каждый год в день его рождения, чтобы, как казалось дворецкому, его хозяин не забыл, что рядом с ним живут те, кто его очень любят и никогда не предадут, и хотел, чтобы у Гиса не было ни малейшей причины усомниться в любви и преданности ему дворецкого и всех остальных своих слуг. Но Гис и не сомневался. Более того, вскоре он получил лишнее тому подтверждение, – к сожалению, уже не столь безоблачное, как рассказы о своём рождении. А верному дворецкому пришлось вновь встать на защиту своего господина.

Прошло уже двадцать пять лет с момента победы над «Божьими праведниками». Англия не позволила им сломить себя и идти дальше, чтобы захватывать и другие страны Европы. Но никто не знал, что на самом деле они многолики, а тогда была уничтожена лишь одна из нескольких их группировок. И даже название «Божьи праведники» не было у них единственным. Но назвать всю эту преступную сеть бунтовщиков каким-то единым словом было всё же можно, хоть это слово и не говорило о том, что все они до единого занимались этого рода деятельностью. Скорее, одна треть из их общего числа промышляла подобными делами. Эта треть была верхушкой всего сообщества «Божьих праведников» и руководила всеми их действиями. Эти люди не являлись боевиками, они увеличивали численность своих сторонников, делая «армию» последователей ещё больше и копя силы с того самого дня для новой попытки свержения власти в Великобритании.

Эти люди назывались сектантами.

Они ходили по улицам Лондона, внешне ничем не привлекающие к себе внимание, и заговаривали прохожих, которые затем, поддавшись на их лживые речи, приходили в назначенный день и час в определённое место, и там их продолжали обрабатывать уже другие люди. Попавший под их влияние человек брал в руки оружие, и, забыв о своих родных и близких, шёл за сектантами, подчинённый их воле, и слушал их «проповеди» о мире без власти и жизни без угнетения. Таковой была деятельность непобеждённых «Праведников» в подпольной Англии. И то, что все лондонцы о них давным-давно позабыли, было им только на руку.

И вот как-то раз один из них во время своего очередного рейда по набору будущих сообщников и единомышленников встретил в Гайд-парке прогуливающихся, как всегда в это время, Гиса и Бартоломью. Он прошёл бы мимо, так как «Божьи праведники» не брали в свои ряды представителей дворянства, а лишь простой, угнетённый, недовольный своей жизнью (с подачи сектантов) народ, но тут его взгляд остановился на Бартоломью. Сектант узнал его. Именно он двадцать пять лет назад ворвался в замок Гиса и ранил дворецкого, думая, что убил его, а после победы над ними Англии остался жив, став одним из организаторов подполья. Не узнать Бартоломью он не мог – слишком уж бросались в глаза все его шрамы, как и тогда, двадцать пять лет назад, когда он пытался застрелить дворецкого.

В сектанте вспыхнула неимоверная ярость. Так этот прислужник аристократии остался жив! И обманул его! Ну что ж, если он полагает, что спасёт себя и своего хозяина и в этот раз, то глубоко ошибается! Не силой, так хитростью!..

И сектант остановил Гиса.

Как всегда, его ловушка сработала – герцог не был таким осторожным, как его дворецкий, и слушал внушившего ему доверие человека весьма и весьма внимательно, и даже, как показалось самому сектанту, с пониманием и сочувствием. Сектант, разговорив доверчивого Гиса, не предпринял ни единой попытки разговорить и Бартоломью, поскольку, во-первых, он боялся, как бы дворецкий его не узнал, а во-вторых, для исполнения своей мести достаточно было обработать одного герцога, и тогда он со временем сам погубит своего слугу. Бартоломью же не поддастся на его речи, сектант чувствовал это. И потому он в конце своей «встречи» вручил Гису аудиодиск, сказав на прощанье, что, если его заинтересует та информация, которую он передал ему на диске, а также его рассказ о своём сообществе, Гис может придти и вступить в него. Герцог тепло поблагодарил сектанта, и тот удалился.