Непознанный мир (цикл повестей)

Бартоломью был крайне насторожен появлением этого типа. Он стал мучительно вспоминать, где раньше мог его видеть, да так, к сожалению, и не вспомнил. И был крайне недоволен тем, что его хозяин вообще обратил внимание на сию подозрительную личность. Но спорить с Гисом он, конечно, не посмел бы, и теперь только тревожно поглядывал по сторонам, опасаясь, как бы ещё кто-нибудь подобный им не повстречался. А герцог, придя домой и даже не поужинав, сел слушать подаренный сектантом диск. Что было на нём записано – это знали лишь сектанты, нам же не дано об этом узнать никогда. Только после этого Гис вдруг резко изменился. Он стал рассеянным, раздражительным, забыл о еде и обязательных прогулках в Гайд-парке, чем сильно встревожил Бартоломью, который прилагал теперь все усилия к тому, чтобы герцог не умер с голоду и не сидел целыми днями в своей спальне, слушая проклятый диск.

Но Гис ничего не замечал вокруг. Он гневно кричал на дворецкого и прислугу, если они появлялись в его покоях, отказывался от еды, и, в конце концов, почти потерял сон, по целым ночам просиживая за прослушиванием сектантского диска.

Заметивший это Бартоломью многократно пытался под разными предлогами заставить герцога покинуть спальню и за это время уничтожить проклятый диск, под непонятное влияние которого попал его хозяин, но всё оказалось бесполезно. Гис был буквально прикован к своему компьютеру, через который он слушал диск. И Бартоломью ничего другого не оставалось, кроме как плакать от собственного бессилия.

– Лучше бы я сразу уничтожил этот диск, – сказал он как-то Анастасию за ужином. – А если б знал, что так случится, вообще не подпустил бы к нему того типа! Ох, чуяло моё старое сердце, что что-то тут не так. Ведь тот человек мне сразу не понравился.

– Не кори себя, Барти, – мягко отозвался старый лакей. – Ты всегда думаешь о самом плохом и из-за этого чересчур опекаешь нашего хозяина. Впрочем, я согласен с тобой. С этим надо что-то делать, иначе всё зайдёт слишком далеко.

– УЖЕ зашло, – перебил его дворецкий и резко встал из-за стола. – Анастасий, я намереваюсь силой отобрать у него этот диск. Пусть даже он накинется на меня подобно дикому зверю, мой долг – спасти его, и я уничтожу эту вещь у него на глазах!

У лакея округлились глаза. Он с ужасом взглянул на дворецкого.

– Барти, ты спятил?! – в страхе прошептал он. – Подумай, не сделаешь ли ты только хуже? Сам ведь знаешь, насколько он одержим этим диском! А если ещё и узнает, что диск уничтожил ты, жизнь в аду нам всем обеспечена!

– Знаю, – недовольно бросил в ответ старик. – Но это единственный выход. И действовать нам необходимо прямо сейчас.

– Ты хотя бы перво-наперво посоветовался с Мартемьяном и Аделаидой, – сделал попытку отрезвить его Анастасий. – Может, они подскажут тебе более безопасный способ…

– Что мне до них! – сердито отрезал дворецкий. – Как будто я сам не в состоянии трезво рассуждать. Мне не нужны советчики, и прежде всего потому, что на всякого рода совещания уже не осталось времени. Господин ничего не ест уже три дня! Куда мы придём, если будем и дальше тянуть время? Сейчас я уложу его в постель, а когда он уснёт, начну искать диск в его спальне.

– Барти, это довольно рискованно, – предупредил Анастасий, вставая.

– Риск – дело благородное, – ответил на это старый дворецкий.

– Вот именно, – строго произнёс лакей. – А значит, не наше это дело.

– «Не наше дело»?! – вспылил Бартоломью, подавшись вперёд. – Значит, тебя, меня и всех остальных забота о господине не касается, так, что ли? – Он сделал грозный шаг вперёд в направлении немного струхнувшего Анастасия, который теперь медленно отступал к выходу. – Что ж, можешь считать, что я тебе больше не друг! Но если ты посмеешь доложить о моих намерениях господину, я позабочусь о том, чтобы твоя жизнь здесь превратилась в настоящий ад!

С этими словами он развернулся и вышел, оставив Анастасия один на один с нервической икотой.

Вечером Бартоломью, уложив Гиса в постель и получив от него за поздний к себе приход пару подзатыльников (чего в жизни дворецкого никогда ещё не случалось), удалился к себе.

Близилась полночь. Бартоломью знал, что хозяин обычно очень быстро засыпает, но всё равно волновался. Он никогда не позволял себе самовольничать в покоях герцога, да ещё ночью, словно какой-то вор. Но иной альтернативы всё равно не было, и старик, как только часы в холле пробили полночь, прокрался босым к спальне Гиса, и, затаив дыхание, переступил порог.

Пока всё было тихо, лишь тиканье настенных часов нарушало тишину. Бартоломью, очень осторожно ступая по мягкому ковру, пробрался к письменному столу в дальнем конце комнаты, миновав задёрнутую пологом постель господина. Оказавшись перед столом, старик включил припасённый фонарик и медленно обвёл им поверхность стола. Почти сразу же он увидел диск, спокойно лежащий на стопке исписанной бумаги – Гис не потрудился его спрятать, полагая, наверное, что никто не посмеет тронуть что-то с его стола не только ночью, но и днём. И это было правдой – герцог с того самого дня, как стал слушать диск, не пускал никого в свою спальню, так что еду ему приходилось оставлять под дверями. Но он почти не прикасался к ней, из-за чего всего за пару недель страшно похудел и стал ещё более раздражительным, чем до этого времени.

Обрадованный удачей Бартоломью схватил диск и спрятал его во внутренний карман своей ливреи. Затем, направив свет от фонаря к выходу, стал тихонько двигаться обратно.

Проходя мимо постели Гиса, он вдруг остановился, вспомнив, что его хозяин страдает храпом, а тут он почему-то спит спокойно. Старика тут же пронзила ужасная догадка, и он замер как вкопанный: а вдруг герцог ещё не уснул и всё это время наблюдал за его воровскими действиями? Ну что ж, «кража века» провалилась и надо сдаваться, а то будет только хуже, если он, Бартоломью, сейчас отсюда уйдёт.

Тяжело вздохнув, старик отодвинул фонарём ткань полога, собравшись покаяться перед господином за все свои грехи, и даже вытащил из кармана диск, чтобы хозяин сразу увидел его замыслы. Но кровать, как только на неё упал свет фонаря, оказалась пустой!

Бартоломью едва не закричал. Где герцог? Куда он пропал?

И тут же новое предположение заставило его задрожать ещё сильнее. Хозяин мог выйти по нужде, а значит, сейчас он придёт сюда, откроет дверь и увидит своего дворецкого во всей красе, – застигнет, так сказать, на месте преступления. А это было ещё хуже, чем первое предположение Бартоломью.

Старик испуганно заметался, не зная, куда ему спрятаться. Однако, взяв себя в руки, он спешно положил диск на прежнее место на столе, а сам с опаской выглянул за дверь, открыв её ровно настолько, чтобы можно было с относительной для себя безопасностью, не боясь быть замеченным извне, обозреть коридор.

Слава Богу, коридор был пуст. Обрадованный дворецкий тут же выскользнул наружу, и, обувшись, быстрым шагом направился к себе, в любую секунду ожидая услышать впереди знакомый шум шагов.