Неправильный разведчик Забабашкин

Я же намеревался сделать так, чтобы вся эта вода, как и прежде беспрепятственно поступала на борт, но остановить эту подачу, скажем — перекрыв кран или даже закупорив отсек, было невозможно. Запущенный мной процесс должен был быть необратим и фатален для тяжёлого крейсера. И чтобы всё получилось как раз и надо было всё это дело взорвать ко всем чертям. Конечно, будь у меня время и необходимый инструмент, всё намеченное к уничтожению сантехническое оборудование можно было бы и по винтикам открутить и разобрать. Но вот в текущих реалиях вряд ли мне кто-то на «Шеере» дал бы это сделать. А потому гранаты, гранаты и ещё раз — гранаты!

Что же касается подсобника, и его дальнейшей судьбы по окончанию операции, то я пока ничего не решил. Знал только, что держать всё это время я его буду у себя на виду, и если тот только дёрнется, то сразу же закончу его неправедный жизненный путь.

Пока же, тот вёл себя вполне нормально. И когда я ему озвучивал детали своего плана уничтожения, послушно кивал и даже один раз проявил инициативу, предложив взорвать ту самую пресловутую крюйт-камеру.

После такого предложения я даже немного дрогнул, и хотел было попробовать мотивировать визави парой-другой лозунгов, дабы определить его на роль камикадзе. Но потом от этой идеи отказался.

А всё потому, что если бы даже мне удалось захватить главный пороховой погреб и, оставив этого суицидника там, самому благополучно слинять, то было совершенно не факт что в последний момент немчик не испугается, не захочет жить дальше и не потушит тот самый условный фитиль, который должен будет сделать большой «бадабум»! Рисковать я не мог. Уж слишком много потратил сил, чтобы пустить в последний момент всё это дело «коту под хвост». Поэтому поблагодарил случайного попутчика за идею и отверг её, как маловероятную искренне наврав:

— Думаю, русские диверсанты этот ход предусмотрели и сейчас их там видимо-невидимо.

Одним словом, работать было решено по ранее придуманному плану, который мы начали осуществлять не со слома и взрыва трубопроводов и кингстонов, а с уничтожения межотсечных дверей.

— Это нам нужно для того, чтобы диверсанты нас тут не заблокировали. А также для того, чтобы вода распространялось как можно быстрее, — пояснил я и кинул первую гранату рядом с открытой дверью, ведущей в машинное отделение.

— Бабах! — жахнула первая колотушка.

Так как мы спрятались за углом, кроме небольшого дискомфорта в ушах никакого другого негативного последствия для организмов от взрыва не ощутили.

— Вроде бы нормально, — сказал немец, посмотрев сквозь свет фонаря на развороченный дверной проём и повисшую на одной петле дверь.

— Сойдёт, — согласился с ним я, и мы двинулись вперёд.

После взрыва нескольких дверей сосредоточились на «десерте» — одной гранаты хватило на то, чтобы установка приёма забора забортной воды превратилась в груду металла, а из связанных с ней труб полилась эта самая вода.

Мы шли из помещения в помещение, и уничтожали все трубопроводы, открывали кингстоны затопления, кингстоны для набора воды конденсатору, опреснителю и противопожарной системе.

Живых членов команды, кроме меня с непонятным «гансом», на этой палубе уже давно не было. И за всё то время, что мы занимались откровенным вандализмом (а это было не менее пяти минут) никто нас так и не потревожил.

Вытащил гранату, открутил колпачок, дёрнул за шнурок, активировав запал, кинул, взрыв. Посмотрел в повешение, убедился, что трубопроводы повреждены, а в руках уже отвинченный колпачок следующей гранаты… и так без остановки: взрыв! Взрыв!! Взрыв!!!

Темп я задал нешуточный. Мы шли от кормы корабля к центру словно сеятели, разбрасывая вместо семян гранаты и оставляя за собой бьющие из всех труб и щелей фонтаны воды.

Вначале мы опустошили те запасы, что были при мне, а после этого, оставив в вещмешке лишь пяток колотушек стали освобождать от груза моего невольного попутчика.

В какой-то момент я понял, что гранат у нас не бесконечное, а очень даже конечное количество и решил сосредоточиться на правом борту, исходя из того, что если хотя бы один борт наберёт доставочный объём воды, то для того, чтобы пойти на дно, судну этого хватит.

Взорвав очередную трубу, удивлённо отметил, что мы уже прошли, чуть ли не весь корабль, дойдя до носа. К этому времени на палубе, на которой мы находились, воды стало уже по колено.

— Всё! Тут закончили. Теперь, давай-ка, переходим наверх. Гранаты у нас пока ещё есть, так что поработаем там, — скомандовал я.

Пропустил немца вперёд. Мы поднялись на палубу выше и принялись заниматься тем же — рвать все трубы, что только попадались нам на глаза.

Открыв дверь очередного отсека, увидел, как к нам, держа оружие и фонарики в руках, бежит пять немецких матросов. Решив, что сейчас общение будет лишним, сразу же выпустил в них очередь из MP-40. Освободив таким нехитрым образом проход, закинул гранату в сторону ранее присмотренной трубы, что шла параллельно борту.

Помощник, в ожидании взрыва присел, закрыв уши руками и открыв рот. Я тоже инстинктивно вжал голову в плечи.

Раздался взрыв, и из разорванного трубопровода полилась вода.

— Идём дальше. Ещё немного осталось, — сказал я, показывая направление.

— Подожди, — неожиданно подал голос спутник.

— В чём дело?! У нас нет времени! Останавливаться нельзя! Дорога каждая секунда.

— Да подожди! — Он смотрел вниз и спросил меня: — Видишь?

— Нет. Что там? Обычные мёртвые диверсанты.

— Не диверсанты это!

— Да диверсанты. А кто ж ещё? Пошли дальше!

— Да подожди, говорю. Ты это, как там тебя зовут… Ты, по-моему, что-то не то делаешь, — огорошил меня тот.

— Это почему? — удивился я, вытаскивая из-за пояса пистолет.

— Те, кого ты сейчас застрелил, вроде бы наши были.

— Да ладно?! Не может быть! Ты что-то путаешь! Я в наших не стреляю!

— Точно тебе говорю. Этого, — он приблизил фонарь к лежащему на палубе телу, — я даже знаю. Это Юрген.

— Ну и что?

— Как что?! Это же немецкий матрос! Он не может быть диверсантом. Не может! Так что ты не правильно его убил.

— Правильно-неправильно… не о том говоришь, — отмахнулся от его переживаний я. — Сам понимаешь, дело у нас серьёзное. Так что нет ничего удивительного в том, что иногда случаются накладки. Знаешь пословицу: «Лес рубят, щепки летят»?

— Нет.

— А зря, ведь это как раз наш случай. Так что забей…

— Но — это же Юрген!

— Да что ты заладил: Юрген, Юрген… Хрен с ним с твоим Юргеном. Его уже нет. Он уже давно в котле с кипящим маслом варится, да тебя дожидается.