Непознанный мир (цикл повестей)
Шрифт:
– Тсс, Джеймс! – шикнул на него старик. – Я слышу какой-то шум. И будь я проклят, если это то, о чём я подумал.
Он вынул ногу из стремени, но лишь затем, чтобы в следующий момент вскочить на Грома с лёту. Выражение его лица в одно мгновенье переменилось, исказившись страхом и отчаянием.
– Скорее, Джеймс! – неистово крикнул он, шпоря коня. – Это машины лорда! Уходим!
Джеймс прыгнул в седло пегой кобылы лорда по кличке Молния и рванулся вслед за Уинстоном. Теперь и он более чем отчётливо слышал нарастающий гул в небе.
Воины Лайтенвуда! Они нагнали их!
Крылатые механизмы застили солнце. Они с бешеной скоростью летели над лесом, словно настоящие драконы, высматривающие жертву.
Скрытые
– Пришпорь лошадь, Джеймс! – что есть мочи выкрикнул Уинстон. – Они собираются поджечь лес!
Одного взгляда, брошенного вверх, Уинстону было достаточно, чтобы понять это: из пасти каждого из механических драконов торчало по огромному пылающему копью. И словно бы услышав призыв Уинстона, эти копья один за другим со скоростью полёта стрелы устремились вниз.
Уинстон понимал, что их воины не видят. Они намеревались поджечь лес с целью вытравить оттуда дракона и его хозяев, поскольку местные жители уже сообщили им о том, что в окрестностях сандерлендского леса видели ночью в небе очертания большого крылатого дракона, который якобы поднял дикий шум и до смерти перепугал ближайшее к лесу поселение крестьян, отчего его жители не спали всю ночь и вооружились вилами и другим холодным оружием, опасаясь за свои жизни, и готовые в случае чего их защитить. И, разумеется, это известие лишь подстегнуло решимость лорда Лайтенвуда расправиться с драконом, и теперь он видел своего крылатого врага везде и всюду, и именно поэтому он, решив проверить правдивость рассказов сандерлендцев, решил выжечь ту часть леса, где «видели» и слышали дракона.
К несчастью, Уинстон и Джеймс по милости рока скакали как раз в том районе, где прошлой ночью остановился Смерк. И теперь они неистово гнали своих лошадей, не имея никакой возможности предупредить своего лорда о том, что он, сам того не ведая, сейчас испепелит двух своих слуг и любимых лошадей.
Гром и Молния неслись вперёд подобно стреле. Почуяв запах дыма, они мчались изо всех сил, и их уже не надо было понукать.
У Уинстона бешено колотилось сердце, а страх обуял его и Джеймса с головы до пят. Повсюду падали пылающие копья. Они врезались в землю, в стволы деревьев, тут же поджигая всё вокруг. Их становилось всё больше и больше, и этот огненный дождь не прекращался ни на мгновенье.
Гром ускакал далеко вперёд, оторвавшись от Молнии настолько, что она почти пропала из виду, но Уинстон этого не заметил. Он не оборачивался и гнал жеребца из последних сил, едва уворачиваясь от горящего частокола вонзившихся в землю копий. И лишь когда они почти перестали падать, старик натянул поводья взмыленного Грома, и крикнул:
– Стой, Джеймс! Кажется, опасность миновала.
Обернувшись назад, Джеймса он не увидел. Гром фыркал и храпел, чуя дым, наполнивший воздух, и, нервно переступая копытами, порывался бежать прочь.
– ДЖЕЙМС!!! – закричал во всё горло встревоженный ни на шутку Уинстон.
Он проскакал немного назад – дальше Гром упёрся и заржал, встав на дыбы – вероятно, лес уже вовсю горел.
Внезапно сердце в груди Уинстона заколотилось: Джеймс, наверно, оказался в плену огненного кольца и не может выбраться!
Нужно было спешить на помощь. Но как, если Гром упирается?
Уинстон спрыгнул с коня и побежал. Он знал, что идёт на верную гибель в огне, но долг старшего и совесть гнали его вперёд. Нужно было помочь конюху спастись, если он ещё жив. В конце концов он, Уинстон, втянул его в столь опасное
путешествие, а значит, кроме него, Джеймса спасти больше некому.«Это я, старый дурень, во всём виноват, – ругал себя на ходу Уинстон. – Я потерял его словно мелочь какую-то… Нет мне прощения, дураку, нет!..»
Он бежал, задыхаясь от дыма, спотыкаясь о камни и коряги, бежал, обегая горящие копья и перепрыгивая через огонь, пока от резкой боли в груди не свалился наземь. Свалившись, он замер, чутко прислушиваясь к самому себе и боясь снова почувствовать эту боль. Но почувствовал он лишь глубокую душевную растерянность, сильнейшее раскаяние и укор самому себе за то, что не смог уберечь Джеймса. И теперь, лёжа на нагретой воздухом земле, он, пытаясь справиться со своей слабостью и страхом, вызванным ею, поднял голову и из последних сил хрипло выкрикнул:
– Джеймс…
Старый слуга не узнал своего голоса, до того он был тих и жалобен. Уинстон в отчаянии уронил голову… И услышал слабые толчки в земле. Сперва он подумал, что это стучит его старое сердце, однако стук становился всё громче, и посреди треска приближающегося пожара он услышал тонкое лошадиное ржание.
– Джеймс… – одними губами, но с воскресшей надеждой простонал старик, узнав голос Молнии, но в ответ ничего не услышал. С усилием он открыл глаза… и увидел Молнию. Но на спине у неё никого не было. Лошадь, ещё издали увидев знакомый ей силуэт человека, в надежде рванулась к нему, надеясь, что он выведет её из горящего леса.
Подбежав к лежащему на земле Уинстону, Молния принялась толкать его мордой в бок, побуждая подняться.
С первого же взгляда на лошадь старый лакей понял, что произошло.
Спина Молнии была вся в крови, перемешанной с сажей и копотью. Поводья были порваны, а седло съехало набок. Лошадь была в мыле и, наверное, долго бежала, гонимая страхом, через стены пламени по следам Грома.
Страшная мысль словно огненное копьё пронзила Уинстона: Джеймса сбило с лошади одним из этих смертоносных «факелов», и, видимо, удар был настолько сильным и мгновенным, что конюх так и не смог понять, что же его ударило. Поводья натянулись и порвались. Кобыла резко встала, и Джеймс с размаху вылетел из седла, сражённый в одно мгновенье. А Молния помчалась прочь. Только этим можно было объяснить и залитую кровью лошадь, и съехавшее набок седло, и порванные поводья. Несомненно, это был удар копья. Страшный, сокрушающий насмерть удар.
Джеймс не смог бы выжить после такого удара. И никто бы не смог, даже закованный в броню огнедышащий дракон.
Уинстон громко и горько зарыдал, не поднимаясь с земли и не стыдясь своих слёз. Шум механических машин лорда, улетевших далеко вперёд, уже давно затих вдали. Лес горел, и огонь всё ближе и ближе подбирался к нему. Но Уинстон всё лежал и не слушал неистовое ржание испуганной кобылы. Он хотел умереть здесь, за то, что из-за него погиб его и Уоллфрида друг и их товарищ по службе. Однако его сознание отрезвил его долг: поиск Уоллфрида.
Нужно найти старика и рассказать ему обо всём. О том, что лорд Лайтенвуд больше не их хозяин. Что он слишком безумен в своём стремлении уничтожить драконов. Настолько безумен, что уничтожает всё вокруг, чтобы достигнуть своей святой, как он полагает, цели. И, наверное, если он узнает о том, что сегодня одно из его смертоносных орудий отняло жизнь у его верного слуги, вряд ли будет об этом печалиться, как печалится и бьётся в душевных терзаниях и бессилии он, Уинстон.
Собравшись с духом, старый лакей приподнялся, уцепившись за болтающееся под седлом стремя, и подтянулся. Ноги его дрожали и не слушались. Почти почерневшая от копоти ливрея превратилась из бело-золотой в грязно-серую, а волосы буквально почернели от сажи и пепла. С трудом поправив седло и забравшись на Молнию, Уинстон поймал оборванные концы поводьев и, распластавшись по спине кобылы, направил её прочь из леса.